Переодели

Такси в бездну Город утопал в сумраке, его улицы, пропитанные сыростью и тоской, казались бесконечным лабиринтом, где каждый поворот скрывал нечто зловещее. Мне двадцать, я парень спортивного сложения, с лёгкой щетиной, от которой лицо кажется чуть старше, и открытой улыбкой, за которой прячется юношеская наивность. В тот вечер я вышел на дорогу, чтобы поймать такси до Икеи — мне нужен был столик для учёбы в съёмной комнате, тесной и пахнущей чужой жизнью. Я махнул рукой, и машина, словно тень, возникла из полумрака, её чёрный корпус блестел под фонарями, как шкура хищника. Водитель, крепкий мужик с волосатыми руками и грудью, проступающей под тесной рубашкой, смотрел на меня добрыми, но хитрыми глазами. Его щетина и плотный, но не жирный живот выдавали в нём человека, привыкшего к грубой силе. — До Икеи сколько? — спросил я, стараясь казаться уверенным. — Мимо еду, за сотку довезу, — ответил он, и его голос, низкий, с лёгкой хрипотцой, прозвучал как обещание чего-то большего, чем просто поездка. Я сел, отдал деньги и начал болтать — я всегда был общительным, слова лились легко, словно могли защитить от гнетущего чувства, что что-то не так. Я рассказывал о себе, о своей учёбе, о столике, который хотел купить, но его молчаливые кивки и редкие взгляды в зеркало заднего вида заставляли моё сердце биться чаще. В его глазах мелькала искра, которую я не мог разгадать — то ли насмешка, то ли угроза. — Угостись конфеткой, дорога длинная, — сказал он, протягивая блестящую обёртку. Я взял конфету, не задумываясь. Толя — так он представился — казался нормальным, одним из тех, кто живёт простой, грубой жизнью. Но через пару минут мой язык начал неметь, сознание помутнело, как будто город за окном растворился в густом тумане. Я всё понимал, но тело стало чужим, неповоротливым, как у марионетки. Толя что-то говорил, просил повторять слова, и я, словно под гипнозом, подчинялся, чувствуя, как воля утекает из меня, как вода из разбитого сосуда. Вместо Икеи мы остановились во дворах, где бараки, покосившиеся и серые, стояли, как забытые могилы. Я не понимал, зачем иду за ним, но ноги сами несли меня к обшарпанной двери. Он завёл меня в тесную комнату, пропитанную запахом сырости и дешёвого одеколона. Кровать, душ и туалет в одном углу, объявления на стене: "Часы, сутки". Всё это казалось декорацией к кошмару, который я ещё не осознал. Толя сунул мне ещё одну конфету. — Ешь, станет легче, — сказал он, и его голос был одновременно мягким и угрожающим, как шёпот палача. Я сжал губы, но мозг, затуманенный, кричал, что надо подчиниться. Он впихнул конфету мне в рот, и мир снова погрузился в тьму. Очнулся я в душе, голый, под струями воды. Мой член стоял, покрытый венами, с чуть открытой головкой, пена стекала по гладко выбритой коже — ноги, яички, всё было выбрито, словно я стал частью чужого ритуала. Толя стоял рядом, держа шланг, направляя воду в мой анус. Его глаза, теперь лишённые доброты, горели холодным любопытством. — Иди на унитаз, слейся. Десять раз, иначе будет плохо, — приказал он, и в его тоне не было места для возражений. Я подчинился, чувствуя, как унижение и страх смешиваются с остатками затуманенного сознания. К десятому разу я начал приходить в себя, но ещё одна конфета — и я снова потерялся. Очнулся в красном женском платье, обтягивающем тело, в чёрных чулках-сеточках, лифчике и стрингах. На голове — белый парик с локонами, губы накрашены, но помада размазана, глаза подведены. Во рту — Тolin член, большой, твёрдый, с солоноватым вкусом смазки. Он долбил меня, как шлюху, его голос, полный насмешки, звучал как приговор: — Соси, проститутка, трахай мой хуй своим блядским ротиком, девочка, да, да! Его рука дрочила мой набухший член, и я, приходя в себя, ощутил странное, тёмное возбуждение. Я начал посасывать, заглатывая его глубже, до боли в горле, упираясь носом в его яички. Внутри меня боролись стыд и желание, страх и покорность. Толя, нависая надо мной, спросил: — Нравится? — Ммм, — промычал я, насаживаясь на его пенис ещё сильнее, лаская языком головку, проникая под кожицу. Его член набух, движения ускорились, и он начал кончать. Сперма заполнила мой рот, я не успевал глотать, она текла по подбородку, оставляя липкие следы. Толя приказал: — Лижи жопу. Я подчинился, лаская его анус языком, стараясь избежать новой конфеты. Сознание почти вернулось, но страх, что он снова затуманит мой разум, заставлял меня продолжать. Я посмотрел в зеркало: шлюха шлюхой, с коротким платьем, из-под которого торчал член, и туфлями на высоком каблуке. Хотелось кричать, бежать, но невидимые цепи держали меня. Ещё одна конфета, и я провалился в туман. Очнулся, когда Толя трахал меня раком, его смазанный член врывался в мой анус, яички шлёпали по моим. Он рычал, и его слова резали, как нож: — Тварь, шлюха, хочешь развода? Вот тебе хуй в жопу, сжимай своё рабочее очко, проститутка! Я подмахивал, стонал, кричал, теряя себя в этом безумии: — Да, еби меня, повелитель! Еби мою жопу, хочу твою сперму! Он перевернул меня на спину, вогнал член снова, и я взвизгнул. Дроча мой член, он трахал меня, пока его пенис не начал пульсировать. Мой анус сжался, мой член взорвался, сперма брызнула