Глава 1
Комната была невелика, но очень светла, даже теперь, под вечер. Анна сидела в кресле, закинув босые ноги на низкий журнальный столик. Пальцы на ногах были ровные, накрашенные красивым лаком, она разглядывала их с ленивым любопытством, будто видела впервые и подумывала не сходить ли в салон в ближайшие дни. Открытая балконная дверь впускала прохладу и тихий уличный шум. А еще — верхушку рябины, что росла прямо под балконом. С второго этажа она была видна как на ладони: гроздья ягод уже наливались оранжевым, тяжелели, отчего тонкие ветки клонились книзу с изящной усталостью.
«Вот и лето» — подумала Анна. — «Опять почти прошло». Мысль эта была не горькой, а констатирующей, как заметка в дневнике погоды. Она потянулась, ощущая, как приятно ноют мышцы после дневной пробежки. Ей было двадцать пять лет, она была сильной и знала это.
«И одной мне хорошо» — продолжила она свой внутренний монолог. — «Это правда. Комфортно ли? Вот в чем вопрос. Комфорт — это когда не замечаешь. А я замечаю. Замечаю тишину, которая не прерывается чужим дыханием. Замечаю, что чайник кипячю ровно на одну чашку. Это не плохо. Это просто… факт. Как данные геолога после экспедиции: почва такая-то, температура такая-то. Я привыкла к этому устройству. Привычка — это и есть тот самый комфорт? Или они друг другу враги?»
Она смотрела на рябину. Ей вдруг страстно, до глупой боли, захотелось, чтобы эту выверенную, прочную привычку нарушили. Незнакомый запах в прихожей, другой голос, другой смех. Чтобы кто-то вошел сейчас на балкон, встал рядом, положил руку на ее плечо и молча посмотрел с ней вместе на тяжелые гроздья. Не для того, чтобы что-то сказать или сделать. Просто чтобы разделить тишину, сделать ее не предметом наблюдения, а общим пространством.
«Нет» — резюмировала она про себя — «я не несчастна. Но я, кажется, слишком привыкла быть одной. И это привыкание к одиночеству и есть самое большое одиночество».
Она вздохнула, опустила ноги на прохладный паркет и пошла на кухню ставить чайник.
* * *
Чай оказался крепким и обжигающе горячим. Анна поставила чашку на стол и провела ладонью по крышке ноутбука, ощущая его прохладную гладь. Отпуск, целый месяц. Это время всегда ощущалось как чистый, нетронутый лист, на котором можно начертить что угодно — маршрут нового похода, график тренировок, просто вертикальную линию полного ничегонеделания.
Она открыла браузер, машинально листая ленту новостей, потом перешла на сайт с местными объявлениями — иногда там попадалось что-то интересное о сплавах по реке или пеших маршрутах. И вдруг — взгляд зацепился.
Кафедра биохимии Университета.
Требуется волонтер для участия в исследовательском проекте по оценке резервов выносливости организма.

Условия: полное обеспечение, постоянный медицинский контроль.
Срок: 2 недели.
Анна сделала глоток чая. «Оценка выносливости организма». Звучало сухо, по-казенному. Но за этими словами ей почудилось нечто знакомое и манящее. Она закрыла глаза.
«Две недели. Не поход, не голодовка. Что-то новое. Лаборатория. Датчики, белые халаты, ровный свет люминесцентных ламп». Она представила не палатки и котелки, а стерильную чистоту, жужжание и попискивание аппаратуры, ровный голос исследователя, фиксирующего показания. «Не бороться с ветром и дождем, а лежать неподвижно, пока твое собственное тело становится ландшафтом для изучения. Другая форма аскезы. Более интеллектуальная».
Мысль о том, что ее выносливость, эта глубоко личная, почти интимная ценность, станет предметом научного анализа, вызвала легкий азарт, а не смущение. «Интересно» — подумала она — «а где предел? Не в километрах или днях, а в цифрах на мониторе. Что увидят они в своих графиках? Ту самую силу, что позволяет закидывать ноги на стол после двадцати километров и чувствовать лишь приятную усталость?»
Она еще раз перечитала объявление. Не было обещаний приключений или открытий. Лишь сухие строчки. Но для Анны это был точный вызов, брошенный именно ей. Не всем подряд, а той самой, которая знает цену трудностей.
Ее палец уже потянулся к кнопке «Ответить». Она посчитала, что это будет куда интереснее, чем просто планировать очередной поход. Это было исследование изнутри.
* * *
Курсор мыши застрял на мгновение над кнопкой «Ответить», словно проверяя твердость ее намерения, а потом она мягко кликнула мышкой и перешла на страницу контактов. Анна набрала короткое, деловое сообщение:
«Здравствуйте. Меня заинтересовало ваше объявление. Хотела бы узнать детали.»
