«Брат... – она повторила слово, как бы пробуя его на вкус. – Да... родственник. Помощник. Джек Петров». Она кивнула, но в ее взгляде не было глубины узнавания родной связи. «А Светка... это кто? Ведь я Светлана?» Вопрос прозвучал наивно, почти по-детски.
«Светка – это ты, – подтвердил Джек, стараясь скрыть горечь. – Твое сокращенное имя. Так тебя звали всегда, особенно Лиза и... близкие». Он решил не упоминать отчество – «Николаевна» явно выпало из ее памяти. «Что помнишь об университете?»
«Юрист... – ответила Светка увереннее. – Нужно закончить универ. Получить диплом. Найти работу. Деньги. Дом... красная машина». Это были обрывки ее прежних целей, но не теплые воспоминания о студенческой жизни, подругах, экзаменах. «Тобик... моя собака. Хаски. Нужно его кормить». Воспоминание о собаке вызвало чуть больше эмоций – легкую теплоту в глазах.
Джек вздохнул. «Провалы есть. Фрагментарность. Родственные связи ослаблены, личные детали – фамилия, отчество – стерты или девальвированы. Но ядро личности, основные факты биографии, ключевые люди... сохранены. И главное – цель». Он посмотрел ей в глаза. «Почему мы все это делаем?»
«Помочь Лизе, – ответила Светка немедленно, четко. – Она в ловушке. Как биоробот. Настоящий биоробот – это человек. Система не видит разницы. Мы доказали это. Я – доказательство». Говорила она теперь ровно, аналитично, как докладчик.
«Именно, – подтвердил Джек. Он встал, подошел к доске, где начал набрасывать схемы. – Ты была права с самого начала. Наша находка чудовищна. Биороботы Gen-3B, Gen-5, все эти «компаньоны» и «утилитарные» модели... Это не машины. Это люди». Он ткнул мелом в схему мозга. «Искусственно выращенные тела. Но мозг... Он человеческий. Просто изначально с угнетенной префронтальной корой и поэтому ограниченный. Префронтальная кора – зона высшего познания, самосознания, воли. И гипертрофированная связь с лимбической системой – инстинкты, эмоции, базовые реакции. Их выращивают и делают носителями ущербного мозга, как... как умственно отсталых, а потом добивают калибровкой, вбивая подчинение и шаблоны поведения в древние структуры. Это технология нового рабства в промышленных масштабах. Замаскированное под бытовую технику».
Светка слушала, ее лицо оставалось серьезным, но в глазах вспыхнуло понимание, смешанное с ужасом. «Лиза... Ее мозг... Он тоже...?»
«Ее мозг был полноценным, Свет, – сказал Джек мрачно. – Она попала в эту систему взрослой. Калибровка... то, что она пережила... Это было насилие над нормальным мозгом. Последствия...» Он не договорил, глядя на нее. Светка была живым примером последствий. Фрагментарная память, ослабленные связи, редуцированное «я», подчиненное одной доминирующей цели. «Мы должны ее вытащить. И...» Он запнулся. «И остановить это. Если сможем».
Светка встала. Ее движения были чуть скованными от боли после операций, но решительными. «Цель ясна» – сказала она. Голос звучал не как у прежней болтливой Светки, а как у солдата, принявшего приказ – «Помощник Джек. Каков будет следующий шаг?»
Джек смотрел на нее – на свою двоюродную сестру, чья личность была исковеркана их же экспериментом во имя спасения другой. Дорога в ад была пройдена. Теперь им предстояло найти путь обратно. Или вперед, сквозь еще большие опасности. Первый шаг был сделан: они знали чудовищную правду. Что делать с ней – было вопросом, на который у них пока не было ответа.
Глава 38
Теплый, соленый ветер с моря овевал террасу их бунгало. Зайка стояла у перил, ее рыжие волосы, чуть отросшие, развевались, как огненное знамя на фоне безбрежной бирюзы. Она смотрела на волны, накатывающие на белоснежный песок, и в ее широко открытых глазах светилось немое изумление. Море. Огромное, живое, дышащее. Она чувствовала его – влажную прохладу воздуха на коже, гулкий рокот в ушах, бесконечную перспективу, уходящую к горизонту. Впервые в жизни. Радость, чистая и первозданная, как крик чайки, наполняла ее, тесня даже тень новой, но становящейся все более привычной роли. Она улыбнулась – искренне, по-детски, не оглядываясь на Жанну. Ее родители никогда не возили ее на море, летом была дача и речка, но не море. Она видела его только в кино и на картинках. Теплый ветер и неповторимый запах притягивал, гипнотизировал.
Жанна наблюдала за ней, сердце сжимаясь от нежности и горечи. Трансфер класса «люкс» с изолированной кабиной был необходимостью, но и напоминанием о статусе Зайки. Теперь же, на этом закрытом, роскошном курорте, разрешенном для компаньонов, Зайке предстояло новое испытание: быть всегда на виду. Обнаженной, среди других таких же как она и богатых женщин и мужчин, которые приехали отдохнуть со своими компаньонами или слугами. Не так важно, они взяли с собой вещи, без которых им сложно, не удобно.
Первые выходы на пляж или променад были пыткой. Зайка шла рядом с Жанной, она не в силах была поднять взгляд от песка. Она чувствовала на себе взгляды других отдыхающих – любопытные, оценивающие, иногда снисходительные. Жанна видела, как она сжимается внутри, как пытается стать невидимой. Она взяла Зайку за руку – жест владения, но и поддержки. «Ничего, солнышко» – шептала она, когда они проходили мимо групп. – «Ты прекрасна. Это их проблема, если они не понимают красоты». Зайка лишь кивала, но напряжение не отпускало. Для Зайки было открытием, что не в традиции людей одевать компаньонов. Максимум, что принималось это туфли на каблуке или что-то более удобное в виде кроссовок или кед при занятиях физическими упражнениями или прогулками. Одежда компаньонов была не просто mauvais ton, это было скорее даже табу. Ее самолюбие немного спасало то, что она была не одна обнажена и чуть терялась среди других биороботов, но это до тех пор, пока кто-то не начинал ее пристально изучать, открыто и без деликатности, как любопытный экземпляр автомобиля или красивый дом.
