- Это твоя мамка, черкаш?! – поражённо прошептал сержант Пилипенко.
Парни стояли в строю под палящим солнцем, пока полковник Ерёмин произносил длинную речь. Сегодня был торжественный праздник «День работника тыла» и с разрешения командира части к солдатам приехали родители, чтобы провести с ними несколько часов.
Восемнадцатилетний новобранец Адам был родом с Дагестана, и так уж вышло, что он оказался единственным кавказцем в своей роте. Адам отслужил уже три месяца, которые стали для него сущим адом. Из-за своего тщедушно слабого характера и хилой комплекции он стал предметом для насмешек и издевательств старослужащих. За парнем закрепилось прозвище «Черкаш», по двум причинам: из-за его этнической принадлежности и потому что Адама постоянно отправляли «драить сортиры». Все сослуживцы в роте были сплошь русскими славянами. Как только не издевались деды над Адамом, не гнушались даже покалачивать его. Злобные старослужащие всячески унижали слабохарактерного парня, так как он не мог дать сдачи и не умел вести себя по-мужски.
Также они звали его маменькиным сынком, после того, как подслушали его разговор с мамой, где Адам ныл мамочке, что его обижают.
И вот, стоя на плацу, сержант Пилипенко впервые увидел мать Адама. Сказать, что двадцатилетний сержант был удивлён, было бы скромностью. У Пилипенко чуть челюсть не отвисла.
В двадцати метрах от строя солдат, стояла толпа родителей. И среди этой толпы сильно выделялась черноволосая дагестанка сорока пяти лет. Женщина была высокой и крупной, но не в плане полноты. Объёмы ей придавала пышная грудь размера эдак пятого, как прикинул Пилипенко. А также широкие бёдра и большая мясистая задница. Прямые, чёрные, как смоль, волосы доходили до низа спины. Густые, объёмные, явно ухоженные.
Пилипенко вот уже несколько минут не сводил с неё глаз. Ему казалось, что мамочка дагестанка улыбается прямо ему, даже рукой машет. Но, конечно, махала она своему тщедушному сыночку, который стоял рядом с сержантом, будучи ниже его на целую голову.
- Да… - тихо ответил Адам на вопрос Пилипенко.
- Нихуя себе… - присвистнул молодой коренастый сержант. – Вот это кобыла!
Несмотря на дикую жару, мать Адама была одета в офисную одежду, наверняка прибежала в часть прямо с работы. На ней был расстёгнутый серый пиджак с коротким рукавом, белая блузка и серая юбка, длиной чуть выше колена. Ноги покрывали тонкие нейлоновые чулки. Чёрные туфли на высокой шпильке подчёркивали крепкие икроножные мышцы, выпирающие из-под кожи мускулистыми бугорками. Это говорило о том, что женщина много лет носила каблуки.
В отличии от сына, мать дагестанка была высокого роста для женщины. А шпильки придавали ей ещё несколько сантиметров роста. Зрелая, яркая, жгучая брюнетка кавказской национальности возвышалась над другими мамочками.
Пилипенко пялился на её огромные сиськи, подмечая, что несколько верхних пуговиц на блузке расстёгнуты из-за жары. Его манила притягательная ложбинка между пышными грудями кавказки.
- Ебать у неё сиськи! – прошептал Пилипенко, чувствуя, как кровь приливает к члену. – Одна сисяндра твоей мамаши, черкаш, как твоя башка по размеру. Ты когда-нибудь видел её сиськи голыми?
Адам стыдливо краснел, слушая похабные речи сержанта.
- Эй, пиздюк, я к кому обращаюсь? – грубо произнёс Пилипенко, пихнув Адама локтем.
- Никак нет, товарищ сержант. Не видел…
- Врёшь, сучонок. Сто пудов видел. Наверняка у неё большие сочные соски, да? Огромные такие, коричневые соски, да? Эй!
- Я не знаю… Я правда не видел… - промямлил Адам. – Только в лифчике.
- А какой у неё размер?
- Не знаю.
- Осёл тупорылый! Нихера ты знаешь! Мне кажется, у неё пятёрка чистая! А может больше, а?
Адам посмотрел на улыбающуюся маму, машущую ему рукой, и ему стало стыдно перед ней. Мама даже не подозревала, как её сейчас грязно обсуждает его сослуживец.
- Слышь, малой, а пизда у неё волосатая?
От этого вопроса у Адама аж дыхание спёрло, а лицо густо покраснело. Но Пилипенко не собирался останавливаться.
- Алё, блять! Я вопрос задал, черкаш? Пизда у твоей мамки волосатая?
- Я не знаю… - пробубнил Адам.
- Вот сука! Ещё раз ответишь «не знаю», будешь драить сортиры до утра! Ты меня понял?
- Да. Но я правда… - начал Адам и запнулся. – Я не видел. Она не ходила передо мной голой…
- Сто пудов волосатая! – облизнулся Пилипенко. – Восточные женщины пизду не бреют. Там у неё наверняка пышный чёрный куст! УФ! Мамаша у тебя конечно огонь, салага! Породистая сисястая кобыла! А где твой батя?
- Его нет, - грустно пробурчал Адам. – Ушёл от нас, когда я был ещё маленьким.
- Отчим есть?
- Нет.
- Никого нет у неё? – не верил Пилипенко. – Реально? Никто не ебёт такую бабу?
