Солнечный луч, игривый и настырный, пробивался сквозь густую листву Стоакрового Леса, рассыпая золотые блики по тропинке. Воздух гудел от пчел и пах нагретой хвоей, спелой земляникой и - ну, конечно же, МЕДОМ! Этот запах манил, как магнит, двух закадычных друзей, неторопливо бредущих по направлению к самому большому дубу в лесу, где, по слухам, обосновалась новая, невероятно щедрая пчелиная семья.
Винни-Пух шел впереди, его пухлое, покрытое густой желтой шерстью тело было облачено в его фирменную красную майку без рукавов – чуть тесноватую в районе животика, но такой родной и удобной. Каждый его шаг сопровождался мягким шуршанием травы под широкими лапами и легким пофыркиванием – Пух был сосредоточен. Очень сосредоточен. Мысли его крутились вокруг одного: большие, полные, янтарные соты, ломящиеся от густого, ароматного, сладкого-пресладкого меда. Он уже представлял, как зачерпнет лапой полную горсть и… Вжжжжж! Мысль прервалась, как и его шаг. Он обернулся.
Пятачок, его маленький розовый спутник, всегда такой аккуратный в своем голубом вязаном жилетике (сегодня с застегнутой на все пуговицы верхней пуговкой, что придавало ему особо деловой вид), обычно семенил следом. Но сейчас… сейчас Пятачка не было видно.
– Пятачок? – позвал Винни, слегка наклонив свою круглую голову. – Где ты, Пятачок? Мед не ждет! Улей зовет! Вжжжжж!
Ответом послушалось тихое, жалобное: "Ой!" и шум падения.
Пух поспешил назад, обогнув куст ежевики, и замер. Картина открылась душераздирающая и внезапно очень, очень интересная. Пятачок лежал ничком на тропинке. Он оступился о выступающий корень, и теперь его маленькое розовое тельце пребывало в несколько неловком положении: задние копытца были поджаты, а мягкая, округлая попка с маленьким, аккуратным, темно-розовым хвостиком-завитушкой была задранной кверху. Голубой жилет поросенка съехал набок, обнажив розовую спинку. Но самое главное – из-за угла падения и подъема таза, а также слегка разъехавшихся ножек, в самом центре этой задранной попки, между двумя пухлыми, розовыми половинками, как маленькая, темно-розовая звездочка, сиял анус Пятачка. Он был крошечным, сморщенным, чистым и выглядел совершенно беззащитным под лучами солнца.
– Ой-ой-ой, – кряхтел Пятачок, пытаясь подняться. – Я, кажется, запнулся, Винни. Кажется, я ушиб… ой… коленку или локоток. Трудно понять, что именно…
Но Винни уже не слышал. Его маленькие черные глазки-бусинки прилипли к тому месту, которое обычно скрыто хвостиком и положением тела. Что-то внутри медведя, что-то глубокое, темное и невероятно теплое, вдруг мощно заурчало – громче, чем его мысли о меде.
Кровь прилила к его паху с такой силой, что медвежонок почувствовал легкое головокружение. Под красной майкой, в районе его собственного живота, началось движение, а пенис, обычно мирно спящий в густой желтой шерсти, начал набухать, удлиняться, выкатываясь из мехового мешочка мошонки. Он становился толстым, упругим, розовеющим на кончике.
Винни инстинктивно прикрыл это место лапой, но взгляд его так и не отрывался от крошечного сфинктера Пятачка. В голове пронеслись странные, незнакомые образы: как эта розовая звездочка растягивается, какая она теплая внутри, как она может обхватывать…
Его член пульсировал в лапе.
– Винни? – доносился голос Пятачка, все еще лежащего. – Ты поможешь мне встать? Кажется, я застрял…
– Эээ… Да, Пятачок! Конечно! – выдавил из себя Винни, голос его звучал странно хрипло. Медвежонок сделал шаг вперед, его возбуждение было теперь очевидным даже под лапой – твердый бугорок выпирал под майкой. – Но… но знаешь, Пятачок, прежде чем вставать… Может, мы… эээ… запустим тебе шмеля под хвост?
Пятачок перестал дергаться. Он замер, его маленькие ушки навострились:
– Запустить шмеля? Под хвост? – переспросил поросенок, явно ничего не понимая. – Но зачем, Винни? Шмели кусаются! И у меня под хвостом… там же… – он запнулся, слегка покраснев, хотя из-за розовой шкурки это было не очень заметно, – …там же мой хвостик крепится! И… и другое место. Не для шмелей!
Винни опустился на колени рядом с лежащим другом, его дыхание стало тяжелее. Запах нагретой солнцем розовой шкурки Пятачка смешивался с лесными ароматами и сводил его с ума. Член Пуха был теперь полностью напряжен, горячий и тяжелый. Медвежонок осторожно, почти благоговейно, положил свою большую пушистую лапу на одну из мягких ягодиц Пятачка - шкурка под лапой была невероятно нежной, упругой и теплой.
Пятачок вздрогнул от неожиданности:
– Ой! Винни, что ты делаешь? Это щекотно!
– Запускаю шмеля, глупенький Пятак, – прошептал Винни, его бархатистый голос дрожал от возбуждения. Он наклонился ниже, его морда оказалась совсем рядом с заветной "звездочкой". Пух почувствовал слабый, чистый, почти нейтральный запах кожи. – Это… это такая игра. Очень приятная игра. Я тебе покажу. Не бойся.
