Взяв чашку, она выпрямилась, поправила полотенце и подошла к кофемашине, стараясь дышать ровно. Спиной она ощущала его присутствие, и воздух на кухне казался густым и упругим, как натянутая струна.
Аня, взяв чашку с кофе, обернулась и на несколько секунд задержала взгляд на отце. Она заметила явную складку на его брюках и напряженность в его позе. Воздух на кухне стал густым и тягучим.
Она медленно подошла к столу, как бы чтобы взять салфетку, и намеренно прошлась так близко от его стула, что краем полотенца едва коснулась его колена. Затем, притворяясь, что поправляет скользящее полотенце на груди, она позволила ему на мгновение приоткрыться.
— В душе сегодня почему-то прохладная вода была, — произнесла она якобы невзначай, проводя рукой по ключице, с которой скатывалась капля воды. Она наблюдала за ним через опущенные ресницы.
Александр не ответил. Он отпил глоток воды из стоявшего перед ним стакана, но его рука была чуть напряжена. Его взгляд снова метнулся к ее ногам, когда она, отходя, снова позволила полотенцу сместиться.
— Может, кофе хочешь? — спросила она, уже зная ответ. Ее голос звучал нарочито легко, но в нем дрожала тонкая провокационная струнка.
Он медленно поднял на нее глаза. Взгляд был тяжелым и темным, полным немого вопроса и того самого напряжения, которое она искала.
— Нет, — коротко и глухо ответил он. — Ужинать будем скоро. Иди одевайся.
Но он не двигался с места, и его пальцы сжали стакан так, что костяшки побелели. Дистанция между ними сократилась до предела, и следующее движение любой из сторон должно было разрядить эту невыносимую атмосферу.
Аня, сделав глоток кофе, поставила чашку в раковину и направилась по коридору в спальню. Пол вблизи ванной комнаты был слегка влажным от её недавнего выхода. Нога её вдруг подскользнулась, и она с тихим вскриком упала на колено, ударившись бедром о край дверного косяка.
— Ай! Чёрт!
Звук падения и стон немедленно донеслись с кухни. Послышались быстрые шаги.
— Анна? Что случилось? — Александр подбежал к ней и присел рядом.
— Подскользнулась, — сквозь зубы прошептала она, потирая ушибленное бедро. — Кажется, сильно ударилась.
— Давай посмотрим, — его голос прозвучал собранно, но в нём слышалась тревога. Он помог ей подняться и, поддерживая под локоть, довёл до её спальни, усадив на край кровати. — Где болит? Покажи.
Аня указала на наружную сторону бедра, где уже проступал красноватый след. Полотенце при этом сползло и собралось у неё на талии, обнажая ноги и нижнюю часть тела. Александр, сосредоточенный на травме, сначала не обратил на это внимания. Он аккуратно коснулся места ушиба.
— Синяк будет, но кость цела. Нужно разогнать кровь, — он начал мягко, но уверенно массировать ушибленное место своими тёплыми, сильными пальцами.
С каждым движением его руки полотенце непроизвольно смещалось всё выше, открывая всё более интимный вид. Анна притворно постанывала, закрыв глаза, но сквозь ресницы следила за его лицом. Она видела, как его взгляд на мгновение задержался там, куда не должен был падать, как мышцы на его скулах напряглись. Его дыхание стало чуть глубже. Он продолжал массировать ушиб, но его прикосновения стали чуть медленнее, почти задумчивыми. Воздух в комнате снова наэлектризовался. Его рука лежала на её голом бедре, а её тело было практически обнажено перед ним.
Его пальцы продолжали методично разминать ушиб, но ритм сбился. Взгляд Александра, до этого сосредоточенный на синяке, непроизвольно скользнул чуть выше. Он замер на мгновение, его рука остановилась. Влажность между её ног была невозможно не заметить — откровенный, физиологический признак возбуждения, противоречащий боли от ушиба.
Он медленно поднял на неё глаза. Его взгляд был тяжёлым, тёмным, полным осознания. В нём не было ни укора, ни удивления — лишь молчаливое, шокирующее понимание. Он видел всё: и её испуг, и её стыд, и её неподдельное желание, которое она уже не могла скрыть.
Аня, поймав его взгляд, почувствовала, как горит всё её лицо. Она попыталась свести ноги, но его рука всё ещё лежала на её бедре, мягко, но властно удерживая его в прежнем положении. Она закрыла глаза, не в силах выдержать этот взгляд, но её тело выдавало её с головой — грудь учащённо вздымалась, а влажность между ног лишь усиливалась от этого напряжённого, полного запретного смысла молчания.
Он не убрал руку. Он не сделал ни одного движения. Он просто смотрел и дышал чуть глубже, а его большой палец почти незаметно провёл по коже всего в сантиметре от источника этой влажности, не касаясь его, но ощущая исходящее оттуда тепло. Это был вопрос, заданный без единого слова.
Это движение было почти неуловимым, непроизвольным — лёгкий, податливый наклон корпуса вперёд, в сторону его руки. Этого было достаточно.
Его дыхание резко оборвалось. Тот самый сантиметр, что отделял его палец от её тела, был мгновенно преодолён. Его большой палец, тёплый и грубоватый, мягко, но безвозвратно лёг на влажную чувствительную кожу.
Анна ахнула, её глаза широко распахнулись. Она не отстранилась. Её тело, вопреки всякому стыду и страху, выгнулось навстречу этому прикосновению, этому окончательному переходу границы. Его взгляд приковался к её лицу, выискивая малейший признак сопротивления, но находил лишь шок и потрясающую, всепоглощающую отдачу.
Его пальцы начали движение — медленное, уверенное, раздвигая и исследуя, а её рука инстинктивно вцепилась в его предплечье, не чтобы оттолкнуть, а чтобы удержать. В комнате стояла гулкая тишина, нарушаемая лишь её прерывистым дыханием и скрипом кровати под её телом. Он наблюдал за каждой её реакцией, его собственное лицо было искажено гримасой концентрации и не скрываемого более желания.
Её легкий, почти невесомый поцелуй был внезапным и красноречивым. Он замер на мгновение, почувствовав прикосновение её губ. Ответить он не успел — она уже отстранилась, но в её глазах он прочитал всё, что нужно. Сомнений не оставалось.
Молча, одним плавным движением, он подхватил её на руки. Полотенце окончательно спало на пол. Он отнёс её к кровати и осторожно опустил на прохладную простыню. Его собственная одежда мешала, сковывала. Он снял её быстро, почти не отрывая от неё взгляда.
Его руки, тёплые и уверенные, скользнули по её бёдрам, раздвигая их. Он навис над ней, и в последний миг перед тем, как войти в неё, его взгляд встретился с её взглядом — тёмным, полным ожидания и полной отдачи. Слов не было. Было лишь тихое, прерывистое дыхание и тиканье часов в соседней комнате, отсчитывающих последние секунды прежней жизни.
Их соединение было глубоким и окончательным. Она вскрикнула, вцепившись пальцами в его спину. Он замер, давая ей привыкнуть, и начал двигаться — сначала медленно, потом всё увереннее, находя свой ритм. Комната наполнилась звуками их тел, сдавленными стонами и скрипом кровати. Она откинула голову, полностью отдавшись ощущениям, а он, не сводя с неё глаз, продолжал своё движение, зная, что обратного пути нет.
Он двигался в ней с глубоким, выверенным ритмом, каждый толчок достигая самой её сути. Мир сузился до размеров кровати, до точек соприкосновения их тел. Всё остальное — стыд, условности, возможные последствия — растворилось, не выдержав напора чистой, животной физиологии.
Анна не думала. Она чувствовала. Чувствовала, как его руки держат её бёдра, как его дыхание обжигает её шею. Она слышала его сдавленные стоны и свои собственные, вырывавшиеся помимо воли. Её сознание отключилось, уступив место телу, которое знало, чего хочет. Волны удовольствия накатывали одна за другой, каждая сильнее предыдущей, смывая всё на своём пути.
Он чувствовал её полную отдачу, каждое её сокращение, и это подстёгивало его ещё больше. Его движения стали резче, целеустремлённее. Он видел, как её глаза закатились, как её пальцы впились в простыни, и знал, что она на грани.
Когда финальная волна накрыла её, её тело затряслось в немом крике, и он, не в силах сдерживаться больше, позволил себе последовать за ней, изливаясь внутрь с долгим, хриплым выдохом.
Он рухнул на неё, и они лежали так несколько минут, тяжело дыша, слипшиеся от пота, не в силах пошевелиться. В комнате пахло сексом и тишиной. Мысли вернулись к Анне не сразу. Первой была простая, ясная физическая констатация: она не испытывала ни капли раскаяния. Только глубочайшую, животную удовлетворённость и странное, абсолютное спокойствие.
***
После того дня их совместная жизнь в квартире обрела новое, двойное дно. Они не обсуждали произошедшее ни словом, не обменивались многозначительными взглядами или намёками. Внешне всё оставалось по-прежнему: Александр уезжал по делам, Анна ходила на пары, они вместе ужинали, обсуждая рабочие моменты или университетские новости.
Но теперь в воздухе между ними постоянно висело невысказанное напряжение. Оно проявлялось в мелочах. В том, как его рука на секунду дольше обычного задерживалась на её плече, передавая тарелку. В том, как её взгляд скользил по его фигуре, когда он, разговаривая по телефону, прохаживался по гостиной. Они научились понимать друг друга с полужеста, с полувздоха.
Их физическое влечение не требовало словесных договорённостей. Вечером, закончив все дела, они могли молча разойтись по своим комнатам. А могли — и это случалось всё чаще — встретиться взглядами у двери в спальню Анны. Одного кивка, едва заметного движения губ в подобии улыбки было достаточно. Он ждал, пока она первая откроет дверь и войдёт внутрь, а затем беззвучно следовал за ней.
Их близость была интенсивной, молчаливой, почти яростной. Они изучали тела друг друга с пристальным, жадным вниманием, отыскивая уязвимые места, звуки, движения, которые заставляли партнёра терять контроль. Они довели свой безмолвный диалог до совершенства, где прикосновение в одном месте означало одно, а в другом — нечто совершенно иное. Иногда она просто ложилась на кровать, и он, понимая её безмолвный призыв, присоединялся к ней. Всё происходило в гробовой тишине, нарушаемой лишь прерывистым дыханием и скрипом кровати, которые они старались заглушить.
