Она пыталась угадать, как это происходило. В какой позе? На кровати? Или, может, в машине Никиты, припаркованной где-нибудь в тёмном переулке? Лиза сжимала колени, чувствуя, как её лицо снова заливает жар. Было ли это один раз, случайная ошибка, или они делали это много раз, тайком, пока она, Лиза, была в школе? Каково это, когда в тебя вставляют эту штуку?! И главное — было ли Наде… приятно? Лиза знала это слово, «кончила», из девчачьих чатов и сплетен в школьном туалете. Одноклассницы хихикали, хвастаясь, как их парни доводили их до этого «много раз», расписывая в таких подробностях, что Лиза, невольно заслушавшись, краснела. Но были и другие истории, когда с ноткой разочарования девчонки признавались, что секс оказался не таким, как в фильмах: неловким, быстрым, без обещанного восторга. "Сама я куда лучше умею!", — обычно добавляли они в таком случае.
Лиза украдкой смотрела на Надю, когда та, не подозревая о её мыслях, лениво листала телефон перед сном. Её созревшее тело, всегда такое полноценное и красивое, теперь казалось Лизе новой загадкой. Была ли Надя из тех, кто «кончил», или она, как некоторые, просто терпела, пока Никита делал своё? Эта мысль будила в Лизе странное чувство — смесь любопытства и чего-то более глубокого, почти болезненного. Она ловила себя на том, что её взгляд задерживается на изгибе Надиной шеи, на том, как ткань футболки обтягивает её грудь, и тут же отводила глаза, чувствуя, как внизу собственного живота собирается странный неприятный комок.
Вечером, лёжа в своей кровати, Лиза прислушивалась к дыханию сестры за стеной и пыталась представить: каково это — чувствовать чьи-то руки, чьё-то тело, так близко? Её собственное тело, неопытное, но уже просыпающееся, отзывалось на эти мысли лёгкой дрожью. Она сжимала бёдра, пытаясь унять это чувство, но оно только усиливалось, словно её собственная кожа теперь хранила какой-то секрет, который она ещё не могла разгадать. Надя, её сестра, шагнула в этот мир, а Лиза осталась на пороге, заворожённая и напуганная тем, что ждало впереди.
Тишина ночи окутывала дом, и только слабый свет луны пробивался сквозь щель в занавесках, рисуя на полу тонкие полосы. Лиза лежала в своей кровати, но сон не шёл. Мысли о Наде, о её тайне, не давали покоя. Наконец, не выдержав, она приподнялась на локте и позвала шёпотом, почти боясь нарушить тишину:
— Надя! Надя!
Из темноты донёсся сонный, чуть раздражённый голос сестры:
— Что тебе, мелкая?
Лиза сглотнула, чувствуя, как сердце колотится в груди. Вопрос, который она так долго держала в себе, вырвался сам собой:
— Так ты правда… беременна?
Молчание повисло в воздухе, тяжёлое, как одеяло. Лиза ждала, затаив дыхание, пока секунды тянулись, словно резиновые. Она уже подумала, что Надя заснула или просто проигнорировала её, и переспросила:
— Надя, ты спишь?!
— Нет, не сплю, — голос Нади был резким, почти злым. — Да, правда! Я не хочу об этом говорить!
Лиза замерла. Ответ сестры, такой короткий и жёсткий, не остановил её, а ещё больше раззадорил. Она не стала настаивать, отвернулась к стене, но мысли снова закрутились, рисуя одну картинку за другой. Она представила Надю — свою Надю, такую привычную, с её смехом и привычкой разбрасывать одежду по комнате. Вот она раздевается перед Никитой, медленно стягивает футболку, снимает трусы, и её кожа белеет в полумраке комнаты. А он? Он сам раздевается, или Надя помогает, расстёгивая его джинсы? Лиза задумалась: сразу ли Надя хватает его… «член»? Ей стыдно, или она смелая, как в тех историях, что шептались в школьных чатах? Лиза бы, наверное, схватила — просто из любопытства, чтобы потрогать эту штуку, о которой все говорят. Она видела мальчишек, когда они мочились за гаражами, но это было не то — маленькие вялые червячки. А говорят, когда «он встаёт», то становится больше, толще, твёрже. От этой мысли у Лизы перехватило дыхание. Она представляла не отвлечённые многократно виденные в интернете органы, не имеющие особой притягательности сами по себе, а то, как Надя берёт его в руки, или как героиня тех роликов, окунает в рот, а потом ложится, а между ног у неё раскрывается её "вагина", и вот туда, взяв в руку, Никита...
От таких фантазий в животе Лизы снова закрутился тугой комок, пульсирующий где-то под лобком. Она заёрзала, пытаясь унять это чувство, но оно только нарастало, заставляя её бёдра невольно сжиматься. Кровать скрипела под ней, так что Надя, явно раздражённая, прикрикнула из темноты:
— Ну что ты там крутишься и вздыхаешь? Давай спать уже!
Лиза замерла, боясь даже дышать громко. Она уткнулась лицом в подушку, стараясь не шевелиться, и через какое-то время, убаюканная теплом одеяла и ритмом собственного дыхания, всё-таки провалилась в сон. Но даже во сне её мысли путались, рисуя смутные, жаркие образы, в которых Надя и Никита сливались в одно, а её собственное тело отзывалось на это странным томлением.
