По новой семейной традиции Марьям, лёгким стуком в дверь и учтивым почти ласковым голосом, разбудила нас к завтраку, на удивление, на чистейшем русском языке.
Я даже словил определённый когнитивный диссонанс от несоответствия чистоты речи её внешности. Удивительно, но девушка совершенно не имела акцента, во всяком случае, я в её коротком монологе, его не услышал и почти тут же поднялся, заворожённый её голосом и поплёлся в ванную.
«Ммм... надо будет сегодня зарисовать по памяти её смуглые прелести, ведь потрахаться с ней вряд ли получится... »
Отец, так же, как и моя без пяти минут мачеха этим утром были бодры и довольны. У них, судя по всему, было хорошее утро и потому никакого негатива за завтраком не транслировалось, даже в сторону художника-побирушки, как называл меня папа с определённой долей юмора.
— Ну что, ты опять сегодня на пристань сын?
— Так да.
— Покупают хоть у тебя чего?
— Не жалуюсь, мне хватает (я натянуто улыбнулся)
— А то я думал, может ссудить тебе на холсты сотню другую.
— Было бы не плохо.
— Давай, отправлю.... Только пообещай мне пообщаться с моим братом, дядей Колей Басаргиным, о преимуществах профессионального строительного образования. У него терпения по больше, может объяснит тебе чего...
— Тогда не надо пап, я как ни будь сам.
— Напрасно ты упрямишься. Я ведь всё равно до тебя донесу.
А дальше последовала очередная тирада минут на двадцать, которую я привычно пропускал мимо ушей. Лишь молча кивая в ответ и делая вид, что со всем соглашаюсь, я наблюдал за ловкими движениями прислуживающей нам за столом Марьям, пока не заметил напротив Нелли тупо уснувшую с ложкой в руках.
«Вот же умаялась бедняжка – спит за столом. Палево, однако. Как бы Софья ни спросила, чем родное сердце ночью занималось?»
Мачеха, словно прочитав мои мысли, подошла к спящей дочери сзади, бесцеремонно растолкала её и строго прошипела на ухо, несмотря на тихий тон и работающий телевизор, мне почти всё было отчётливо слышно.
— Ты ведь не на вечеринку ночью таскалась? Я тебя не отпускала!
— Нет, мам.
— И чем занималась, Совушка?... что спишь тут на ходу.
— Что, чем мам? У Марьям своей спроси, чем?
— Я о твоём же будущем заботилась, неблагодарное ты дитя... и это, между прочим, не бесплатно.
— Спасибо, но я справлялась и сама... Я хотела потусоваться, мам... с чего бы меня там должны были трахнуть?
Глаза Софьи блеснули от гнева, и она, наклонившись над самым ухом дочери, злобно подытожила:
— Да с того милая, что ты у меня и трезвая то слаба на передок... так что в нашем случае даже то, что просто могли, маму совсем не устроит. Ты ведь помнишь, что вечером мы ужинаем с Зелимханом?
— Да мам.
— Что бы к вечеру сияла как новенький доллар.
«Да уж, какая прекрасная новая традиция – семейные завтраки с унижением и моральным опиздюливанием. Класс! Где подписаться на абонемент?»
От такого лютого утреннего пиздеца меня неудержимо пробирало на нервный смех, чего отец, уже заканчивавший свою речь, вообще не понял и взбеленился уже не на шутку:
— Смешно тебе меня слушать? Смотри, так и будешь по каютам у старых бабок мелочь себе на карандаши сшибать!
«Да уж лучше так, чем на стройке твоей горбатиться.»: подумал я, но вслух ничего не сказал. Встал, поблагодарил прекрасную Марьям за вкусный завтрак и вышел из гостиной вон.
До автобуса в город оставалось сорок минут и мне уже пора было выходить. Я натянул спортивки, худи, запрыгнул в кроссы и прихватив свою сумку зашагал по просёлку вверх. На вершине подъёма остановился чуть отдышаться, когда со мной поравнялся брутальный Гелик, совершенно внезапно, цвета перламутрово-розовый металлик.
Ветровое стекло опустилось и за рулём этого странного Мерседеса обнаружилась уже знакомая мне Татьяна.
— Художник, привет! В город?
— На остановку.
— Садись подвезу.
Хотя времени, чтобы успеть на автобус было достаточно, упрашивать меня Татьяне не пришлось. И ещё бы, ведь из её машины так приятно пахло, кожей, дорогим парфюмом и чем-то животным, дико притягательным, кроме того, меня просто на раз покорили крупные Танины сиськи без лифа, плотно обтянутые майкой «рогаткой».
— Спасибо. (я замер уставившись на соски, проступающие через ткань... так, будто их за минуту до этого, специально для меня, надраконили пальцами)
— (смеётся) Ну что ты застыл? Садись, тут будет лучше видно. До города минут 20... успеешь даже передёрнуть разок.
— Да мне только до остановки.
— (смеётся сильнее) Перестань Алиса, ты уже в чёртовой норе... время узнать, насколько она глубока.
Мощный мотор взревел и Гелик рванул с места, да так что меня просто вжало в сиденье.
