* * *
Вечером они лежали на лежаках у самой кромки прибоя. Небо пылало закатом – алым, золотым, лиловым, отражаясь в бескрайней водной глади. Воздух был напоен ароматом тропических цветов и свежести моря. Жанна обняла Зайку, чувствуя под пальцами теплую, гладкую кожу, слушая ее ровное дыхание. Мир был совершенен. И в этом совершенстве всплыло воспоминание. Яркое, как вспышка. Тот момент после калибровки» Зайка, разбитая, в гадкой луже, прошептала: «Хозяйка...». Не мычание, не звук, имитируемый ИИ. «СЛОВО» Осознанное, наполненное смыслом и... обращением. Тогда Жанна, оглушенная горем и страхом за ее состояние, отмахнулась. Специалисты твердили: максимум – звукоподражание, как у попугая. Но сейчас, глядя на Зайку, чьи глаза отражали всю красоту заката, Жанну осенило. Это было не подражание. Это была речь. Способность, заложенная в нее изначально? Скрытая функция, о которой не знал даже Джек? Эксклюзив, который прежний владелец не успел или не захотел активировать? Сердце Жанны забилось чаще.
Она приподнялась на локте, повернувшись к Зайке. Тень лежака скрывала их от остального пляжа, почти пустого в этот час. Мир сузился до них двоих и бескрайнего моря.
«Зайка» – позвала Жанна тихо, но очень четко. Ее пальцы мягко коснулись плеча, обращая ее внимание к себе – «Посмотри на меня. Не бойся. Я знаю... я знаю, что ты можешь. Можешь говорить. По-настоящему. Ответь мне. Пожалуйста».
Глаза Зайки, такие доверчивые и наполненные счастьем от моря, встретились с ее взглядом. В них мелькнуло замешательство, тень старого страха – страх нарушить правила, страх быть неправильной. Но в них же был и свет – свет доверия к Жанне, свет того самого счастья. Губы Зайки дрогнули. Она сделала глубокий вдох, как ныряльщик перед прыжком в неизвестность. И выдавила, тихо, хрипло, но невероятно отчетливо:
«Да... Могу.»
Слово повисло в воздухе, звонкое, как удар хрустального колокольчика, несмотря на хрипотцу. Оно было живым. Человеческим. Не ИИ-голосом из ошейника, а ее голосом.
Радость, дикая и всепобеждающая, хлынула через край. Жанна не сдержала восторженного всхлипа. «Зая...» Она притянула ее ближе, их лбы соприкоснулись. «Я слышу это! Ты говоришь!» Она отстранилась, смотря ей в глаза, сияя сквозь слезы. «А море? Тебе нравится море? Скажи!»
Зайка зажмурилась, собралась с силами, словно пробивая плотину внутри себя. Потом открыла глаза и посмотрела на бескрайнюю водную гладь, окрашенную последними лучами солнца. Когда она заговорила снова, голос был чуть громче, чуть увереннее, наполненный искренним чувством: «Да... Море... так прекрасно.» Она замолчала, ища слова, затем добавила, и в голосе прозвучала почти мольба: «Я... не хотела бы уезжать отсюда».
Это было не просто предложение. Это было выражение желания. Личного. Человеческого.
«О, Зайка моя!» – воскликнула Жанна, и слезы потекли по ее щекам уже безудержно. Она притянула девушку к себе в объятия, покрывая ее лицо поцелуями – в щеки, в лоб, в веки, в уголки губ, где зародились эти драгоценные слова, и наконец – в самые губы, долгим, нежным, благодарным поцелуем. «Моя умница! Моя говорящая звездочка!» Она смеялась и плакала одновременно, качая ее в объятиях, как ребенка. «Мы столько всего еще увидим! Столько мест! Ты будешь говорить! Говорить все, что захочешь!»
Они сидели, обнявшись, на краю мира, под пылающим небом, слушая шепот набегающих волн. Зайка прижалась к Жанне, ее тело расслабилось, а в глазах, отражавших закат, светилось не только счастье от моря, но и глубокая, тихая радость от прорыва. От того, что ее теперь будут слышать, что у нее есть право подать голос.
Глава 39
Воздух в бунгало был теплым, насыщенным ароматом ночных тропических цветов и неповторимого запаха моря. Сетки на огромных окнах пропускали бриз, игриво трепля занавески. Жанна и Зайка лежали на гигантской кровати, сплетенные в объятиях, как две части одного целого. Зайка прижалась щекой к груди Жанны, слушая ее ровное сердцебиение. Радость от вечернего прорыва – ее голос! – еще теплилась внутри, смешиваясь с умиротворением после моря.
«Жанна... » – Зайка произнесла имя тихо, пробуя его на вкус. Оно звучало элегантно, экзотично. – «Почему ты – Жанна? Красивое имя. Французское! Итальянцы говорят Джованна или Джина, а испанцы Хуанита. У них оно звучит... тепло, ласково, даже огненно как-то. Совсем другое чувство, правда?». В ее голосе слышалось искреннее любопытство к этим мелодиям чужих языков, к тому, как одно имя может меняться от страны к стране, словно живое существо.
