Мое сердце заколотилось бешенее. Один кандидат. Сеткил? Я представил его голос — грубый, наглый, — и как он уже флиртует с ней по телефону, обещая не только охранять магазин, но и ее тело. Она взяла телефон, набрала номер, и я услышал гудки. Затем — знакомый голос на громкой связи, который она, видимо, включила по привычке. Грубый, с акцентом, уверенный: “Алло, это Сеткил. Красотка, ты звонишь?”
Это был он. Мой одногруппник, тувинец с узкими глазами и жилистым телом. Мой член мгновенно встал, упираясь в джинсы болезненно, от одной мысли, что он говорит с ней. Мама улыбнулась, ее личико слегка покраснело — румянец разлился по щекам, делая ее еще соблазнительнее.
— Да, это Юлия из бутика. Мы переписывались в телеграм. Вы все еще интересуетесь работой охранника? — сказала она строгим, но разговорчивым тоном, хотя в голосе скользнула нотка игривости.
Я слышал обрывки его слов: “…конечно, милая… такая фигура, как на фото… охранять тебя — удовольствие… комплименты сыпались, наверное, потому что мама хихикнула тихо, ее глаза заблестели, а румянец усилился. Она перекинула волосы за ухо, ее тонкая шея напряглась, хрупкие плечи слегка поежились — от удовольствия? От его слов? Я представил, как Сеткил сейчас дрочит на ее фото, его смуглый хуй в руке, большой и толстый, готовый к ней. “Я бы тебя трахнул,” — сказал он мне сегодня, и теперь эти слова висели в воздухе, адресованные ей.
— Хорошо, тогда приходите в субботу, это будет ваш первый рабочий день. С 10 утра. Обсудим детали на месте, — сказала мама, ее голос стал чуть хрипловатым, как будто от возбуждения. Она улыбалась, пухлые губы изогнулись, и я увидел, как ее соски затвердели под халатом, проступая бугорками.
Она повесила трубку, все еще улыбаясь, личико розовое, глаза мечтательные. Я не выдержал, мой член пульсировал, фантазии накрыли:
— Кто там был, мам? — спросил я, голос дрожал от смеси ревности и похоти.
Она повернулась ко мне, все еще с той улыбкой, властная и строгая, но теперь с оттенком кокетства.
— Какой-то очень общительный тувинец, кандидат. Сеткил зовут. Говорит много комплиментов, но кажется, серьезный парень. Посмотрим, как он в деле.
Я кивнул, но внутри взорвался: это случится. Он будет с ней. И моя фантазия — большой смуглый азиатский член в узкой розовой киске моей мамы — приближалась к реальности. Я едва сдержался, чтобы не уйти в комнату и не подрочить прямо сейчас, представляя их стоны.
Глава 5: Подзатыльник, ложь и вспыхнувшая ярость
Вечер пятницы накрыл квартиру теплым, душным воздухом, пропитанным запахом дождя за окном. Я сидел в своей комнате, уставившись в телефон, когда пришло сообщение от Сеткила. “Эй, очкарик, завтра на работу принеси два бургера и колу. Деньги после зарплаты отдам. Не облажайся.” Я ответил “ок”, но внутри все напряглось от мысли, что завтра увижу его в мамином бутике.
На следующий день, суббота, я шел в торговый центр с пакетом из фастфуда, сердце колотилось. Бутик мамы был пустым — утро, клиентов еще не было. Сеткил стоял у входа в форме охранника — черная рубашка обтягивала его мускулистые плечи, брюки подчеркивали крепкие ноги. Его короткая стрижка, смуглая кожа и узкие глаза делали его похожим на хищника. “Ну, давай сюда,” — буркнул он, выхватывая пакет. Я передал бургеры, но колы не купил — забыл.
— Ты что, дебил? Где кола? — заорал он, его голос эхом разнесся по бутику. — Я сказал — колу!
Он размахнулся и дал мне подзатыльник — сильный, унизительный, от которого у меня зазвенело в ушах. Я отступил, краснея, но в этот момент из подсобки вышла мама. Она была в облегающем платье для работы — черном, с вырезом, которое подчеркивало ее фигуру. Ее блондинистые волосы ниспадали волнами, голубые глаза горели гневом, пухлые губы сжаты в линию. Она стояла, скрестив руки, и выглядела властной.
— Что тут происходит?! — крикнула она, ее голос строгий, полный замешательства и ярости.
Сеткил мгновенно изменился — его узкие глаза блеснули, и он схватил меня за шиворот, толкая вперед.
— Да вот! Какой-то извращенец хотел белье украсть, и я его поймал! — выпалил он, его голос уверенный. — Стоял тут, лапал трусики, а когда я подошел — начал лепетать про еду. Я его задержал, Юлечка.
Мама стояла в шоке, ее голубые глаза расширились, личико побледнело. “Что за бред?” — прошептала она, глядя на меня. “Что происходит? Что ты тут делаешь?” Ее тон был жестким, но в глазах мелькнуло замешательство. Я почувствовал унижение, вырвался и убежал из бутика, спрятавшись за дверями соседнего магазина, где меня не видно. Сердце колотилось, я прижался к стене, слушая.
Из бутика донесся ее крик: “Что это значит?!” Она была в гневе и замешательстве, ее голос хлестал. “Объяснись сейчас же!”
