Саша всегда был близок с мамой — слишком близок, говорили соседи. Они жили вдвоём в старом доме на окраине города, где зимой дует сквозь стены, а летом воздух становится густым от запаха пота и цветов. Отец ушёл, когда Саша был маленький, и женщина воспитывала сына одна, с присущей ей уверенностью и страстью.
Мама была... особенной. Не красавицей в общепринятом смысле, но женщиной, которая знала своё тело и гордилась им. Она была невысокой — чуть выше метра шестидесяти, но широкой в бёдрах, массивной в плечах, с животом, который мягко выпирал под халатами, и грудями, которые когда-то были высокими, а теперь свободно лежали на рёбрах, как два тёплых мешка, наполненных чем-то живым.
Её кожа пахла детством: мылом, маслом, потом и чем-то ещё — глубоко женским, земным. Она любила быть замеченной. Даже дома, даже в простом халате, она двигалась так, словно знала, что за ней наблюдают. И Саша действительно смотрел. Он всегда смотрел.
Но первый раз, когда она заговорила об этом, ему было восемнадцать. Он сидел на полу в гостиной, учил химию. Мама лежала на диване, раскинув ноги, одно бедро свесилось через край, другое плотно прижималось к обивке. Халат задрался чуть выше колена, открывая полосу кожи, покрытую лёгким слоем волос. Её грудь мерно вздымалась под тканью, дыхание было глубоким, почти сонным.