***
Мысли Лизы кружились вокруг Надиной истории, как мотыльки вокруг лампы, возвращаясь к одному и тому же: секс - беременность. Что сестра собирается делать? Рожать? Лиза представляла, как у Нади, такой уверенной и яркой, начнёт расти живот, округлый, тяжёлый, как у тех женщин, которых она видела на улице. Неуклюжие, переваливающиеся с ноги на ногу, словно гусыни, с усталыми глазами и распухшими щиколотками. Неужели Надя станет такой же? Лиза пыталась представить сестру в этом новом, странном и неловком образе, и её передёргивало от смеси ужаса и любопытства. А потом роды… Она слышала об этом — от подруг, из интернета, где всё описывалось с пугающими подробностями. Ребёнок полезет оттуда! Из той самой маленькой, скромной дырочки, куда Лиза однажды, из любопытства, попробовала засунуть палец — и тут же вытащила, потому что стало неприятно и больно.
Эти мысли захватывали её целиком. На уроках она сидела, уставившись в пустоту, не замечая, как мел скользит по доске, а голос учительницы превращается в далёкий гул. Она могла просидеть так половину урока, пока соседка по парте не толкала её локтем, шипя: «Лиз, тебя спрашивают!» Лиза вздрагивала, краснела и бормотала что-то невнятное, чувствуя на себе взгляды одноклассников.
Но не только мысли терзали её. Её тело, будто в сговоре с этими тревогами, вело себя странно. Низ живота гудел, наливаясь непонятной тяжестью, словно там поселился живой, пульсирующий ком. Трусики, которые раньше казались такими удобными, теперь вдруг стали жёсткими, натирали нежные складки, заставляя Лизу ёрзать на стуле в поисках удобной позы. Она сжимала бёдра, пытаясь унять это чувство, но оно только усиливалось, словно её собственное тело решило напомнить ей, что оно тоже живое, что оно тоже способно на что-то большее. Лиза краснела, опуская глаза, и старалась сосредоточиться на учебнике, но образ "занимающейся любовью" Нади в образе героини ролика из интернета не отпускал, гоняясь за Лизой по всему дню.
Лиза не могла постичь свою новую мысль о том, что всё в их семье, да и в её собственной жизни, теперь подчинено какому-то неумолимому закону природы. Мама родила её и Надю. Надя, судя по всему, скоро родит кого-то — мальчика или девочку, неважно. А она, Лиза? Ей тоже придётся рожать? Такая перспектива казалась ей одновременно неизбежной и невозможной. Она понимала, что для этого нужно встретить мужчину, заниматься с ним любовью, отдаться этому акту, который пока существовал в её голове лишь как смутная, но пугающе яркая фантазия. Она пыталась представить это, но каждый раз её воображение распадалось на куски, как мозаика, которую она не могла собрать.
В её мыслях Надя превращалась в странный коллаж. Вот лицо сестры, знакомое, с чуть вздёрнутым носом и пухлыми губами. Но стоило Лизе подумать о том, что происходило между Надей и Никитой, и лицо растворялось, сменялось чужими образами — грудь другой женщины, которую трогают его руки, или кадры из порно, которые Лиза видела на неожиданно открывшейся вкладке. Разведённые ноги, бесстыдно раскинутые, ступни, задранные вверх, а между ними — ритмично движущаяся спина мужчины. И там, в центре, этот монструозный, упругий «член» — слово, от которого её бросало в жар, — который каким-то чудом помещался в ту скромную расщелину, что природа дала женщине. С ума сойти! Лиза и правда чувствовала, что сходит с ума, утопая в этих мыслях, которые были одновременно чуждыми и влекущими.
Но дома по этому поводу стояла всё та же мертвая тишина. Какой-то немой заговор. Надя, как ни в чём не бывало, собиралась утром, натягивала джинсы, которые пока ещё сидели на ней идеально, и ехала в университет. Родители уходили на работу, обмениваясь привычными фразами о погоде или ужине. Будто ничего не произошло. Но ведь произошло! Лиза ловила себя на том, что ищет признаки — лёгкую бледность на лице сестры, её чуть замедленные движения, намёк на округлившийся живот, которого пока не было. Она смотрела на Надю и видела не только сестру, но и женщину, которая шагнула туда, куда Лиза пока не могла даже заглянуть. И это знание, эта тайна, пульсировала в ней, заставляя тело маятся тягучей вязкой негой, которую она не могла ни понять, ни унять.
Очередная ночь укутала дом тишиной, но Лиза снова не могла заснуть и лёжа в кровати, прислушивалась к каждому шороху. Её мысли, как обычно в эти дни, крутились вокруг Нади, её тайны, её будущего. Наконец, не выдержав, она снова подала голос в темноту:
— Надя, Надя…
— Что тебе? — отозвалась сестра, голос её был сонным, но с лёгкой ноткой раздражения.
Лиза сглотнула, собираясь с духом, и выпалила вопрос, который поглощал её изнутри:
— Ты будешь рожать?
Надя помолчала, и Лиза уже подумала, что ответа не будет, но сестра всё же буркнула:
