— Зря ты так со мной разговариваешь, девочка, — прошептала она.
Габриэла, стоя у двери, словно заново переживала эти моменты в своих мыслях. Она с восхищением вспоминала, как Нора дрожала, как её страх делал каждое движение медленным и предсказуемым, и как её собственная воля тогда казалась безграничной. В этом воспоминании было что-то похотливое, но Норе это было видно лишь как холодная оценка: каждая её улыбка, каждый взгляд — подтверждение того, что она всё помнит и обдумывает.
Нора застыла. Её сердце бешено колотилось, а мысли метались между «убежать» и «остаться на месте, не показывая слабость». Но даже попытка убежать казалась невозможной — ноги словно ватные, а воспоминания не давали ей сосредоточиться на чем-то, кроме страха.
Габриэла медленно приблизилась, глаза её искрились холодным интересом, словно она снова переживала события той ночи, воссоздавая в уме каждую деталь. Нора прижалась к дивану. Она понимала, что любое движение, любой звук — это сигнал, который Габриэла может интерпретировать как слабость.
— Я здесь надолго, — сказала Габриэла ровно, — и буду смотреть за ними так, как мне приказали.
Нора молча слушала, чувствуя, как паника поднимается, а воспоминания о той ночи сжимают её изнутри. Она не шевелилась и не пыталась что-то ответить; каждая мышца была натянута как струна, а разум, несмотря на желание убежать, прятался в уголке памяти, вспоминая страх и бессилие.
Габриэла, напротив, тихо улыбнулась, почти довольная, и отступила на несколько шагов. В её взгляде сквозила уверенность: она помнила все детали, знала, как Нора реагирует, и была готова использовать это знание, если понадобится.
Нора тихо сглотнула, пытаясь побороть страх, решив, что ни за что не оставит детей с Габриэлой. Она пыталась выглядеть спокойной — наливала себе кофе, делала всё медленно, аккуратно, словно от точности движений зависело, сорвётся ли хрупкий баланс между ними. Руки предательски дрожали, но она заставила себя не смотреть в сторону Габриэлы.
— А где мой? — голос Габриэлы прозвучал спокойно, но с той самой нотой, которая не оставляла выбора.
Нора сделала вид, что не услышала.
— Нора, — повторила Габриэла чуть громче. — Я спросила: где мой кофе?
Нора поставила кружку на стол, взяла вторую. Капли воды из-под крана падали на металл и звучали, как удары по нервам. Она чувствовала взгляд Габриэлы — тяжёлый, настойчивый, прожигающий затылок.
Габриэла стояла, скрестив руки на груди, молча наблюдая. Это молчание было хуже любого крика.
Пока Нора двигалась по кухне, Габриэла наблюдала за ней. Её глаза — спокойные, холодные — словно измеряли каждый шаг, каждый вдох. В этой тишине было что-то неправильное: Габриэла будто наслаждалась самой возможностью быть рядом, чувствовать, как Нора нервничает.
— Вот, — сказала Нора, протягивая кружку.
Габриэла не взяла её сразу, просто смотрела.
— Молодец, — произнесла наконец. — Когда хочешь — можешь быть послушной.
Слова пронзили, как пощёчина.
Нора замерла. Хотелось что-то ответить, но язык словно прирос к небу. В горле стоял ком.
"Не поддавайся. Не показывай. Не дай ей увидеть, как тебе страшно."
Она села на диван к детям. Кружка дрожала в руках, но она делала вид, что всё в порядке.
Габриэла стояла у стола, скрестив руки на груди, наблюдая, как будто оценивая результат своей игры.
— Расслабься, — добавила Габриэла, делая глоток. — Я не кусаюсь. Если меня не злить.
Нора поморщилась. Она знала — это не угроза. Это предупреждение.
Габриэла села рядом, не спросив разрешения, раскинувшись на диване с тем хищным, уверенным в себе движением, в котором не было ни грамма смущения или сомнения, и которое заставляло воздух вокруг словно сжиматься, теряя лёгкость и превращаясь в что-то густое и неподвижное. Она раздвинула ноги, чуть отклонилась назад и закинула руку на спинку дивана, заняв собой всё пространство, словно это был её собственный дом, её территория, и присутствие Норы здесь — всего лишь милость, допущение, не более.
Нора, чувствуя, как её дыхание становится неровным, почти незаметно подалась в сторону, прижимаясь к подушкам, к детям, которые тихо возились с книжкой на коленях, будто и не замечая перемены в атмосфере. Она старалась держать голову прямо, не поворачиваясь к Габриэле, но кожей ощущала её взгляд — тот самый тяжёлый, изучающий, в котором не было ничего дружеского или нейтрального, только жгучий интерес и едва заметная тень воспоминаний, от которых внутри всё холодело.
Габриэла, напротив, казалась абсолютно спокойной, ленивой, как кошка, растянувшаяся на солнце, но за этой ленцой чувствовалось напряжение, едва сдерживаемое удовольствие от самой ситуации. Она слегка наклонилась вперёд, и её колено едва коснулось ноги Норы, — не случайно, не небрежно, а с тем едва ощутимым нажимом, который можно принять за случайность, но который ясно говорил о власти и намерении.
