Ольга поймала себя на том, что в сотый раз разглядывает обручальное кольцо на пальце. В московском аэропорту оно казалось таким тяжелым, таким значимым. А здесь, в Гамбурге, в стерильном свете офиса, оно выглядело просто кусочком металла. Напоминанием об обязательствах, а не о любви. Он дарил его ей десять лет назад, на берегу озера, дрожащими от волнения руками. Тогда его глаза сияли так, что затмевали солнце. Теперь же в них читалась лишь усталая привычка.
Они с мужем почти не разговаривали последний год. Их брак превратился в тихое, вежливое сосуществование. Секс стал редким, предсказуемым ритуалом, после которого она чувствовала лишь облегчение, что «долг выполнен». Ее тело, еще молодое и жаждущее, тосковало по чему-то большему. По тому, чтобы его желали. По тому, чтобы чьи-то руки дрожали от нетерпения, касаясь ее кожи, а не привычно клались на бедро в темноте, сигнализируя о начале «процедуры».
Андрей был частью этой серой реальности. Строгий, молчаливый коллега с усталыми глазами. Они изредка перекидывались парой фраз у кофе-машины. У него тоже было кольцо. Они были из одного мира — мира тихих ужинов и громкого молчания в спальне. Иногда она ловила на себе его взгляд, быстрый, оценивающий, и тут же отводила глаза, смущенная собственным любопытством. Что скрывалось за его молчаливой сдержанностью? Такая же пустота, как и у нее?
Когда немцы предложили отметить сдачу проекта в спа-комплексе, Ольга обрадовалась. Все лучше, чем сидеть в номере и переписываться с мужем односложными сообщениями. «Как дела?» – «Нормально.» – «Скучаю.» – Ложь, от которой тошнило.
Раздевалка оказалась общей. Ольга замерла на пороге, глядя, как немецкие коллеги спокойно сбрасывают с себя одежду.
— Нудизм — это наша традиция, — улыбнулся Йенс. — Свобода тела. Расслабьтесь.
У нее перехватило дыхание. Общая раздевалка? Полная нагота? Перед всеми? Ее взгляд метнулся к Андрею. Он стоял, бледнея, и старался не смотреть в ее сторону. Его смущение почему-то согрело ее изнутри. Он был таким же уязвимым, таким же пойманным в ловушку приличий. «Мы тут как на ладони, два голых и несчастных человека посреди всеобщей раскованности», – промелькнуло в голове.
— Я... я, пожалуй, подожду здесь, — прошептала она, чувствуя, как горит лицо.
— Ольга, всё в порядке, — тихо сказал Андрей, не глядя на нее. — Они не будут смотреть. Это для них норма.
Но она не могла. Мысль раздеться догола перед коллегами, перед ним, казалась немыслимой. Унизительной. Она представила себя стоящей обнаженной под их взглядами — и ее бросило в жар. «Что, если они будут сравнивать? Что, если я буду выглядеть смешно? А если он... увидит все мои недостатки?»
Немцы уже расходились по душевым, весело переговариваясь. Йенс обернулся на пороге:
— Мы ждем вас! — и скрылся за дверью.
Ольга стояла, как вкопанная, чувствуя себя глупо и по-детски беспомощно. Андрей медленно, почти церемонно, снял пиджак, затем галстук. Каждое его движение было осторожным, продуманным. Он явно тянул время, давая ей возможность привыкнуть.
— Знаете, — сказал он, наконец повернувшись к ней, но глядя куда-то в район ее подбородка, — мы можем просто сказать, что вы плохо себя чувствуете. Уйти.
Его предложение было соломинкой для утопающего. Но в его глазах она прочитала не только понимание, но и... разочарование? Слабый проблеск того, что он тоже чего-то ждал от этого вечера? Или ей просто показалось?
Нет. Она не могла уйти. Это выглядело бы как слабость. Как признание своей неполноценности, своей «зажатости» перед этими раскрепощенными европейцами.
— Нет, — выдохнула она, и ее голос прозвучал хрипло. — Я... я останусь.
Ее пальцы дрожали, расстегивая блузку. Каждая пуговица давалась с трудом. Она чувствовала его взгляд на своей коже, и вместо стыда почувствовала давно забытый трепет. Ее соски налились и затвердели не от холода. «Он смотрит. Я нравлюсь». Мысль была опасной и пьянящей. Она видела, как напряглись мышцы на его спине, когда он раздевался, как он старался не поворачиваться к ней. Но в узком проходе в парилку его бедро на мгновение коснулось ее бедра. Горячая искра пробежала по коже. Она резко отпрянула, словно обожженная, внутри все сжалось в тугой, трепещущий комок. «Боже, что со мной? Это же просто случайность…»
В парилке воздух был густым, обжигающе-сухим и пахнущим древесиной и травами. Ольга сидела, скрестив ноги, стараясь прикрыть грудь руками, чувствуя себя абсолютно голой — не только физически, но и морально. Казалось, все видят ее смятение, ее стыд, ее предательское возбуждение.
