Постепенно Ублюдка стала злить моя отстраненность. Он чувствовал мой страх, но считал, как бы это смешно ни звучало, что я должна бояться активнее. И он отвез меня на ферму. Ею он называл свой загородный дом, с довольно большой территорией вокруг, огражденной высоким забором. Там я достигла дна кроличьей норы.
Поскольку Ублюдок имел более чем приличный доход, у него было куча недвижимости по городу. Квартиры, апартаменты, таунхаусы. Во что-то, я полагаю, он инвестировал, что-то оставлял себе. Иногда, когда он трахал меня, ему звонил его агент по недвижимости и они что-то обсуждали. Постепенно он вообще потерял всякую осторожность, воспринимая меня скорее как предмет мебели. Если бы я была внимательнее, то, возможно, смогла бы тогда подслушать какой-то его секрет и использовать против него. Но сил у меня на это уже не оставалось.
В общем, в один осенний день он приказал приехать в его двухэтажный таунхаус у самых границ городской застройки, отвел в гараж на первом этаже, раздел, связал, сунул в багажник машины и повез на свою ферму. Там я провела без малого неделю. Не знаю, как он объяснил наше отсутствие на работе. В тот момент я даже не думала об этом.
В первые дни все было более-менее нормально. Ну не было у меня совсем одежды, ну трахал он меня, когда вздумается, ну порол. Ко всему этому я уже привыкла. Но я говорила, что его игры со мной становились все более изощренными. Когда до возвращения в город оставалось пару дней, он решил поэкспериментировать и отвел меня в пристройку к дому, которую до этого держал на замке. Там стояла странного вида коляска. Да, он решил сделать меня своей лошадью. Ублюдок решил попробовать пониплэй. Он надел на меня кожаную сбрую, ботинки с подошвами в виде копыт, на голову нацепил плюмаж из черных перьев, сковал руки за спиной, в рот вставил кляп, запряг в коляску и стал гонять по дорожкам вокруг дома. В тот момент он совсем потерял контроль. Видимо, реализовал свой глубинный фетиш. Я бегала по участку, а он стегал меня кнутом. Рубцы на моей спине остались именно с того раза. В итоге от боли, холода и физического перенапряжения я совсем выбилась из сил, несколько раз падала в лужи, вся измазалась в грязи. Когда он, наконец, кнутом загнал меня обратно в пристрой, где хранил коляску, я, окончательно обессилев, отключилась.
Очнулась я ночью в той самой пристройке. Он не стал выпрягать меня из коляски, не расковал мои руки, даже не обтер от грязи. Я очнулась в непроглядной тьме, чувствуя, как между кляпом и зубами хрустит песок. Мной овладел странный прилив сил, которого я давно не ощущала. Первым моим импульсом было разбить голову о стену или пол. Пусть потом попробует отмазаться от тела мертвой шлюхи у себя дома. Но Ублюдок короткой цепью приковал к кольцу в полу мой ошейник. Я сидела на коленях, почти прижав голову к полу. Хотела завыть или разрыдаться от бессилия, но что-то меня остановило.
Я до сих не знаю, что произошло со мной в ту ночь. Тем более это сложно объяснить. Я действительно почувствовала себя на самом дне. Поняла, что еще ниже опуститься уже не смогу. Дальше либо смерть, либо путь обратно наверх. Парадоксально, но в ту ночь я пошла сразу в обоих направлениях.
Одна часть меня действительно умерла. Мне до сих пор так кажется, и я ничего не могу поделать с этим ощущением. Я до сих пор будто со стороны вижу грязное тело мертвой шлюхи, замершее в неестественной позе на холодном бетонном полу. Пусть это прозвучит пафосно, но мне кажется, что теперь мое сердце работает только наполовину. С той ночи я могу запретить себе чувствовать страх, жалость, печаль. Не знаю, почему так, но могу.
Параллельно с ощущением собственной смерти, я почувствовала, как меня распирает гнев и злость. Эти чувства залили меня до самой макушки, до кончиков перьев того блядского плюмажа, затопили все пространство вокруг. Мне казалось, что я дышу концентрированной злобой. Я сидела на коленях, прикованная цепью к полу, и не чувствовала ни боли в затекших конечностях, ни холода. Клянусь, я до рассвета не сомкнула глаз. Настолько сильным было мое яростное возбуждение. В ту ночь я поняла, что смогу противостоять Ублюдку. Как победить его, я не знала, но знала, как сделать так, чтобы он больше не получал рядом со мной удовольствия.
Утром я услышала звук отпираемого замка. Оказалось, что Ублюдок вчера напился и забыл меня отвязать. В первую секунду, когда я посмотрела на него, то увидела в его глазах страх. Он боялся, что за холодную осеннюю ночь я замерзну насмерть. В каком-то смысле это было правдой. Но мое тело было здорово. У меня не было жара, я ничего себе не застудила, не подхватила инфекции, хоть и была вся вымазана грязью. Разве что сильно затекла спина, от грязи воспалились следы от кнута, колени от долгого сидения на них стерлись в кровь, но все это в тот момент для меня не имело никакого значения.