на лицо и платье, а Толя кончил в меня, обмякнув. Его слова, сказанные с усталой ухмылкой, звучали как приговор: — Ты лучше моей жены. Это её вещи. Приходи ещё, я тебя найду. Ещё одна конфета, и я очнулся вечером. Света нет, во рту и анусе — остатки спермы, моей одежды нет, только женская сумочка с документами, деньгами, смазкой и тампоном. Попа горела, как раскалённая сковорода. Я вытер платье, насколько мог, и, шатаясь на каблуках, побрёл домой, прячась в тени переулков. Город смотрел на меня тысячами глаз, и каждый шорох казался угрозой. В одной из улочек раздался голос, от которого кровь застыла в жилах: — Эй, красотка, постой! Мы проводим тебя, тут опасно ночью одной. Я ускорил шаг, но двое парней догнали меня. Молодые, подкачанные, в майках без рукавов, с рельефным прессом, в шортах. Один, взяв меня за локоть, развернул. Его глаза блестели, как у хищника. — Хм, милашка, — сказал он. — Андрей, глянь, какая симпатяга. Мы друзья дяди Толи. Сделаешь всё хорошо — довезём до дома. — Меня зовут Коля, а это Андрей, — добавил второй, и его голос был мягким, но с намёком на опасность. Андрей, посмотрев на меня, хмыкнул: — Толя переборщил с тобой. Иди пешком, но в таком виде тут опасно. Я чувствовал их силу, их мощь, и, признаться, в глубине души, где страх смешивался с тёмным любопытством, захотел увидеть их голыми. Город давил на меня, и я, словно загнанный зверь, решил играть по их правилам. — Парни, без жести, без крови, без унижений. А так — можно всё, — сказал я, и мои слова прозвучали как вызов судьбе. Через пять минут мы были в спортзале, где воздух пах потом и металлом. — Это наш зал, мы его построили, — гордо сказал Андрей, и его голос, полный мальчишеской бравады, разрядил гнетущую атмосферу. Я, осмелев, решил добавить в этот абсурдный спектакль немного театральности: — А что, парни, натрёмся маслом и устроим тройничок на ринге? Прямо как в дешёвом порно! Они заржали, и напряжение, сковывавшее меня, лопнуло, как мыльный пузырь. Андрей, метр семьдесят пять, с широкими плечами и шестью кубиками пресса, скинул шорты. Трусов не было, его тело, словно высеченное из мрамора, сияло мускулами, а член, ещё не вставший, был среднего размера, но обещал больше. Я лёг под штангу, попросив помочь. Он встал над моей головой, его яички и член оказались так близко, что я чувствовал их тепло. Когда он присел, снимая гриф, я высунул язык, коснувшись его члена, и мир вокруг превратился в трешовую комедию. Коля, тем временем, намазал ринг маслом, его тело блестело, как у гладиатора перед боем. Я, громко причмокивая, начал сосать член Андрея, играя языком с головкой. Его пенис набухал, вырываясь изо рта, а он тёрся яичками и анусом о мой язык, словно герой какого-то абсурдного боевика. Коля крикнул: — Айда бороться, как в шоу рестлеров! Я снял туфли, забрался на ринг раком, и Андрей, шлёпнув меня по попе, разорвал платье с такой театральной яростью, что я чуть не рассмеялся. Полив меня и себя маслом, он начал тереться о моё тело, проникая пальцами в мой анус, будто режиссёр постановки для взрослых. Коля, мощный качок с рельефным телом, длинным обрезанным членом и большой головкой, стоял передо мной, как статуя. Я схватил его пенис губами, скользя руками по его намазанному телу, и мы, словно актёры в пародии, начали бороться на скользком ринге. Мы катались, прижимаясь друг к другу, тёплые члены и мускулы скользили по моему телу. Я поймал ртом член Коли, он — Андрея, а Андрей — мой. Мы сосали, я чмокал, заглатывая длинный член Коли, стонал, как героиня дешёвого порно в своих стрингах и чулках. Андрей поставил меня раком, его горячий пенис скользнул в мой анус, проникая на глубину головки. Я заорал, как на съёмках комедии: — Мальчики, всю сперму мне в рот, как в финале блокбастера! Я сосал Колю, лизал его яички и анус, пока Андрей трахал меня с такой энергией, будто снимался в клипе. Коля вдруг встал раком: — Еби меня, шлюха, хочу твой обрезанный хуй в жопе! Я, как жеребец из пародии, вошёл в него, мой член заполнил его анус. Он застонал, а я, чувствуя, как Андрей добавляет пальцы к своему члену в моей попе, орал, как на сцене. Через десять минут я взмолился, будто герой треш-фильма: — Трахните моё очко вдвоём, как в эпичной кульминации! Коля, хохотнув, подыграл: — Ты классная шлюха, ринг, масло, два члена в попе — это же порно-Оскар! Андрей лёг на ринг, я прижался к его рельефному телу, мой член оказался зажат между нами. Коля добавил смазки, и его член начал входить в меня. Я орал, почти плакал, но кричал, как звезда шоу: — Не останавливайтесь, долбите, как в финальной сцене! Когда Коля вошёл, они начали трахать меня, как поршни в безумной гонке. Моя жопа растянулась, член набухал от абсурдного возбуждения. Я кончил, сперма потекла на живот Андрея, и тут их члены начали пульсировать, заполняя мой анус горячей спермой, как в кульминации дешёвого порно. Они отвезли меня домой в мужской одежде, нежно поцеловав в машине, будто герои мелодрамы. Я обещал заглянуть ещё, чувствуя, что эта ночь, как безумный сон, сделала меня частью их странного, трешового мира. Сумочка с тампоном, смазкой и деньгами лежала рядом, напоминая, что реальность теперь — это сцена, где я играю главную роль.