Через пять минут раздался робкий стук в дверь. «Можно?» - голос Саши дрожал, как лист на ветру. «Входи», - ответила Елена, ее голос был мягким, но с легкой хрипотцой, обещающей нечто большее. Когда Саша вошел, его глаза невольно скользнули к ней, и она знала, что он понял: под тонкой простыней нет ничего, кроме ее обнаженного тела. Его щеки вспыхнули, и он поспешно отвернулся, начиная готовиться ко сну.
Саша снял свои широкие спортивные штаны, и, несмотря на то, что свет в купе был погашен и только полная луна заливала пространство мягким сиянием, Елена заметила, как напрягся его силуэт. Его трусы не могли скрыть явного возбуждения, и это зрелище - его робость, смешанная с невольной смелостью тела, - заставило ее дыхание стать глубже. Саша быстро юркнул под свою простыню, затихнув, словно боясь нарушить тишину. В купе воцарилась полная тишина, нарушаемая только ритмичным стуком колес, который звучал как пульс ночи.
Прошел примерно час, но Елена не спала, хотя и притворялась, что погружена в глубокий сон. Сквозь чуть приоткрытые глаза она следила за Сашей, чья фигура едва угадывалась в лунном свете. Она заметила, как его рука, скрытая простыней, медленно, почти бесшумно, скользнула вниз, к паху. Его движения были осторожными, едва уловимыми, но она понимала, что он, думая, что никто не видит, ласкает себя, пытаясь справиться с тем напряжением, которое она в нем разожгла. Это знание, эта тайна, которой он невольно поделился с ней, заставило ее сердце биться быстрее.
Елена решила продолжить свой спектакль. Лежа на спине, она, будто пошевелившись во сне, чуть приспустила простыню, позволяя ей соскользнуть с груди, обнажая ее кожу, мягко подсвеченную лунным светом. Она чувствовала, как прохладный воздух касается ее тела, и знала, что Саша это видит. Его движения под простыней мгновенно замерли, и она почти слышала, как он затаил дыхание, вслушиваясь, не проснулась ли она. Убедившись, что она «спит», он чуть приподнялся на локтях, его взгляд, полный робкого восхищения, приковался к ее обнаженной груди. Елена лежала неподвижно, но чувствовала, как его глаза ласкают ее кожу, как будто он пытался запомнить каждую линию, каждый изгиб.
Она решила пойти дальше. Все так же, будто во сне, она медленно высвободила ногу из-под простыни, позволяя ткани соскользнуть еще ниже. Теперь простыня прикрывала лишь половину ее тела, еле касаясь кожи в области лобка, оставляя остальное открытым для его воображения. Лунный свет играл на ее коже, подчеркивая ее формы, и Елена знала, что этот вид - полуобнаженное тело, манящее и недоступное, - должен был перевернуть мир в голове этого робкого, нерешительного мальчика. Она слышала, как его дыхание стало неровным, почти неслышным, словно он боялся, что малейший звук разрушит этот момент.
Елена понимала, что Саша - стеснительный, нерешительный юноша, и любой намек на ее инициативу мог спугнуть его, заставить замкнуться в своей скорлупе. Поэтому она решила, что он сам должен сделать следующий шаг, а она лишь поплывет по течению этого спектакля запретной страсти. Лунный свет струился по ее обнаженному телу, окутывая его серебристым сиянием, которое придавало ей почти мистическую притягательность. Она лежала, притворяясь, что спит сладким, безмятежным сном, но сквозь едва приоткрытые веки следила за его борьбой - борьбой между стеснением и природным желанием, словно маленький ангел и бес шептались у него над плечами, споря о том, что делать дальше.
Наконец, его мужское начало победило. Саша, как ловкий, бесшумный зверек, соскользнул со своей полки и приблизился к ней. Его движения были такими осторожными, что он, казалось, дышал через раз, боясь даже малейшим звуком нарушить хрупкую тишину купе. Елена чувствовала, как ее сердце выстукивает чечетку, как волна возбуждения захлестывает ее, требуя отбросить все условности, притянуть этого юношу к себе и отдаться порыву страсти. Но она сдерживалась, зная, что любое ее движение разрушит этот момент, сделает его слишком реальным, слишком пугающим для него. Она лежала неподвижно, позволяя его взгляду обжигать ее кожу, чувствуя, как внизу живота разгорается пламя, а тело отвечает сладкой, влажной истомой.
Саша опустился на колени рядом с ее полкой, его руки дрожали, а дыхание было неровным, почти судорожным. Она чувствовала, как он жадно втягивает воздух, улавливая ее аромат - аромат возбужденной женщины, который, вероятно, он впервые ощутил так близко. В лунном свете его глаза метались от ее груди, манящей своими мягкими изгибами и дерзкими сосками, к тому сокровенному месту, едва прикрытому тонкой простыней, которая лишь подчеркивала тайну, так желанную для него. Одна его рука оставалась внизу, совершая медленные, ритмичные движения, выдающие его внутреннюю борьбу и желание, которое он уже не мог сдержать.
Елена с особым возбуждением, смешанным с легкой жалостью, наблюдала, как Саша пытается заглянуть под тот участок простыни, который скрывал влажные лепестки ее бутона. Его дрожащие пальцы тянулись к краю ткани, но страх быть пойманным останавливал его, заставляя замирать на полпути. Она чувствовала, как его напряжение достигает пика, как он балансирует на грани, и поняла, что не хочет, чтобы этот момент закончился так быстро. Она пошевелилась, и Саша, словно молния, метнулся обратно на свою полку, укрывшись простыней, затаив дыхание.