- Нет, - стыдливо ответил Адам.
- Ебать у неё там пизда, наверно, чешется!
Наконец полковник закончил речь и дал команду солдатам «ВОЛЬНО». Адам поспешил к матери, а Пилипенко продолжал пялиться на дагестанскую милфу. К нему-то никто не приехал сюда в Волгоград.
Адам бросился в объятия матери, утонув лицо в её пышных грудях.
- Сыночек, сыночка! – ласково шептала мама, поглаживая его по коротким волосам. – Мама так рада тебя видеть! Как же я соскучилась!
Адама призвали три месяца назад и отправили служить в Волгоград. Его мать, словно верная жена декабриста, отправилась вслед за ним. Благо она могла удалённо работать в логистике. Здесь, в Волгограде, она сняла квартиру, чтобы быть поближе к сыну. Но пришлось ждать три месяца, прежде чем командир части разрешил посещение. Часть была строгая и увольнительные здесь давали редко, только 2 раза в год.
Родители и их служащие сыновья разместились за столиками в Доме офицеров. Мама притарабанила Адаму целую сумку с разными вкусностями.
- Вот поделишься с ребятами этим, и может они перестанут тебя обижать, - сказала мама, прекрасно знающая, как тяжело служить её сыну.
- Не перестанут, - пробурчал Адам.
- Они тебя бьют? – понизила голос мама. Адам промолчал. Мать на этом не собиралась успокаиваться. – Я должна положить этому конец! Пойду и расскажу обо всём вашему командиру роты.
- Ты с ума сошла?! – воскликнул Адам. – Да тогда меня ещё больше чмырить начнут! Нельзя стучать! Мне хана!
- Ну что же мне делать? На тебе лица нет! Мне больно за тебя, я чувствую, как тебе тяжело…
- Ничего не сделаешь…
- Нет, что-то можно сделать! Давай я поговорю с этими мальчиками?
- Не вздумай!
Мать тяжело вздохнула и пообещала не делать этого.
Сержант Пилипенко, младший сержант Зимин и ефрейтор Попков, двадцатилетние пацаны, отслужившие уже больше половины срока, стояли на углу Дома офицеров и курили. Все они были из других городов, и родители к ним не приехали, ведь путь очень далёкий. Пилипенко как раз делился с друзьями впечатлениями от кавказской мамочки «черкаша». Он ярко описывал женщину, не скупясь на похабные комплименты.
- Там такие буфера, пацаны… Вы бы их видели… Натуральные огромные сиськи! Ебаный стыд! У меня хуй до сих пор никак не успокоится!
И именно в этот момент, Адам с его мамой вышли из Дома офицеров. Прошло два положенных на посещение часа, и родители стали расходиться.
- Вон она! – воскликнул рыжий ефрейтор Попков. Его друзья обернулись. Все трое смотрели на задницу кавказской мамочки.
- Ебать у неё жжжопа! – прорычал Попков. – Мамаша его хороша и спереди, и сзади!
- Вот это женщина… - мечтательно протянул младший сержант Зимин.
- Здоровая кобыла! Ух, как бы я её ебал раком! Шлёпал по её большой белой жопе! – скалился Пилипенко.
- Помять бы эти большие сочные сиськи… - вздохнул Зимин. У парней вот уже девять месяцев не было секса, все были чрезмерно перевозбуждены. Молодые самцы пожирали голодными глазами кавказскую мамочку их сослуживца.
__________________________
Попрощавшись с мамой возле дома офицеров, Адам и остальные молодые бойцы, вынуждены были вернуться в роту. Пилипенко строем повёл их в казарму. От Адама не укрылось, как мама и сержант посмотрели друг на друга. Пилипенко смотрел на неё, как на кусок сочного мяса, а мама смотрела на сержанта, как на мерзавца, обижающего её сына. Взгляд её был недобрым, но она пообещала Адаму не вмешиваться.
Вечером в казарме начиналась полная вакханалия. После того, как старший офицер давал «отбой» и солдаты падали по койкам, он, как правило уходил, оставляя за главного либо Пилипенко, либо Зимина, либо каптёра Кудрина. И только офицер покидал казарму, как деды вставали с коек и начинали развлекаться. Кудрин открывал каптёрку, и старики заваливались туда, гонять чаи. Но перед этим хорошенько успевали поиздеваться над молодыми. Обычно салаг заставляли отжиматься на кулаках или приседать в противогазах, пока не откажут ноги. Адам прошёл все круги ада. Ему доставалось больше всех. Он лежал в койке, дрожа от страха. Вот-вот придёт Пилипенко и начнётся.
Пилипенко пришёл, но совсем не для издёвок.
- Черкаш, подъём! – скинул сержант с него одеяло. – Идём потолкуем.
Удивлённый Адам последовал за сержантом. Он привёл его в каптёрку, где уже сидело трое старослужащих. Сердце Адама бешено застучало в груди. Сейчас его будут мучать, это как пить дать!
- Садись, - указал на стул Пилипенко.
Адам осторожно сел. Каптёр Кудрин протянул ему кнопочный телефон. Ничего не понимающий Адам взял его.
- Слушай внимательно, черкаш, - сказал Пилипенко, садясь на край стола перед ним. – Если хочешь, чтобы мы от тебя отстали, перестали тебя чмырить, делай, что я говорю. Понял меня?
