Спустя всего пару минут она уже увлечённо сопела, нависнув над пупсом и вцепившись в его туловище обеими руками. Её маленький белый задик совершал ритмичные волнообразные движения, заставляя хлюпающую смазкой молоденькую вульву тереться о елду и жилистый ствол своими самыми чувствительными местами.
Ощущения были просто сказочными, и девочка едва сдерживалась, чтобы не застонать от них в голос. Они то нарастали, то отступали, чтобы затем вновь накрыть юную проказницу своей сладостно-приторной волной. Ей тогда хотелось, чтобы это никогда не прекращалось, чтобы этот строптивый столбик целую вечность ублажал её нежную писечку…
- Элли!.. Обед почти готов, ждём к столу через пять минут! – раздался гулким эхом снизу мамин голос в самый неподходящий момент.
От неожиданности смущённая смоковница вздрогнула и завалилась на кровати на бок. Около минуты она лежала в полузабытьи, поджав к животу колени и сотрясаясь в сладких оргазменных судорогах.
Лишь немного придя в себя, Элли натянула трусики и оправила на себе смявшееся платье. Ноги были ватными и плохо слушались, когда она спускалась с мансарды. А за обедом голова всё время кружилась, и она переживала, что родители как-то догадаются о её пикантных проделках.
- Ну, и как там поживает твой Чаки? – игриво спросил отец, имея в виду новую игрушку своей дочери. – Ты там пропадаешь целыми днями, расскажешь о нём что-нибудь?
Этот вполне себе дежурный вопрос, с учётом всех обстоятельств, обескуражил девочку. Но она нашла в себе силы сохранить самообладание. Чтобы не выказать своего смущения, она даже перешла в наступление:
- Папа-а-а! Ну, сколько раз можно повторять: никакой он не Чаки, он – Дики!!!
Эта его отсылка к имени злобной куклы из древнего фильма ужасов всегда раздражала Элли. Сам фильм она, конечно, не смотрела, но и того, что сумела нагуглить о нашумевшей в своё время хоррор-франшизе, было предостаточно для праведного гнева.
- Дорогой, не нужно, не перебарщивай! – взяла мужа за руку мама. – А ты, милая, не злись. Лучше, в самом деле, расскажи нам, как там поживает твой малыш?
Её дружеский тон и мягкий голос всегда действовали умиротворяюще. И Элли подробно описала, как заботится о своём игрушечном ребёнке, разумеется, опустив всё то «необычное», что происходит в последнее время.
Вот только от предложения родителей тоже как-то поучаствовать в воспитании младенца или хотя бы зайти как-нибудь в гости к ним в уютную квартирку пришлось вежливо отказаться.
Поблагодарив маму за вкусный обед поцелуем в щёку, Элли снова поспешила к Дики.
- …ну, ничего, ничего… мало ли какие у неё на то причины… – раздался за спиной тихий шёпот отца в ответ на непонимающе-вопросительный взгляд супруги.
А причины не показывать родителям пупса у Элли действительно были. Ведь каждый раз, когда она входила в комнату на мансарде, она видела в нём изменения.

Бутуз рос и креп не по дням, а по часам. Всякий раз, поднявшись на мансарду, она заставала Дики подросшим. Его тело увеличивалось в размерах и ростом было уже сопоставимо с ней самой. При этом он становился и пропорционально тяжелее, хотя внешне он по-прежнему выглядел как грудничок. Во всяком случае, на первый взгляд…
Речи о том, чтобы качать его на руках, давно идти уже не могло. Поэтому Элли предпочитала общаться с пупсом, лёжа рядом с ним на широкой тахте. На той самой, где, по сюжету игровой комнаты, полагалось спать взрослым.
Это обстоятельство не шло у девочки из головы и всё время навевало шальные мысли. Она всячески старалась убедить себя, что рядом с ней сейчас всего лишь малыш, её дитя, о котором она заботится, а вовсе не муж и даже не парень. Однако обмануть своё внезапно проснувшееся подсознательное женское начало всё равно не получалось.
Сколько ни зарекалась Элли так больше не делать, но вновь уединившись с Дики на этом ложе, рано или поздно она полностью оголялась и вновь оказывалась под одеялом в объятиях огромной силиконовой куклы.
В такие моменты шалунья крепко закрывала глаза, предпочитая не видеть, как прорезиненные руки младенца-гиганта обнимают, гладят и тянут к себе её обнажённое тело. Он трогал её даже в таких местах, где раньше она и представить себе не могла чьих-то прикосновений. От этих фривольных ласк притуплялось чувство реальности.
Дики пестовал и голубил юную «мамочку» то бережно и невероятно нежно, то с применением грубой силы. Он мог неожиданно до боли сжать ей грудь или ягодицу так, что та едва сдерживалась, чтобы не вскрикнуть.
Однако непонятно почему Элли это нравилось, и она ждала, когда он снова проявит таким образом свою власть над её беззащитным телом. А чтобы его спровоцировать, она порой сама нарочно наваливалась на пупса сверху и одаривала поцелуями его ставшее теперь мускулистым силиконовое тело.