Немцы расслабились, развалившись на полках, их тела — разные по возрасту и форме — не вызывали у них ни малейшего смущения. Ольга же чувствовала каждый свой грамм, каждую родинку, каждую клеточку кожи. Ее взгляд невольно упал на Андрея. Он сидел напротив, его глаза были закрыты, но по напряженным мышцам его лица и сжатым кулакам она понимала — он тоже не расслаблен. Его нагота была... впечатляющей. Мужественной. И она поймала себя на том, что рассматривает его — широкие плечи, плоский живот, мощные бедра... И кое-что еще, что начинало постепенно пробуждаться от жара и, возможно, от ее взгляда. Она резко отвела глаза, чувствуя, как по щекам разливается огненная волна.
Она думала о муже, пытаясь вызвать чувство вины, но вместо этого в памяти всплывали лишь его равнодушные объятия. Его руки, привычно лежавшие на ней, будто выполняли работу. Его поцелуй в затылок перед сном – сухой и быстрый. Здесь же, в этом жарком помещении, все было иным – животным, прямым.
Йенс что-то рассказывал о пользе сауны для бизнес-переговоров, о снятии барьеров. Ольга почти не слышала. Все ее существо было сосредоточено на двух точках: на его теле напротив и на своем собственном, которое вело себя неподобающим образом. Между ног стало тепло и влажно, и это было ужасно и постыдно. От жара. Только от жара, – убеждала она себя.
— Все хорошо? — спросил Йенс, обращаясь к ней. — Вы немного красная.
— Да, да, все хорошо, — выдавила она, чувствуя, как пот стекает по спине. — Очень жарко.
Андрей открыл глаза. Его взгляд встретился с ее взглядом. Не на секунду, а на долгую, тягучую секунду, в которой было все: понимание, стыд, и то самое немое вопрошание. «И ты тоже это чувствуешь?» Он первый отвел глаза и щеки его покрылись легким румянцем.
После парилки все с громкими воплями ринулись под ледяной душ . Ольга стояла под прохладными струями, стараясь прийти в себя, смыть с себя это странное напряжение. Ее кожа горела, кровь стучала в висках. Она видела, как вода стекает по его спине, огибая напряженные мышцы, и снова почувствовала тот же предательский толчок внизу живота. «Прекрати. Остановись. Он женат. Ты замужем.» Но ее тело, ожившее после долгой спячки, не хотело слушаться.
Они шли в бассейн, и она старалась не смотреть на него, но периферией зрения отмечала каждое его движение. Казалось, между ними уже протянулась невидимая нить, электризующая воздух.
Вода в бассейне была прохладной и ласковой. Ольга пыталась думать о чем угодно, только не о голом мужчине, который плавал в двух метрах от нее. О муже. О том, как он любил ее в первые годы, горячо, жадно, не давая опомниться. Теперь его ласки были предсказуемы, как метроном. Поцелуй в губы, рука на груди, привычное движение в темноте. Никаких безумств. Никакого этого... ожидания. Никакой этой щемящей дрожи в коленях, что сейчас заставляла ее держаться за поручень.
Она решила выйти и пойти в джакузи. Ее пальцы сжали мокрые поручни лестницы, когда до нее донеслись приглушенные звуки. Шепот. Стон. Влажный, ритмичный шлепок кожи о кожу.
Ольга замерла. За матовым стеклом комнаты отдыха, в полусумраке, Йенс прижимал к стене Марту из бухгалтерии. Его ладонь зажимала ее рот, а ее ноги обвивали его поясницу... Его бедра резко, по-звериному, вбивали его в нее. У Ольги перехватило дыхание. Это было так животно, так неприкрыто... и так невероятно возбуждающе. Она чувствовала, как влага выступает на ее собственной коже, как низ живота сжался от спазма, в котором смешались шок и запретный восторг.
Инстинктивно она отшатнулась и присела на ступеньках, прячаясь за бортиком.И в тот же миг ее обожгла новая волна паники. Горячее. Твердое. Живое. Ее мягкая ягодица уперлась во что-то упругое и напряженное. Она резко обернулась, сердце колотилось где-то в горле.
Андрей застыл на ступеньке ниже, его глаза были огромными от неожиданности. Он поднимался следом.
Она сидела на его члене. Не полностью, нет. Но нежная щель ее полных губ уже прижалась к его напряженному стволу, влажная от воды и внезапно нахлынувшего предательского тепла. Она почувствовала каждую пульсирующую вену, каждую каплю влаги на его коже. Ее собственное тело отозвалось мгновенной, постыдной волной возбуждения, внутри все сжалось в мучительном, сладком спазме. «Нет-нет-нет, это не происходит...»
— Ольг... — его голос сорвался на хриплый шепот.
Она рванулась вперед, пытаясь подняться, но в этот момент Йенс поднял голову — и увидел ее.
Он заговорщически подмигнул ей и улыбнулся. «Молчи», — беззвучно прошептал он, не прекращая движений.
Ольга, парализованная стыдом и страхом, снова опустилась — и на этот раз ее тело, преданное собственными инстинктами, само совершило предательство. Губы влагалища сами раздвинулись, приняв в себя первые, обжигающие сантиметры его члена. Она ахнула, почувствовав незнакомую, давно забытую полноту. Это было грубо, неожиданно и... боже, как она этого хочет. Годы забвения были сметены этим единственным ужасающим вторжением.