Она уже собиралась отправить его, но палец замер. Перечитала сухой текст объявления. «Оценка резервов выносливости». Этим словам нужна была плоть, доказательство. Иначе ее письмо затеряется среди десятков других от любопытствующих.
«Им же важно, кого брать, — промелькнуло у нее. — Нужен субъект. Испытуемый. Почему я?»
Она стерла первоначальный текст и начала заново, уже видя себя не просто собеседником, а кандидатом.
«Здравствуйте. Меня заинтересовало ваше объявление о проекте. Готова рассмотреть участие. Сообщаю о себе: женщина, 25 лет, абсолютно здорова, без вредных привычек. Регулярно испытываю себя на выносливость — пешие многодневные переходы, недельное голодание...»
Она на секунду остановилась, подбирая самый весомый аргумент. Личный рекорд на открытой трассе мог показаться им любительским. Нужно было нечто, что говорило бы на языке их науки и добавила:
«...проходила профилактическое обследование с нагрузочным тестом — велоэргометрия. Врач отметил высокую толерантность к физической нагрузке и отличные показатели восстановления.»
Так было лучше. Это звучало как официальная медицинская справка, а не хвастовство. Это был факт, который они не смогут проигнорировать.
«Интересуюсь возможностью участия в вашем исследовании. Анна.»
Она перечитала. Звучало немного отстраненно, даже холодно. Но именно так, ей казалось, и надо говорить с наукой. Без лишних эмоций, только факты. Факты ее силы.
Палец снова нашел кнопку «Отправить». Письмо ушло в тишину комнаты, тихо растворившись в цифровом пространстве. Взгляд сам собой потянулся к окну, к знакомой рябине. В этом году она была вся густо усыпана тяжёлыми гроздьями ягод. «Много ягод на рябине — к холодной зиме» — промелькнуло в голове старое поверье. И тогда рябина за балконом чуть качнулась от порыва ветра, будто кивая в знак одобрения этому решению и подтверждая суровое предсказание.
Глава 2
Ответ пришел на следующее утро, вместе с первым чаем, который Анна сварила особенно крепким, будто предчувствуя, что день потребует ясности ума. Письмо было кратким и деловым, подписано: Петр Ильич Кудрявцев, профессор кафедры эндокринологии. Он благодарил за оперативный отклик и предлагал встретиться для обсуждения деталей на кафедральной площадке в городской клинической больнице №3 в четверг, в одиннадцать утра.
Анна перечитала сообщение, медленно потягивая горячий чай. «Клиническая больница». Звучало солидно и отдавалось легким, холодным эхом где-то под ложечкой. Не страх, нет, скорее – осознание серьезности предприятия. Она представила себе длинные, вымытые до блеска коридоры, резкий запах дезинфекции, приглушенные голоса и строгие лица людей в белых халатах. Совсем иную среду, нежели лесная тропа, пахнущая хвоей и влажной землей, или тишина ее собственной квартиры. Петр Ильич Кудрявцев... В этом отчестве и фамилии чувствовалась основательность, неспешная мощь академического мира, далекого от ее спонтанных, хоть и дисциплинированных, экспериментов над собой.
«Эндокринология» — подумала она, отводя взгляд от экрана к балкону, где безветренно застыла рябина. — «Значит, будут смотреть не только на мышцы и сердце. Не на то, сколько я могу пройти или проехать. А на то, что происходит внутри, в самой гуще крови и нервов. На гормоны. На стресс. Интересно, что там, в этих лабораторных колбах и на графиках, увидят они? Увидит ли этот Петр Ильич ту самую химию силы, что позволяет заставлять тело работать на грани, чувствуя при этом не изнеможение, а странную, ясную радость?»
Мысль о том, что ее самые сокровенные, невидимые процессы станут объектом холодного, беспристрастного изучения, вызвала жгучее, почти детское любопытство. Это был новый уровень испытания — более глубокий и откровенный. Не она сама ставит себе условия, а некто другой, вооруженный знаниями и приборами, будет их диктовать. В этом была особая острота.
Она ответила так же лаконично:
«Благодарю за ответ. Четверг, одиннадцать утра, меня устраивает. Готова к встрече.
С уважением, Анна.»
И, почти не думая, добавила в конце свой номер телефона. Деловое общение предполагает такую возможность.
Ответ пришел почти мгновенно, будто профессор сидел на другом конце провода, ожидая этого. На этот раз короткое СМС:
«Благодарю. Для связи мой номер. В случае вопросов, звоните. Кудрявцев.»