Глава 14 прощение
Тишина в зале была живым, давящим существом. Она пульсировала в висках Артёма, вторила стуку его сердца. Он стоял, прикованный к тому месту на полу, где, ему чудилось, всё ещё стояло серебристое, ртутное отражение из зеркала. Отражение её сгорбленной спины, искажённой странным, не материнским стоном.
Его ватные ноги понесли его на кухню. Свет от лампы над раковиной упал на стакан, отблеснув холодным, металлическим бликом. Руки тряслись. Ледяная вода не смыла ком позора, стоявший в горле. Позора за неё. За себя.
Он услышал скрип. Тихий, робкий. Не дверь, а пол.
В проёме, окаймлённая слабым светом из окна, стояла Светлана. В старом, поношенном халате. Лицо — бледное, почти прозрачное. Но самое страшное были глаза. Потухшие, пустые. Смотрели сквозь него.
Она прошла к столу и опустилась на стул. Руки лежали на коленях ладонями вверх — беспомощно.
— Садись, — её голос был чуть слышным, осипшим шёпотом.
Артём опустился напротив. Мир казался хрупким, готовым расколоться.
— Мам... что это было?
— Ты всё видел, — это не был вопрос. Это был ключ, повернувшийся в замке.
— Я видел... но не понимаю. Почему?
— Я не извращенка. Это нужно. Чтобы заглушить другую боль. Которая здесь. — Она ткнула пальцем себе в грудь. — Она горит. А это... холоднее. Конкретнее.
— И это... помогает? — в голосе его была пустота.
Она кивнула.
— Да. На время. Это контролируемо.
Она подняла на него взгляд, и в её глазах появилась искра отчаянной мольбы.
— Ты не должен был этого видеть. Ты... мой сынька... Теперь ты видишь меня не мамой.
— Я вижу тебя, — перебил он. — Я вижу, что тебе больно.
Её плечи содрогнулись.
— Твоё наказание... это был повод. Предлог. Чтобы сделать то, что я и так делаю. Обычно я не кричу. Я стискиваю зубы. А сегодня... я забылась.
— Прости, — прошептал он.
— Прощения не будет, — её голос дрогнул. — Ни тебе. Ни мне. Теперь мы знаем. Дверь открыта. И мы всегда будем видеть это друг в друге. Всегда.
Она ушла в свою комнату, не закрыв дверь. Щель света падала на пол, как дорожка в иной мир.
Артём остался сидеть. Он понимал. Наказанием была эта ясность, холодная и точная. И это наказание было пожизненным.
Глава 15. Цена тишины
Тишина после бури всегда была обманчивой. Она не приносила покоя, а лишь заставляла ждать нового удара. Артём сидел на краю дивана в прибранной гостиной, пальцы нервно барабанили по коленке. В воздухе пахло кофе и свежим воском для мебели. Чистота, порядок — всё, как она любила. Как они любили раньше. Этот наведенный ею порядок был теперь злой насмешкой, кричащим контрастом тому хаосу, что царил внутри них.
Звонок раздался резко, неожиданно, как выстрел в этой самой звенящей тишине. Артём вздрогнул всем телом. Телефон в его руке вдруг стал невероятно тяжелым, раскалённым куском металла, жег ладонь. Он посмотрел на экран — «Неизвестный номер». Но сердце, колотившееся где-то в горле, перекрывая дыхание, уже знало правду. Это был Он.
Он медленно, будто поднимая гирю, поднес трубку к уху. Палец дрожал, скользил по гладкому стеклу.
— Алло? — его собственный голос прозвучал хрипло и чужо, будто из соседней комнаты.
В ответ — тишина. Густая, тяжёлая, намеренная. Такая, что начинало казаться, будто в ушах звенит от напряжения. И затем — низкий, спокойный, выхолощенный от всякой эмоции голос. Артём слышал его впервые, но каждый слог казался до жути знакомым, выгравированным на подкорке.
— Исполнение принято. Работа была выполнена с превышением ожиданий. Твоя строгость… замечена.
Воздух застрял в лёгких Артёма комом. Он не мог издать ни звука. Где-то в квартире скрипнула дверь — это Светлана в своем коридоре замерла, услышав приглушенные голоса из-за двери гостиной. Узнала ли она интонацию? Или просто почувствовала ледяную волну страха, исходящую от сына?
— Она — сложный материал, — продолжил голос, размеренно, будто констатируя погоду. — Но послушный. Ты доказал, что можешь с ним работать. Что можешь быть полезен.
Пауза. Артём почувствовал, как по его спине побежали ледяные мурашки.
— Будут новые задания. Будь готов. Жди инструкций.
Щелчок. Звонок оборвался так же внезапно, как и начался.
Артём стоял с мёртвым телефоном в руке, не в силах пошевелиться. В ушах по-прежнему звенело. Слова, как раскаленные гвозди, вбивались в мозг. «Принято». «Замечена». «Полезен».
Он не стал соучастником. Соучастники имеют выбор, мотивы, хоть какие-то оправдания. Он стал инструментом. И его только что впервые похвалили за то, от чего его внутренности выворачивало наружу.
И тут его слух уловил другой звук. Из-за приоткрытой двери в коридор доносилось что-то тихое-тихое, почти неслышное. Подавленное, сдавленное всхлипывание. Она поняла. Она всё слышала.
И похвала Хозяина прозвучала для них обоих не как оправдание, а как новый, ещё более страшный приговор.
Он почти не почувствовал легкую вибрацию в кармане — тихое, автоматическое оповещение от банковского приложения. Рука, всё ещё одеревеневшая, сама потянулась за телефоном. Экран ослепил его в полумраке комнаты. Яркое уведомление: «Зачисление».
Сумма. Цифры. Ноль. Много нулей.
Та самая сумма, о которой он мог только мечтать. Та, что могла купить всё, что он видел в блогах у тех, на кого был подписан. Новая игровая видеокарта, с которой не стыдно выйти в онлайн. Кроссовки лимитированной серии. Месяц, нет, несколько месяцев полной, бездумной свободы. От всего.
И его сердце, только что сжавшееся в ледяной ком от ужаса и стыда, вдруг ёкнуло. Коротко, предательски, но — ёкнуло. По жилам прошла слабая, тёплая волна, смывая на мгновение всю тошноту и омерзение. Он не просто «полезен». Он — оплачен. Оценён. Его «работа» имела не просто абстрактную ценность в глазах того призрака — она имела точную, материальную, очень высокую стоимость.
«Такая сумма будет приходить каждый месяц».
Мысль пронеслась не его собственным голосом, а тем, низким, из телефона. Обещание. Залог. Аванс за будущие… задания.
Уголок его рта дрогнул. Не в улыбку. Нет. Это было что-то другое. Гримаса облегчения? Торжества? Признания своего нового «я»? Он быстро стёр её с лица, сделав глоток воздуха, но искра уже затеплилась глубоко в потухших за этот вечер глазах, пробиваясь сквозь пепелище его прежней жизни.
Он снова посмотрел на цифры. И впервые за весь этот бесконечный, кровавый день, Артём почувствовал не боль, не стыд, не отвращение.
Из коридора всё ещё доносился тихий, безутешный плач.
Но теперь он слышал только звон монет.