Жанна улыбнулась, гладя рыжие волосы Зайки, но в уголках ее глаз затаилось легкое недоумение. Так тонко чувствовать оттенки имен... «Да, солнышко. Мама обожала Францию. Мечтала о Париже. Назвала меня в честь Жанны д'Арк. Глупо, да?» – самоирония прозвучала в ее голосе, но взгляд все еще изучал лицо Зайки.
«Нет» – ответила Зайка мягко, возвращаясь из своих мыслей к Жанне – «Оно сильное. Как ты». Она помолчала, ее палец невольно вывел невидимый узор на простыне. «А Света... Светлана. Это славянское? Значит "свет"?» «Именно» – кивнула Жанна, отложив пока свое удивление – «Светлая. А ты...» – она поцеловала Зайку в макушку – «Ты моя Зайка. Нежное. Милое. Как первый солнечный зайчик весной. Тебе не нравится?»
Зайка задумалась, ее палец невольно коснулся собственного живота. «Нравится... когда ты его говоришь. Очень нравится. Оно меня как-то согревает. Оно такое... ласковое. Но...» Она слегка сжалась. «Будто я твой плюшевый зайчик... Милый, теплый, наверное... как игрушка». Тень тихой, почти детской грусти скользнула в ее голосе, смешиваясь с покорностью своему месту у сердца Жанны.
Жанна приподнялась, заглядывая ей в глаза. «Ты для меня не игрушка, Зай. Никогда. Ты – все». Она поцеловала ее в губы, нежно, успокаивающе. «А кто такая Света? Ты упомянула ее имя. Она... была важна? Это она привела тебя к Джеку?»
Вопрос был прямым, как удар. Зайка не могла солгать, не смела уклониться. Ответ вырвался сам, тихий и четкий, до нельзя простой: «Да, Света привела».
Жанна ощутила холодок вдоль позвоночника. «Кем она была? Эта Светлана? Чем занималась?»
«Она была... очень красивая» – Зайка говорила, словно глядя куда-то внутрь себя, на образ блондинки с длинными волосами и умными глазами. – «Высокая. Блондинка. Юрист. Она была очень умная». Она сморщила лоб, пытаясь вспомнить больше. «Была юристом...» Воспоминания о Светке всплыли легко. А вот ответ на следующий вопрос Жанны дался труднее: «Где она работала?»
Зайка покачала головой, искренне озадаченная. «Светлана... нигде не работала». Дальше нахлынули воспоминание о той аварии и злобной старой тетке в леопардовой майке и Анастасе.
«Нет... не надо вспоминать...» – прошептала она, пряча лицо в шее Жанны – «Страшно...»
Жанна тут же обняла ее крепче, почувствовав дрожь. «Шшш, солнышко, все хорошо. Я здесь. Я с тобой. Забудь». Она целовала ее виски, лоб, сбивчиво шепча слова утешения. Зайка искала спасения в близости. Она подняла голову, ее глаза, полные страха и благодарности, смотрели на Жанну. «Любимая... можно я сделаю тебе приятно? Пожалуйста?» В ее просьбе была мольба – стереть кошмар, вернуть ощущение безопасности и любви. Установки в древних разделах мозга слились с искренним желанием отдаться тому, кто был ее спасением в нечто цельное и естественное.
Зайка продолжила не словами, а действием. Она притянула к себе лицо Жанны и поцеловала – сначала нежно, вопросительно, затем все глубже, страстнее, словно пытаясь вдохнуть в себя ее силу, ее спокойствие. Ее поцелуи спускались по шее Жанны, оставляя влажный, горячий след, задерживаясь в ямочке у ключицы. Она добралась до груди, лаская и целуя каждую возвышенность с почтительным благоговением и в то же время с жадным желанием дарить и получать удовольствие. Жанна закинула голову, издавая стоны от прикосновений, от этой смеси нежности и страсти. Зайка двигалась ниже, целуя живот, бедра, ее поцелуи были клятвами, молитвами, актами безоговорочной отдачи себя. Она не могла иначе. Это было прописано в ее основе, но сейчас это было и ее выбором, ее любовью.
«Я люблю тебя, Жанна...» – вырвалось у Зайки хриплым шепотом между поцелуями – «Люблю... так сильно...»
Жанна, захлебываясь от волны чувств, приподняла ее лицо. Глаза их встретились. «И я тебя люблю, моя Зайка» – прошептала она, и в голосе не было ни капли сомнения – «Моя единственная. Моя жизнь». Они слились в долгом, глубоком поцелуе, где больше не было хозяйки и биоробота, а были две женщины, нашедшие друг друга в странном, жестоком мире. Страсть нарастала, волнами, как море за окном, унося страх и воспоминания, оставляя только тепло, близость и безмерное счастье быть вместе. Они любили друг друга – нежностью, страстью, всем телом и душой, пока волны удовольствия не накрыли их с головой, оставив в изнеможении и абсолютном покое. Они уснули, сплетенные в объятиях, под шепот океана, две души в одном ритме дыхания.
* * *
Утро застало Жанну первой. Она лежала на боку, наблюдая, как первые лучи солнца золотили ресницы спящей Зайки, играли в ее рыжих прядях. Сердце было переполнено нежностью и благодарностью. Но счастье не много отравляли тревожные мысли, начавшие складываться в мозаику.