Его свободная лапа потянулась вниз, к своему собственному вздыбившемуся члену. Медвежонок обхватил его толстыми пальцами – он был солидным, толстым у основания, сужающимся к головке, которая сейчас лоснилась от выступившей капли прозрачной смазки. Винни направил его, дрожа от нетерпения, к темной розовой щели между ягодицами Пятачка.
– Винни?! – пискнул Пятачок, почувствовав что-то теплое и твердое, прижавшееся к его самому интимному месту. Он попытался оглянуться, но положение не позволяло. – Что это?! Это же не шмель! Это… это что-то большое и… и горячее!
– Это мой особенный шмель, Пяточек, – успокаивающе промурлыкал Винни, уже теряя остатки терпения. Он уперся головкой члена в крошечное отверстие - оно было таким маленьким! Но Пух чувствовал его податливость, его тепло и надавил - легко, но настойчиво.
– Ай! – вскрикнул Пятачок. – Винни, больно! Оно не лезет! Это слишком большое для… для моего… подхвостья!
– Расслабься, Пятуся, – настаивал Винни, его голос стал низким и властным. Он продолжал давить, чувствуя, как напряженное колечко ануса начинает поддаваться. Его член горел, требуя проникновения. Он смазал головку собственной смазкой и снова надавил. – Дыши глубже. Представь, что это… эээ… теплый мед входит! Вжжжжж!
– Мед?! – Пятачок на секунду задумался, отвлекаясь от неприятных ощущений. Мысль о меде всегда действовала на него успокаивающе, и поросенок непроизвольно расслабил мышцы.
Этого момента Винни и ждал - с влажным, упругим "чпок!" головка его члена преодолела сопротивление сфинктера и погрузилась в невероятную, обжигающе-горячую тесноту.
– А-А-АРХ! – завизжал Пятачок, почувствовав, как его тело насильственно распирается изнутри. Боль была острой, режущей. – Винни! Вытащи! Сейчас же! Это ужасно!
Но Винни уже не мог остановиться. Ощущение было ошеломляющим: горячие, тугие, бархатистые стенки прямой кишки Пятачка обхватили его член с невероятной силой. Это была узкая, пылающая пещера, манящая его глубже, и он застонал низким, хриплым звуком, больше похожим на рычание. Пух вдавил бедра вперед, проталкивая в поросенка еще пару сантиметров своего толстого хуя.
– Ох, Пятачок… – выдохнул он, захлебываясь от нахлынувших ощущений. – Ты… ты такой тугой… такой горячий… Вжжжжж! Это… это как самый лучший улей! Только теплее!
Пятачок плакал, слезы катились по его розовой мордочке и капали на лесную подстилку. Боль была все еще сильной, но… что-то начало меняться. По мере того как Винни медленно, но неотвратимо двигался внутри него, заполняя прямую кишку, боль начала отступать, уступая место странному, давящему, но уже не такому ужасному ощущению полноты.
Поросенок чувствовал каждый сантиметр толстого, пульсирующего члена внутри себя. Чувствовал, как его собственное тело вынужденно растягивается, принимая этого незваного гостя. И странное дело – это ощущение глубокого, почти болезненного заполнения начало пробуждать в нем что-то незнакомое - что-то теплое и щекотливое в самом низу живота. Пятачок перестал вырываться и просто лежал, тихо поскуливая, прислушиваясь к странным ощущениям в своем теле и к тяжелому дыханию Винни у себя за спиной.
Медвежонок, тем временем, потерял остатки рассудка. Он нашел ритм и теперь медленно вытягивал свой член почти до головки, чувствуя, как бархатные стенки Пятачка неохотно отпускают его, скользят по длине, а затем с силой, с глухим шлепком бедер о ягодицы, загонял писюн обратно до самого основания.
Каждый толчок заставлял Пятачка ахать – но теперь в этом "ах!" было меньше боли и больше удивления.
Винни опустился ниже, упершись передними лапами по бокам от Пятачка, чтобы увеличить размах движений. Его красная майка задралась, открывая округлый, покрытый шерстью живот и мощно работающие бедра, а яички, плотные и тяжелые, хлопали о промежность друга с каждым движением.
– Да… вот так… – бормотал Винни, его глаза были закрыты от наслаждения. Он чувствовал, как напряжение нарастает в его паху, как с каждым толчком волна удовольствия становится все выше, ближе к точке невозврата. Он ускорился, и шлепки его живота о мягкую попку Пятачка слились в непрерывный, влажный стук. – Ты принимаешь моего шмеля так хорошо, Пятуська… Так тесно… Так горячо… Вжжжжж! Я… я сейчас заполню твой улей медом! Наполню до краев!
Пятачок, оглушенный ритмом и странными, нарастающими ощущениями внутри, только мычал в ответ. Он чувствовал, как что-то мощное, неконтролируемое зреет в Винни. Член внутри поросячьей попки стал еще тверже, еще горячее, его пульсация участилась, становясь почти болезненной, но в то же время вызывающей какой-то отклик глубоко внизу живота. Пятачок сам не понимал, что с ним происходит - ему было стыдно, больно, странно, но вырываться уже не хотелось. Он просто лежал и принимал член в сраку.
