«Нет!» – мысленный крик прозвучал в тишине комнаты. Жанна швырнула ноутбук на диван и опустилась рядом. Она зажала виски, но это не помогло. Тогда она резко положила ладони на колени, впиваясь пальцами в ткань халата, закрыла глаза и начала считать. Один. Два. Три. Каждое число – попытка вбить клин в нарастающую панику. Четырнадцать. Пятнадцать. Дыхание выравнивалось, пульс, хоть и бешеный, начал поддаваться контролю. Мне нужно успокоиться... нужно успокоиться... – мантра крутилась в голове. – Так я все испорчу сама же. Из-за собственной истерики потеряю ее. Нет. Не позволю.
На счете «двадцать» она открыла глаза. Мир не рухнул. Ноутбук лежал целый. Гул в ушах стих, оставив лишь громкий, но уже не безумный стук сердца. Она подтянула ноутбук обратно. Теперь ее движения были резкими, но точными. Она нашла нужные документы – Акт приема-передачи, Дополнительное соглашение к основному договору купли-продажи. Поле для ее электронной подписи светилось пустым упреком. Рядом уже красовалась аккуратная цифровая подпись Джека – он подписал свое согласие давно, ожидая лишь ее шага. Жанна навела курсор. Миг колебания – и она резко, решительно кликнула. На экране вспыхнул значок – стилизованное перо, оставляющее цифровой росчерк. Подпись поставлена.
Следом – отправка пакета документов в государственный регистрирующий орган через защищенный шлюз. Прогресс-бар пополз к ста процентам. Жанна не дышала, следя за каждой цифрой. 78%... 92%... 100%. Сообщение: «Документы успешно переданы на регистрацию. Ожидайте подтверждения».
«Все!!!» – мысль пронеслась с такой силой, что Жанна вслух выдохнула: «Да!» Радость, острая и всепоглощающая, как вспышка солнца, затопила ее. Она раскинулась на кровати, закрыв глаза, и перед ней встал образ: Зайка на скамеечке в ванной, с еще влажными волосами и безупречной кожей. «Ты теперь только моя» – ликовало сердце. – «Ты МОЯ ЗАЙКА. Навсегда». Триумф был сладок, как редкое вино, и так же опьянял. Страх отступил, оставив после себя только дрожь облегчения и глубочайшее чувство обладания.
* * *
Лиза осталась сидеть на мягкой скамеечке, окутанная теплом после душа и странной тишиной, воцарившейся после резкого ухода хозяйки. Влага душа еще чувствовалась в воздухе, смешиваясь с ароматом геля. Она слышала отдаленные звуки – стук клавиш, резкий вздох, тихий возглас – из соседней комнаты, но не смела пошевелиться. Роль требовала неподвижности.
Внутри же бушевало смятение. Восемнадцать лет... Не так много опыта, чтобы разбираться в сложных чувствах взрослых. Первые часы здесь были почти исключительно страхом перед неизвестностью, воображение рисовало самые мрачные картины: грубость, насилие, унижение. Она мысленно готовилась к худшему, сжимаясь внутри от ужаса.
Но реальность... Реальность оказалась иной. Ошеломляюще иной. Хозяйка – нет, владелица – была... нежной. Внимательной. Ее прикосновения, когда она вытирала полотенцем, были осторожными, почти... бережными? А как она сушила волосы... Встав на колени, став с Лизой одного роста, сосредоточенно разделяя пряди теплым воздухом... Это было...
«Черт возьми» – смущенно подумала Лиза, чувствуя, как тепло разливается не только по коже от фена, но и где-то глубоко внутри. – «Мне... было приятно?» - Признание было шокирующим. Как это возможно? Как можно испытывать что-то кроме страха и стыда в таком положении? Но факт оставался фактом: в этих прикосновениях не было ничего угрожающего или постыдного. Была какая-то... забота?
И тогда, сидя на скамеечке, пока в соседней комнате решалась ее судьба, Лиза вдруг вспомнила. Далекое, теплое, обернутое в безопасность детство. Маму. Мама так же вытирала ее маленькую после купания, большим пушистым полотенцем. Так же сушила ее тогда еще тонкие детские волосики феном, бормоча ласковые слова. Те же ощущения тепла, защищенности, внимания, направленного только на нее.
Слезы неожиданно подступили к глазам. Это было невыносимое противоречие. Страх перед пленом, перед потерей себя – и этот внезапный, обманчивый комфорт, этот призрак давно утерянной материнской ласки, исходящий от женщины, которая теперь юридически владела ею. Лиза сидела, уставившись в мраморный пол, ощущая, как две реальности – жуткая настоящая и уютная прошлая – сталкиваются внутри нее, оставляя только гулкую пустоту и одно жгучее, неразрешимое чувство: смятение.
Глава 20
Жанна вернулась в ванную, еще будучи возбужденной от эйфории подписанного договора. Зайка сидела на скамеечке, все так же неподвижно, устремив взгляд в одну точку на мраморном полу. Безупречный профиль, влажные пряди волос, падающие на плечи – картина покорности и тишины. «Иди, пожалуйста, за мной» – прозвучал голос Жанны, мягкий, но не терпящий возражений.
Зайка встала с плавностью тени и последовала за Жанной в спальню. Там царил иной мир. Шторы на окнах были плотно закрыты, отсекая назойливый дневной свет. Полумрак, теплый и интимный, окутывал комнату, наполненную лишь тихим шумом кондиционера и собственным гулким биением сердец. Жанна, все еще в легком шелковом халате, обернулась. Ее глаза в полумраке сверкнули. Легкий, почти неощутимый толчок – и Зайка, потеряв равновесие, мягко опустилась на край широкой кровати.