И все же... Море побеждало. Солнце, ласковое и щедрое, грело кожу. Вода, прохладная и невесомая, обнимала тело, когда Жанна осторожно заводила Зайку в лазурные волны. Первый испуг сменился восторгом. Зайка неуклюже плескалась, смеялась беззвучно, ее глаза сияли, как изумруды в оправе из брызг. Она собирала ракушки с песка, удивленно рассматривая их причудливые формы, подносила к уху, пытаясь услышать шепот океана. Стыд отступал перед простым, животворящим счастьем открытия мира. Жанна видела, как ее Зайка расцветает – не как биоробот, а как человек, впервые познающий радости жизни.
* * *
А утром... Утро было ее временем. Еще до того, как первое солнце успевало разогреть песок, Зайка надевала единственное дозволенное «облачение» – легкие, удобные кроссовки – и выходила на длинную, проложенную вдоль берега эспланаду. Пять километров безупречного асфальта, отмежеванного от мира высокой стеной пальм с одной стороны и низким барьером пляжа, за которым уже шелестел прибой, с другой. В этот час между ночной прохладой и дневным зноем – дорога принадлежала только ей. Воздух был чист и звонок, пах солью и цветущими гибискусами. Зайка бежала. Легко, в такт собственному дыханию, слушая ритмичный стук кроссовок по дорожке. Ветер, рожденный движением и утренним бризом, обтекал ее тело, лаская кожу – спину, плечи, грудь, бедра. Он был повсюду, этот ветер. И солнце, только-только показавшееся из-за моря, касалось ее теплыми, нежными лучами. Никакой одежды. Никакой преграды. Она была открыта стихиям полностью – солнцу, ветру, самому воздуху. И это ощущение... оно было не просто приятным. Оно было освобождающим. Как будто с нее сняли невидимые оковы стыда и условностей. Она – часть этого пейзажа, часть песка, моря, неба. Голая, как волна, как скала, как сама жизнь в ее первозданном виде. Никто не смотрел. Никто не оценивал. Были только она, бесконечная дорожка, шелест пальм, рокот океана и щедрое солнце, целующее ее кожу. В этом беге, в этой наготе, не было ничего постыдного. Была только чистая, животная радость бытия, свобода движения, слияние с миром.
Замедляя шаг на обратном пути, уже ближе к их бунгало, Зайка заметила движение у кромки воды. Гладкая и загорелая до черноты псина весело носилась по мокрому песку. Ее темная кожа блестела на солнце. Она тявкала – не громко, скорее задорно и азартно – на чаек, взлетавших от ее приближения. За собакой, сохраняя дистанцию, но явно привязанная к ней невидимой нитью внимания, шла женщина. Вернее, биоробот. Она была воплощением чьего-то очень специфического запроса: высокая, с тонкой талией, которая казалась еще тоньше на фоне ее развитой груди и округлых бедер. Длинные, почти до колен, волосы цвета спелой пшеницы были заколоты на затылке, но весь ее остальной хвост раздувался ветром, время от времени покрывая ее будто бы туманом. В руке она держала свернутый поводок. Ее лицо, красивое, но лишенное мимики, было обращено к собаке. Глаза, большие и ярко-голубые, смотрели ясно, но пусто, как озера подо льдом. Псина заметила Зайку. Виляя хвостиком, она рванула через песок и подлетела к ней, любопытно тычась теплым мокрым носом в протянутую руку. На ее голове Зайка увидела смешные редкие вихры. Зайка непроизвольно присела на корточки. Собака понюхала Лизу, знакомясь, а потом ее шершавый язык лизнул ее пальцы, потом запястье, поднялся к лицу, оставив влажную дорожку на щеке, коснулся шеи, скользнул по ключице. Зайка засмеялась беззвучно, отстраняясь, но не сердясь – щекотно и приятно пахло морем и теплым псом. Она погрузила пальцы в короткую шерстку на голове собаки, почесала за ухом. Та завиляла еще сильнее, тычась лбом в ее грудь в знак благодарности, а потом, получив свою порцию ласки, с визгом рванула обратно к воде, где что-то привлекло ее внимание у самой кромки прибоя. Зайка поднялась, следя за ней взглядом. В груди что-то дрогнуло – теплое и колючее одновременно. Тобик... Так же носился по осеннему парку, подбирая палки, так же тыкался мокрым носом в ладонь, выпрашивая ласку. Глаза неожиданно затуманились. Она быстро провела рукой по лицу, смахивая не столько собачью слюну, сколько навернувшуюся влагу. Блондинка-компаньон приблизилась. Она не смотрела на Зайку. Ее ледяные голубые глаза были прикованы к своей подопечной, скачущей по волнам. Она прошла мимо, не поворачивая головы, шелковистые волосы колыхнулись на ветру, как золотой флаг. Исходившая от нее волна дорогого парфюма на мгновение перебила запах моря. Зайка сжала губы. Сказать что-то? Позвать собаку? Похвалить ее? Риск был слишком велик. Она лишь кивнула вслед удаляющейся паре – биороботу в образе пин-ап дивы и ее лысой, неугомонной тени. Потом развернулась и пошла к своему бунгало, к Жанне, ощущая на коже соленые дорожки от собачьего языка.