В ответ Дики клал обе руки ей на попку, железной хаткой впивался в её мягкие булочки и дерзко раздвигал их в стороны. Затем перекатывался набок и в следующий миг уже оказывался сверху, подмяв под себя миниатюрную и покорную любовницу.
Именно так случилось и сейчас. Увесистый кукольный торс сдавил её груди, а упругое пузцо плотно прижалось к плоскому животику. Стройные ножки похотливой особы как-то сами собой при этом раздвинулись, и она затаила дыхание в ожидании чего-то особенного.
Эрегированный резиновый пенис сначала коснулся бедра, затем лобка. Потом он уткнулся в распростёртое влажное естество и стал настойчиво искать вход в нежно-розовую глубь. Движения его были неторопливыми и даже вальяжными.
Набухшая головка неспешно нежилась в трепетных объятиях скользких девичьих лепесточков и дразнила возбуждённый клитор. Стягивала с его кончика кожистый капюшончик, чтобы добраться до самой чувствительной плоти. И всё это ввело неопытную любовницу в подобие гипнотического транса.
- Да… Вот так… Да, ещё… Ммм… – шептала девочка в сладостном полубреду, не открывая глаз.
В какой-то момент, усыпив бдительность тоненько постанывающей под умелыми ласками Элли, её странный партнёр одним уверенным движением устремился всей длиной своего силиконового органа в невинное лоно.
Больно почти не было. Лишь на мгновение импульс тупой боли заставил её заскулить и поморщиться. Это было похоже на зубную боль, но только там, внизу, между ног. В отличие от зуба, который, если уж заныл – так заныл надолго, отголоски этого пронизывающего всплеска стали быстро растворяться.
Дики двигался медленно и плавно. Его член следовал по волнообразному пути, входя в молоденькую щелку то слева, то справа, будто нарочно разрабатывая только что проделанную в девственной плеве брешь.
Постепенно от боли не осталось и следа. Силиконовый отросток искусно лелеял теперь изнутри нежную и мокрую прелесть. Эмоции от новых, ярких и неведомых доселе ощущений переполняли бесстыжую прелестницу. Она запрокинула назад голову и широко развела свои стройные ножки, изо всех сил стремясь подставить себя под каждое глубокие проникновение.
Всякий раз, когда налитая страстью головка начинала очередное скольжение внутрь, нестерпимое сладострастие пронизывало каждую клеточку юного естества, проникало в молодое чрево, заставляло трепетать и подчиняло себе.
Чтобы не стонать от восторга слишком громко, Элли прикусила нижнюю губу и накрыла ладошкой рот. Однако с каждой минутой натиск мужского начала нарастал. Налетающие один за другим вихри блаженства всё выше приподнимали её над землёй и кружили в воздухе.
Остановить это распутница уже не могла, даже если бы захотела. Дики подмял её под себя, навалившись всем своим весом, и лишил возможности даже шевельнуться. Неизбежность и неотвратимость череды бесчисленных толчков глубоко внутри её возбуждённой промежности лишь усиливали исступление.
А ещё через пару минут предательская истома сковала и парализовала всё тело. Забыв обо всём, Элли протяжно застонала и обвила руками прорезиненный торс партнёра. Его толстый и упругий, но в то же время такой нежный и ласковый член, казалось, заполнил теперь её всю.
Неумолимое присутствие эрегированной мужской тверди, глубоко введённой в податливое девичье естество, заставляло дрожать и трепыхаться, словно беззащитную рыбёшку, насаженную на кукан опытным рыболовом.
Бесконечные фрикции не стихали. Сквозь сдавленные стоны и всхлипы раздавалось лишь мерное поскрипывание широкой кровати. Выглядывающие из-под сбившегося одеяла голые девичьи ножки тряслись мелкой дрожью. А некогда хранившее неприкосновенность чувственное лоно извергалось фонтанами яркого подросткового оргазма…
Проснулась Элли где-то через час. Голова кружилась, а тело было ватным. Пытаясь осмыслить, что произошло, она судорожно избавлялась от одеяльного плена. Посреди смятой простыни отыскались скомканное во время страсти платье и трусики. Растерянная особа поспешила в них облачиться. Она посмотрелась в зеркало, оправила складки на подоле и сочла, что выглядит теперь вполне обычно. И всё же чего-то не хватало…
- Дики! – громким шёпотом вырвалось у неё из груди.
А его не было! Нигде. Ни на кровати – как можно было не заметить на постели такого дитятку-переростка! Ни на полу – с чего бы это ему падать на пол! Но озабоченная «мамочка» на всякий случай заглянула и под кровать, и даже в люльку, в которой он давно уже не помещался.
В сердцах, она стала метаться по комнате, искать своего малыша и звать его по имени. Её голосок дрожал и срывался на плач. Наконец, не совладав с эмоциями, Элли плюхнулась ниц на кровать и уткнулась лицом в подушку.
Она зарыдала так громко и горько, что не услышала, как опрокинулся набок припиравший сверху ведущий на мансарду люк табурет.
Мама поднялась и, крадучись, подошла к плачущей дочери. Эти её ласковые поглаживания по спинке всегда работали безотказно. Горестные стенания тут же стихли, и им на смену пришло натужное обиженное сопение.
