Ожидание — вот что убивало по-настоящему. Не грубые толчки стражников в дверь, не скудная пища, а эта тягучая, как смола, тишина за стенами терема. Несколько дней, неделя — время спуталось, потеряло смысл. Сначала был страх, острый и жгучий. Потом — надежда, тонкая как паутина: а вдруг он жив, вдруг это ошибка, вдруг сейчас распахнется дверь и он войдет?
Но дверь не распахивалась. Входили только чужие, чуждые лица с холодными глазами. Они не говорили прямо. Они сообщали. «Ваше положение, пани... Надо быть благоразумной... Царь-батюшка не потерпит...» Каждое слово было ударом маленького молоточка, откалывающим кусочки от её прежней жизни. От той Марины, что была королевной, невестой, царицей.
Теперь от той Марины оставалась лишь оболочка, заточённая в четырёх стенах. Ей оставили самое мучительное — незнание. Что будет с ней? Постригут в монастырь? Выдадут боярам на поругание? Или просто тихо задушат в темном углу, как надоевшую собаку?