Нора вздрогнула, сжала пальцы на книжке, будто пытаясь спрятаться за словами, за страницами, за чужими историями, чтобы не быть частью этой — своей собственной. Она читала вслух, сбиваясь, и голос её дрожал, словно каждая фраза давалась усилием.
Габриэла, наблюдая за её профилем, за тонкой линией шеи, за тем, как дрожит уголок губ, когда Нора делает вдох, ощущала, как внутри поднимается волна чего-то запретного, тяжёлого, горячего, как будто прошлое, которое должно было остаться там, в темноте, снова начинало дышать рядом, оживая в каждом движении этой испуганной, но по-своему прекрасной девушки.
Она чуть улыбнулась — не той широкой, показной улыбкой, что бывает у людей, пытающихся казаться дружелюбными, а короткой, скупой, едва заметной, как тень, скользнувшая по лицу. В этом выражении было всё — желание, власть и тихое удовлетворение от того, что Нора не в силах сопротивляться этой атмосфере, которую Габриэла создаёт вокруг себя, просто сидя рядом.
Глава 40: Второй эпизод
Поздно вечером Нора уложила детей в спальне. Она старалась говорить спокойно, хотя внутри всё дрожало: «Я сама побуду с вами сегодня». Нора поцеловала малышей и вышла в зал.
Внезапно раздался тихий, но твердый щелчок замка. Нора замерла: дверь в квартиру была закрыта. Габриэла спокойно стояла, скрестив руки, и наблюдала за ней с холодной улыбкой.
— Не кричи, — сказала Габриэла мягко, но в голосе звучала сталь, — разбудишь детей. — Алекс сегодня не придет, — продолжала Габриэла, её взгляд был пронзительно внимателен, — дорога отрезана другим анклавом. Мы здесь одни.
Сердце Норы сжалось. Её разум отчаянно искал решение: убежать, спрятаться, позвать на помощь. Но все варианты казались невозможными.
Габриэла медленно подошла, и Нора почувствовала, как сила, исходящая от нее, буквально давит на воздух вокруг. Она держала руки свободными, оценивая каждую реакцию Норы. Глаза Габриэлы изучали ее выражение лица, замечая каждое дрожание, каждую попытку спрятать страх.
— Не надейся на чудеса, — продолжала она, сдерживая улыбку, — сегодня твоя задача — быть спокойной. Дети спят, и ты будешь делать то, что я скажу.
Нора пыталась вдохнуть глубже, сдерживая слезы. Ей хотелось закричать, но она понимала, что это только разбудит детей и сделает ситуацию хуже. Внутри нее боролись страх, злость и отчаяние: она понимала, что сейчас снова полностью зависима от Габриэлы, и эта мысль разъедала душу. Она ненавидела себя за то, что не рассказала Алекс о том, что произошло. Если бы она нашла в себе смелость преодолеть стыд и рассказать, она не стояла бы сейчас с Габриэлой вновь в запертой квартире.
Габриэла в это время медленно обходила комнату, каждый шаг отбрасывал длинную тень, словно подчёркивая её контроль над пространством. Она делала паузы, смотрела на Нору, будто читала её мысли. В воздухе повисла тишина, только слабый стук сердца Норы нарушал её.
— Что, язык проглотила? — Габриэла подошла ближе, остановилась у края стола. — Раньше ты хоть пыталась говорить.
— Уходи, — выдохнула Нора, стараясь, чтобы голос звучал твёрже, чем она себя чувствовала.
Габриэла фыркнула, качнув головой.
— Знаешь, что самое интересное? — сказала она тише, почти шепотом. — Алекс даже не спросила, как твои дела. Ни разу. Наверное, занята... у неё же всегда найдётся кто-то, кто согреет её, пока она там решает свои дела.
Нора напряглась.
— Не говори о ней, — прошептала она.
— А кто мне запретит? — ухмыльнулась Габриэла. — Ты? Или она? Ты ведь до сих пор трясёшься, когда я просто подхожу ближе.
Она сделала ещё один шаг вперёд — не касаясь, но оставляя между ними всего полметра воздуха, густого, как дым.
Нора резко отвернулась, пытаясь спрятать, что по щекам текут слёзы.
— Ты ведь понимаешь, что сегодня тебе некуда спрятаться, правда? — продолжала Габриэла, играя на чувствах Норы. — Алекс не приедет, она занята. А мне скучно. Сегодня твоя задача — слушаться меня. — Слова звучали как приказ.
Страх смешивался с отчаянием, и сердце Норы колотилось так, будто она могла вот-вот потерять дыхание.
Габриэла мягко, но уверенно взяла её за руку, притягивая к себе, и Нора, несмотря на попытку упереться, почувствовала, что у неё не хватает сил противостоять этому натиску, словно весь страх и усталость от дня сконцентрировались в её теле. Габриэла двигалась спокойно и целенаправленно, словно все её действия были рассчитаны заранее, и ей не требовалось причинять боль, чтобы добиться подчинения; её взгляд был напряжённым и внимательным, а дыхание ровным. Габриэла, крепко удерживая Нору, повела ее в спальню.