Сеткил повторил историю, его тон стал заискивающим: “Да этот уродец лапал ваше белье, Юлечка. Я его скрутил. Вы же знаете, я здесь, чтобы охранять… и вас в том числе.”
Мама осадила его мгновенно, ее властный характер вспыхнул: “Не смей называть меня Юлечкой! Я для тебя Юлия Сергеевна! И что за чушь ты несешь? Этот парень — не вор! Что ты выдумываешь?”
Она не сказала ему, что я ее сын. Сеткил стоял в недоумении, не понимая, почему она на него кричит. Его голос стал растерянным: “Но… Юлия Сергеевна, он же… эй, подождите, вы его знаете? Я думал, просто извращенец…”
Я стоял за дверью, дыша тяжело, унижение жгло. Что будет дальше? Я не знал, но воздух в бутике накалился.
Глава 7: Слезы, признания и теплая близость
Вечер субботы тянулся медленно, как густой сироп, заливая квартиру тусклым светом лампы в гостиной. Я сидел на диване, уставившись в пол, все еще чувствуя жжение на щеке от подзатыльника Сеткила. Унижение жгло внутри, смешиваясь с странным возбуждением — мысль о том, что он теперь рядом с мамой в бутике, его наглые глаза на ее теле, заставляла мой член слегка шевелиться в штанах, несмотря на все. Но страх перевешивал: что если она расскажет ему, кто я? Что если все развалится?
Дверь хлопнула, и вошла мама. Она выглядела уставшей после смены — блондинистые волосы слегка растрепаны, голубые глаза прищурены, пухлые губы сжаты в тонкую линию. На ней все то же черное платье с вырезом, которое обтягивало ее большую грудь, делая сисечки такими соблазнительными, что я невольно скользнул взглядом по ложбинке, где кожа казалась бархатной. Узкая талия переходила в широкие бедра, крепкие ноги на каблуках стучали по полу, тонкие щиколотки мелькали при каждом шаге. Она сбросила туфли, прошла на кухню, но потом остановилась и повернулась ко мне. Ее взгляд сверлил меня — строгий, властный, полный замешательства и гнева, который не утих с утра.
— Антон, — произнесла она низким, хриплым голосом, скрестив руки под грудью, отчего ее сисечки приподнялись еще выше. — Объяснись. Сейчас же. Что ты делал в бутике? И почему этот идиот-охранник на тебя накинулся?
Ее слова ударили, как пощечина. Я почувствовал, как слезы наворачиваются на глаза — жгучие, неконтролируемые. Все накопившееся вырвалось: унижение от Сеткила, моя роль шестерки, фантазии, которые я прятал. Я всхлипнул, опустив голову, очки съехали на нос.
— Мам… прости… — пробормотал я, голос дрожал. Слезы покатились по щекам, горячие и соленые. — Я… я просто принес ему еду. Он попросил. Сеткил… он мой одногруппник. Я для него как шестерка, мам. Бегу за ним, делаю, что скажет. Он грубый, наглый… все время командует мной. Даже… даже девушка моя бывшая к нему ушла. Говорила, что он “настоящий мужчина”, а я… я никто.
Мама стояла неподвижно, ее голубые глаза расширились от удивления, но гнев сменился чем-то мягким, понимающим. Она подошла ближе, ее бедра качнулись, запах ее парфюма — сладкий, мускусный — окутал меня. “Шестерка? Девушка ушла?” — переспросила она тихо, ее тон стал разговорчивым, но строгим по-прежнему. “Почему ты не рассказывал? И зачем принес еду именно в мой бутик?”
Я рыдал сильнее, плечи тряслись, слезы капали на колени. “Потому что… он там работает теперь. И… мам, пожалуйста, не говори ему, что я твой сын. Не надо. Он меня совсем затравит. Пожалуйста… он и так меня унижает. Называет очкариком, лузером…”
Она вздохнула глубоко, ее грудь поднялась и опустилась, и вдруг шагнула ко мне, обнимая крепко, прижимая мою голову к своей груди. Ее сисечки были мягкими, теплыми сквозь ткань платья, розовые ореолы, наверное, проступали под ней, соски слегка упирались в мою щеку. Я почувствовал ее сердцебиение — быстрое, успокаивающее. Ее руки гладили мои волосы, тонкая шея наклонилась, хрупкие плечи обхватили меня. “Тише, тише, сынок,” — прошептала она, ее голос стал нежным, понимающим. “Успокойся. Я не скажу ему ничего. Обещаю. Ты мой мальчик, и никто не имеет права тебя обижать. Расскажи все, выговорись.”
Я прижался к ней сильнее, рыдая на эмоциях, слова вылетали сами, неконтролируемые. “Мам… он… он такой… у него даже… даже член намного больше, чем у меня. Я видел в раздевалке. Толстый, длинный… а мой… мой маленький. Поэтому и девушка ушла. Она… она говорила, что с ним лучше. Я так комплексовал… прости, мам, я не хотел это говорить, но… оно само…”
Мама замерла на миг, ее объятия стали крепче, но она не отстранилась. “Ой, Антон… бедный мой,” — сказала она тихо, ее пухлые губы коснулись моей макушки в поцелуе. “Не думай об этом. Размер — не главное. Ты умный, добрый… а этот Сеткил — просто хам. Но если он так тебя унижает, почему ты с ним общаешься? Может, пора поставить его на место?”