В тот же день, помыв и осмотрев, он закинул меня в багажник и отвез в город. С тех пор я получила свое последнее прозвище. Свинка. Мне было уже все равно. Я давно поняла: надо перестать кормить его своим страхом. Проблема была в том, что раньше я не могла не бояться. Но теперь у меня была только половина сердца. Я начала постепенно выбираться из тьмы кроличьей норы.
Первые месяцы были особенно трудными. Ублюдок считал, что в отношении его свинки теперь нет никаких границ, и не мог понять, почему свинка перестала визжать. На самом деле мне по-прежнему было страшно и мерзко, но наружу эти чувства почти не выплескивались. Теперь я могла их контролировать. Для этого всего-то понадобилось пережить несколько лет боли и унижений. Он насиловал, бил меня, часами держал связанной, грозился опубликовать видеозаписи со мной. Мне было все равно. Внутренне я была готова ко всему, даже к смерти. Я просто дала себе слово, что больше не позволю ебать мне душу. Я не спорила с ним, делала и говорила все, что он хотел, но раз за разом видела разочарование в его глазах. Постепенно он начинал терять ко мне интерес. Иногда страх все-таки выплескивался в случайном взгляде или слишком нервном жесте. В такие минуты он зверел. Хотел снова сломать меня. В один из таких случаев он раздолбил мне задницу так сильно, что пришлось экстренно делать операцию. Как же он тогда напугался, что через врачей об этом станет известно. Возил меня в частную клинику своего знакомого, что-то врал, платил тройной тариф за срочность. Мне было все равно.
Удивительно, но после той ночи на ферме пошли в гору и мои профессиональные дела. Я наладила дисциплину в управлении, уволила несколько особо доставших меня гнид, перераспределила обязанности, и постепенно все заработали как надо. Я чувствовала, что мои подчиненные стали меня побаиваться, и это было прекрасно. В конце концов, мне удалось даже решить проблему своей блядской одежды, в которой я продолжала ходить на работу. Все оказалось просто: я инициировала рекламный фотопроект с собой в главной роли. Проект был откровенным настолько, насколько может позволить себе международная IT-компания. На грани фола. Часть аудитории даже обвинила нас в столь порицаемой сегодня сексуализации женщин. Но в целом эффект был фантастическим. Из шлюхи и дуры я вдруг превратилась в женщину, не стесняющуюся собственной сексуальности. Моя репутация в компании стала понемногу выправляться. Не то чтобы это было мне сильно надо, просто не хотела быть аутсайдером в тени Ублюдка.
Помню, как Ублюдок предпринял одну из последних попыток вернуть власть надо мной. Он не придумал ничего лучше, как снова усадить меня под стол и созвать мое управление, чтобы послушать, как они меня не любят. Когда-то это вызывало у меня животный страх. Но не в этот раз. Никто не сказал обо мне ни одного плохого слова. Я даже сама не предполагала, что так может случиться. Думала, что меня просто бояться, мне этого было достаточно. Ублюдок слушал, каким хорошим руководителем я стала, и тихо бесился. А я сидела у него под столом, сосала ему и торжествовала. Никогда еще я не делала минет с таким удовольствием, такой страстью. Мне казалось, что с каждой разрядкой, я выпиваю часть его сил. Смешно, но до сих пор вкус спермы вызывает у меня победные ассоциации.
Не знаю, почему он так и не опубликовал видео со мной. Может, не хотел терять власти, я все-таки исправно давала ему, когда он хотел. Может, чувствовал, что я внутренне готова к этому. Может потому, что я так и не дала ему повода. У него же все-таки был свой извращенный кодекс чести. В итоге наши отношения заморозились. Иногда он вызывал меня к себе, но было очевидно, что особого удовлетворения это ему не доставляет. Вероятно, этот энергетический вампир-садист нашел себе новую жертву. Я не смогла его победить, но смогла выйти из-под его власти. Этого было достаточно, чтобы заново собрать свое сознание по кускам и жить дальше.
Однако та судьбоносная ночь на ферме оставила еще одну отметину в моей душе. И это последнее, о чем я хочу сказать. Я стала испытывать Голод. Не знаю, каким еще словом описать это чувство. Чувство как будто половина твоего мозга сжимается, появляется тяжесть в груди, голова начинает болеть, руки периодически мелко подрагивают, и ни на чем невозможно по-настоящему сконцентрироваться. Ни на чем, кроме чужой боли. Были ли повинны в этом годы принуждения к мазохизму или следствие того, что после фермы у меня осталась только половина сердца... Внезапно я стала испытывать сильнейшую тягу к садизму. Поначалу это проявилось довольно странно. Я заскучала по Ублюдку. В первую минуту пришла мысль, что меня настиг стокгольмский синдром. Но нет. Очень быстро я поняла, что представляю себя на месте Ублюдка. Это я хотела сделать кому-то больно. За долгое время я испугалась по-настоящему. Меньше всего мне хотелось уподобляться ему.