Не давая опомниться, Жанна накрыла ее собой. Шелк халата скользнул, обнажая плечо. И поцелуй обрушился на губы Зайки – не вопрос, не просьба, а властное утверждение, жаркое и безудержное. Губы Жанны были настойчивы, требовательны, в них была вся накопившаяся страсть, восхищение, триумф обладания. Она отрывалась на мгновение, чтобы перевести дух, и в эти короткие паузы на губах Лизы оставались горячие, прерывистые шепоты: «Ты моя... только моя... навсегда моя...» – слова-заклинания, смешанные с нежными бормотаниями, смысл которых терялся в гуле крови.
Этот шквал, эта безумная искренность желания сломили последние барьеры внутри Лизы. Страх, стыд, напряжение – все растворилось в этом пламени. Что-то в глубине отозвалось – не только необходимость играть роль, но и желание. Желание ответить, отдаться, ощутить эту неистовую нежность, направленную на нее одну. Она перестала быть марионеткой. Ее губы начали отвечать – сначала робко, потом все увереннее, мягко отзываясь на напор, посасывая нижнюю губу Жанны, когда та отрывалась. Ее руки, сначала беспомощно лежавшие по бокам, поднялись и обвили плечи хозяйки, впитывая тепло ее кожи сквозь шелк.
Жанна была как ураган – ей нужно было все и сразу. Ее ласки были стремительны и страстны: руки скользили по уже знакомым изгибам Зайки, губы опускались на шею, ключицы, пылающую кожу груди. Она хотела впитать каждую частицу этого существа, раствориться в нем и растворить его в себе. Она не помнила, чтобы что-то подобное было даже в юности, на пике чувств, когда мир горел так ярко, а желание было таким всепоглощающим.
И Зайка... Зайка отвечала. Не роботом, слепо выполняющим функцию, а женщиной, внезапно осознавшей странную, освобождающую истину. Старые условности, страхи перед осуждением, комплексы – все это осталось в том мире, который перестал существовать. Она была отдана. Полностью. Безвозвратно. И в этой отданности была невероятная свобода – свобода принадлежать, свобода отдавать себя без остатка. Ее ответные ласки были нежны, чувственны, полны удивленного открытия. Она целовала Жанну с трепетным вниманием, ее губы и язык исследовали каждую родинку, каждую линию тела владелицы, спускаясь все ниже, к самым сокровенным, интимным местам. Она целовала и ласкала языком с нежной настойчивостью, слушая срывающиеся стоны Жанны, чувствуя, как откликается ее собственное тело. Еще никогда – никогда – она не была так раскрепощена, так свободна в своем желании. Она отдавала себя Жанне снова и снова, и в этом отдании находила невиданную полноту.
* * *
Буря утихла. В спальне, в мягком сумраке, царила тишина, нарушаемая лишь ровным дыханием. Зайка лежала на боку, лицом к Жанне, глубоко погруженная в сон. Черты ее лица, обычно столь безупречно сдержанные, расслабились, став удивительно мягкими, почти детскими. Легкая улыбка тронула уголки губ. Все страхи – и вчерашние, и сегодняшние – отступили, унесенные волной страсти и нежности. На их место пришла нега, глубокая усталость, растворенная в покое и чувстве безопасности. А что будет завтра? Оно казалось далеким и неважным. Был только этот миг, наполненный запахом их усталых тел и тишиной. Покой окутал ее, как мягкое одеяло.
Жанна не спала. Она лежала на спине, одна рука покоилась на груди, другая – на теплом бедре спящей Зайки. Ее глаза были открыты, смотря в потолок. Мысли текли медленно, как густой мед. Счастье... – думала она. – Оно может быть так близко, а ты даже не подозреваешь. Ищешь его где-то там, в достижениях, в статусе, в будущем... А оно приходит вот так. Нежданно. В образе купленного биоробота. Горьковатая ирония смешивалась с непреодолимым теплом в груди.
Но время от времени в этот теплый поток вплетались холодные струйки сомнения. «Странно все это...» – шептался внутренний голос. – «Невероятно странно. Это же всего лишь обновленный GEN-3B. Массовая модель, пусть и в идеальном состоянии». Ощущения, переполнявшие ее – эта глубина страсти, эта отзывчивость, эта жизнь – казались несоразмерными машине. Воспоминание о безупречности Лизы, о ее необъяснимой сохранности всплыло с новой силой. «Или... или все это вранье про GEN-3B?» – закралась мысль. – «Может, Зайка в прошлом – чья-то эксклюзивная модель? Сделанная полностью под заказ, с нуля?» Версия казалась все более вероятной. Да. Только кто-то из самых богатых, самых могущественных людей мира мог позволить себе такое – создать совершенство и содержать его в безупречности. Биоробот как произведение искусства, как уникальный шедевр. Но как тогда она попала в эту маленькую мастерскую, куда она заехала оценить товар... от этого слова «товар» ей стало грустно и какая-то необычная гамма чувству ее охватила в этот момент... да, мастерская была маленькая и ехала она туда исключительно формально, чтобы охватить весь рынок, не более того. Чтобы потом можно было сказать самой себе, что обработаны все возможности. И вот, пожалуйста. Такой сюрприз.