Елена сделала вид, что просыпается. Медленно, прикрываясь простыней, она встала и слегка наклонилась над Сашей, будто проверяя, спит ли он. Его тело было вытянуто, как струна, лицо застыло в напряжении, но он старательно притворялся спящим, даже дыхание его было искусственно ровным. Елена улыбнулась в темноте и прошептала, так тихо, чтобы только он услышал: «Спит мой мальчик». Ее голос был мягким, почти материнским, но с оттенком игривой нежности, которая, она знала, не даст ему покоя.
Ее взгляд скользнул по его телу, освещенному лунным светом, и остановился на явном холмике под простыней, натянутой, как палатка, в районе паха. Она заметила, что его трусы лежат на полу, и эта деталь - его полная обнаженность под простыней - заставила ее сердце забиться еще быстрее. Двое обнаженных людей в тесном купе, разделенные лишь тонкой тканью и игрой притворства, - эта мысль была пьянящей, как запретный нектар. Елена отбросила простыню на свою полку и встала, опершись на столик у окна. Лунный свет окутывал ее кожу, заставляя ее искриться, как жемчужина, а по купе разливался тонкий, но ощутимый аромат ее возбуждения. Она чувствовала, как по внутренней стороне бедра скользит нежная струйка, и это только усиливало ее собственное желание.
Она выбрала место так, чтобы ее обнаженное тело, залитое серебристым светом, было полностью открыто для взгляда Саши. Его веки подрагивали, выдавая, что он следит за каждым ее движением. Елена медленно подняла руки вверх, изящно потянулась, выгибая спину, как грациозная кошка, приподнимаясь на носочки и слегка подавая вперед живот. Ее тело, освещенное луной, казалось картиной, созданной для того, чтобы завораживать. Из ее горла вырвался еле слышный стон наслаждения, мягкий, как шепот ветра, но достаточно громкий, чтобы долететь до него.
Ее взгляд снова упал на холмик под простыней Саши, и она заметила, как он слегка дернулся - раз, другой, третий. На вершине простыни появилось влажное пятно, которое с каждым движением становилось больше, пока сквозь ткань не проступила мутновато-белая жидкость. Его лицо, застывшее в блаженстве, все еще хранило напряжение, словно он боялся выдать себя. Елена, не в силах сдержать порыв, протянула руку к этому извергающемуся вулкану, медленно проведя пальцем по влажной вершине, собирая его теплое семя. Его тело отозвалось новым дрожащим толчком, изливая остатки страсти. Она поднесла палец к губам, изящно, почти ритуально, слизывая его вкус, и прошептала: «Ммм, какой вкусный мальчик». Ее голос был бархатным, полным нежной провокации.
Понимая, что Саша на грани, она решила подарить ему момент облегчения. Еще раз коснувшись кончиками пальцев его пульсирующей вершины, она нежно размазала липкую жидкость круговыми движениями, чувствуя, как его тело дрожит под ее прикосновением. Затем, медленно надевая легкий халат, она незаметно подняла с пола его трусы и бросила туда свои, как тайный знак их общего секрета. Бросив последний взгляд на своего юного героя, лежащего в блаженной неподвижности, она тихо вышла из купе, оставляя за собой аромат страсти и лунный свет, который все еще хранил тепло их ночи.
Когда Елена вернулась, Саша лежал, свернувшись калачиком, лицом к стене, и, судя по его ровному дыханию, на этот раз действительно спал. «Намаялся», — подумала она с легкой улыбкой, чувствуя странную смесь нежности и удовлетворения. Ее взгляд скользнул по полу, и она заметила, что ее трусиков там уже нет. Эта маленькая деталь, этот знак того, что он, возможно, унес их с собой в свои сны, наполнил ее сердце теплом и легким озорством. Но время было позднее, и усталость накатывала мягкими волнами. Елена устроилась на своей полке, позволяя воспоминаниям о минувшей ночи окутать ее, как тонкая простыня. Монотонный стук колес убаюкивал, унося в страну грез, где лунный свет и запретные желания сплетались в одно.
Она проснулась с первыми лучами солнца, которые пробивались сквозь занавески, рисуя золотистые полосы на деревянных стенах купе. Андрей все еще спал на верхней полке, как всегда, не торопясь просыпаться на отдыхе. Саша тоже спал, его кудри разметались по подушке, а лицо казалось почти детским в утреннем свете. Елена встала, накинув легкий халатик на обнаженное тело, наслаждаясь ощущением свободы, которое дарила ей эта утренняя легкость. Ей хотелось сохранить это чувство остроты, эту искру, которая пробудилась в ней прошлой ночью.
Ее взгляд невольно упал на Сашу, и она замерла, едва сдерживая смех. Сквозь утренний свет она заметила, что он, вероятно, в темноте перепутал одежду и вместо своих трусов надел ее полупрозрачные кружевные трусики. Тонкая ткань обтягивала его тело, не скрывая ничего, и в утреннем свете его достоинство было отчетливо видно, вызывая в ней одновременно умиление и новый прилив возбуждения. Это была невинная ошибка, но в ней было что-то бесконечно трогательное и дерзкое.