Гелик ловко петлял промеж сосен, я вцепился руками в сиденье и всё ждал, когда же мы во что-то впечатаемся. Татьяна, рулила, казалось, вообще на изи, она всё больше смотрела не на дорогу, а на меня, как-то диковато улыбаясь и царапая по моему бедру, красивыми, розовыми, в цвет авто, коготками.
Я не понимал, какими сенсорами она контролирует дорогу, когда на неё почти не смотрит, очень боялся за свою жизнь и на свой стыд и удивление, снова ловил крепчайший стояк, почти тут же, оттопыривший мои спортивные брюки.
Буквально всё, в этой дерзкой и до дрожи сексуальной фурии меня завораживало. Высокая, красивая грудь, голый живот с пупком, украшенный пирсингом, сильные длинные ноги, ловко перебирающие педалями, соблазнительно пухлые розовые губы и даже, совершенно внезапно, обручальное кольцо на её пальце.
— Мм... вижу нравлюсь я тебе.
— Очень,.. . но мне бы ещё хотелось пожить...
— Не ссы, мы не перевернёмся... я знаю тут каждое дерево...
«Вряд ли у такой «резкой» девушки какой ни будь обыкновенный, «травоядный» муж. Верняк, эту бестию трахает «хищник», который может меня сожрать и не подавиться» Я, с опаской, смотрел на обручалку и Таня, конечно же, это заметила.
— Не бойся ты, он в Испании... а мне, знаешь ли, скучно тут одной.
— Не поверил бы, что вы одна.
— Ну мне нельзя путаться с кем попало, а вот тебя мне одобрили... (Таня сжала моё колено ладонью)
— В смысле одобрили?!... Кто?... Для чего?
— Ну что за вопросы Олежа?... Муж, конечно... Эдик хотел бы смотреть в «Зуме», на то, как ты рисуешь меня голую, а я для него теребонькаю и так же будет не против, если ты меня вылежишь...
— А Вы, тоже мне что-то сделаете... с его разрешения?
— Не знаю, смотря что бы ты хотел,.. . поросёнок?!
Машина резко остановилась как вкопанная, а девушка, крепко ухватила меня за член и прижимаясь своей упругой грудью, заглянула прямо в глаза.
— Господи!: только и успел выдавить я, готовый прямо в этом моменте отстреляться себе в трусы. Запах самки, большие дерзкие сиськи, и сильная беспардонная хватка, срывали мне крышу напрочь.
— Хотел... наверное...
Таня очень тонко чувствовала моё крайнее напряжение. Её красивое, вкусно пахнущее тело ластилось о мою грудь, сладкие, манящие губы едва не касались моих, а ловкой руке хватило буквально нескольких движений, чтобы я жалобно заскулил и непроизвольно дёргаясь, всё же себе напачкал.
— (Таня широко улыбнулась) Что?! Ты это серьёзно? (девушка достала из бардачка влажные салфетки и бросила их мне) Снимай скорее брюки, пока не пропитались, придётся сегодня тебе тусить без трусов малыш.
— Вы не могли бы не смотреть?
— Кончать значит малознакомой тёте в руку ты не стесняешься, а вот переодеться при ней тебе стыдно?
— Простите, я не хотел.
— Не извиняйся, будь мужчиной.... Девушки, как я понимаю, у тебя нет?
— Постоянной пока нет.
— Бедняжка.... Жаль, что трахаться нам нельзя, тётя Таня научила бы тебя держаться подольше...
— Нельзя?!: как-то не произвольно и по-детски разочарованно выдал я.
— Так вот, милый. Эдик разрешил только подрочить, ну в крайнем случае пососать... и это всё, разумеется, при нём, в «Зуме».
— А если я не соглашусь?
— Ты сильно меня расстроишь и не заработаешь..., ведь это не бесплатно.: Татьяна смотрела на меня испытывающим взглядом, накручивая пальцами свои белые локоны.
— И сколько Вы мне заплатите?
— Ну поскольку художник ты начинающий и ещё многому должен научиться, то возможно рублей десять.
— Пятнадцать.
Эти торги походили на какой-то «сюр». Меня, за вполне себе приличные деньги, которые я на свей пристани видел только по праздникам, целый день шаря карандашами по бумаге, ангажировали на эротическую сессию, зарисовывать оргазмы безумно красивой замужней фурии, пусть даже и на глазах её мужа, а я ещё и торгуюсь как проститутка!
— Хм,.. . а за 15, Олежа, уже я могу захотеть что-то особенное.... например твою субтильную задницу.
— (в шоке от услышанного я замер, запутавшись в штанинах) Нет-нет, я таким не занимаюсь!... и мне, наверное, лучше на автобусе.
— Сиди. (Таня заблокировала двери) Пошутила я.... Будет тебе 15.
— А может не надо?
— Ты назвал цену – я согласилась. Так что – ПРОДАНО! Я напишу, когда Эдику будет удобно.
Наивный и довольный результатом торгов, убирая перепачканные спермой трусы и салфетки в сумку я расслабился в кресле, отдаваясь блаженной неге после нежданного удовлетворения.
