Анна Васильевна, сжав руль своего чёрного кроссовера Toyota RAV4, мчалась по узкой загородной дороге, ведущей к её даче. Двигатель мягко урчал, а в салоне, пропитанном ароматом её терпких духов с нотами сандала и пачули, играла классическая музыка — Бах, его строгая гармония идеально соответствовала её настроению. За окном мелькали бескрайние поля, золотистые от июньского солнца, и редкие перелески, где тени деревьев ложились узорами на асфальт. Анна любила эту дорогу — она словно отрезала её от суеты города, от бесконечных клиентов, договоров и холодного офиса с запахом бумаги и кофе. Здесь, за городом, она могла дышать полной грудью, ощущать себя не только нотариусом, но и женщиной, хозяйкой, наследницей семейных традиций.
Её дача находилась далеко, в почти забытом дачном посёлке, где время, казалось, остановилось лет тридцать назад. Анна проезжала мимо заброшенных участков — покосившиеся заборы, заросшие бурьяном огороды, облупившиеся домики с выбитыми стёклами. Лишь редкие дачи ещё хранили признаки жизни: где-то вдалеке дымил мангал, слышался лай собаки. Но в основном здесь царила тишина, нарушаемая лишь пением птиц да шелестом ветра в кронах старых яблонь. Анна любила эту тишину. Она была её убежищем, местом, где она могла сбросить маску высокомерной железной леди, которой её считали коллеги, и просто быть собой.
Когда дорога свернула к реке, Анна невольно замедлила ход. Речка, прозрачная и неширокая, текла лениво, отражая голубое небо и пышные ивы, склонившиеся к воде. Анна улыбнулась, вспоминая, как в детстве отец брал её сюда на рыбалку. Она, маленькая, в панамке и сандалиях, сидела на берегу, держа в руках удочку, а отец, посмеиваясь, учил её насаживать червяка на крючок. Они могли часами молчать, слушая плеск воды и стрекот кузнечиков. Тогда дача была их семейным гнёздышком — мать готовила варенье из смородины, бабушка суетилась в огороде, а дед чинил старый велосипед. Лето на даче было бесконечным, полным запахов трав, тёплых вечеров у костра и звёздного неба, которое казалось таким близким. Теперь дача принадлежала только Анне. Свою семью она так и не завела, посвятив жизнь карьере. Родители ушли, бабушка с дедом тоже, и она осталась единственной хранительницей этих воспоминаний.
Наконец, кроссовер свернул к её участку. Анна припарковала машину у деревянного забора, выкрашенного в тёмно-зелёный цвет, и заглушила двигатель. Тишина обрушилась на неё, как мягкое одеяло. Она вышла из машины, поправляя серую юбку-карандаш, которая плотно облегала её широкие бёдра. Несмотря на летнюю жару, Анна выглядела так, словно собиралась на деловую встречу: белая шёлковая блузка, серый приталенный пиджак и чёрные туфли на высоких шпильках. Её длинные, густые, русые волосы, были собраны в аккуратный пучок, но несколько прядей выбились, обрамляя её лицо с высокими скулами и строгими, чуть надменными чертами. Анна привыкла к этому образу — он был её бронёй, символом статуса и контроля. Даже здесь, на даче, она не позволяла себе расслабиться.
Открыв багажник, она достала небольшой кожаный чемодан с вещами и продуктами. С чемоданом в одной руке и ключами в другой, она подошла к воротам, которые слегка поскрипывали от ветра. Открыв их, Анна ступила на участок, и её сердце, как всегда, дрогнуло от знакомой картины.
Участок был её гордостью, хоть и не поражал роскошью. Просторный одноэтажный дом из белого кирпича стоял в центре, окружённый ухоженным садом. Его стены слегка потемнели от времени, но крыша, выкрашенная в тёмно-красный, сияла под солнцем. Окна с деревянными рамами украшали белые занавески, колыхавшиеся от лёгкого сквозняка. К дому вела дорожка из мелкого гравия, в которой тут же утонули шпильки туфель. Анна поморщилась, но продолжила идти, держа осанку, словно на подиуме. Справа от дома раскинулся огород — аккуратные грядки с помидорами, огурцами и зеленью, окружённые низким штакетником. За огородом виднелся маленький пруд, заросший камышом, где по вечерам квакали лягушки. Слева от дома стояли старые яблони и вишни, их ветви гнулись под тяжестью плодов. Под одной из яблонь качались деревянные качели, потемневшие от времени, но всё ещё крепкие. Рядом с домом уютно пристроилась беседка, увитая диким виноградом, с деревянным столом и лавками внутри. В воздухе витал аромат цветущей сирени и свежескошенной травы, а где-то вдалеке жужжала пчела.
Анна остановилась на крыльце, поставив чемодан на ступеньки. Её пышная грудь, натянувшая ткань блузки, тяжело поднялась, когда она вдохнула тёплый воздух. Она достала из кармана пиджака связку ключей и начала искать нужный, чтобы открыть дверь. Замок, старый и немного заржавевший, всегда поддавался с трудом. Анна нахмурилась, её тонкие брови сошлись на переносице, а полные губы, тронутые алой помадой, сжались в тонкую линию. Она вставила ключ в замочную скважину, но тот, как назло, застрял.
Слегка раздражённая упрямым замком, Анна наконец провернула ключ, и дверь, скрипнув тяжёлыми петлями, поддалась. Она переступила порог, и её тут же окутала знакомая прохлада дома, пропитанного запахами старого дерева, сухих трав и лёгкой пыли. В последний раз она была здесь три месяца назад, в начале весны, когда приезжала проверить, как перезимовал участок. Тогда ещё лежал снег, а теперь июньское солнце заливало всё вокруг, и дом, словно старый друг, ждал её возвращения. Анна поставила чемодан у входа и окинула взглядом просторный холл. Высокие потолки, почти пять метров, делали пространство величественным, но уютным. Свет, пробивавшийся сквозь занавески, высвечивал тонкий слой пыли на деревянном полу, и Анна поморщилась — местный работник, которому она платила за уход за участком, явно не утруждал себя уборкой внутри дома. Впрочем, полив огорода он выполнял исправно, и это её пока устраивало.
Дом был построен ещё её дедом, и каждая деталь здесь хранила семейную историю. Справа от входа располагалась просторная кухня, где Анна провела столько летних вечеров за чаем с бабушкой. Круглый деревянный стол стоял в центре, окружённый четырьмя стульями с вышитыми подушками. Над столом висела люстра с бронзовыми завитками, а вдоль стены тянулась столешница из тёмного дуба, заставленная керамическими банками для специй и круп. Холодильник, старый, но надёжный, стоял в углу, а рядом с ним примостилась газовая плита с чугунными конфорками. На подоконнике стояли горшки с геранью, которые, к счастью, пережили её отсутствие благодаря заботе работника. Кухня была сердцем дома, местом, где Анна, будучи ребёнком, училась замешивать тесто для пирогов и слушала рассказы матери о молодости.
Слева от холла открывался большой зал — любимая комната Анны. Она шагнула туда, и её каблуки глухо стукнули по паркету. Зал был просторным, с огромным окном, выходящим на яблоневый сад. Два мягких дивана, обитых тёмно-зелёным вельветом, стояли у стены, а между ними — пара кресел с выцветшими подлокотниками. У стены возвышался массивный книжный стеллаж, забитый старыми томами классики, альбомами с фотографиями и пожелтевшими журналами. Но главным украшением зала был камин, сложенный дедом из грубого камня. Его чёрная пасть зияла пустотой. У камина лежал толстый бежевый ковёр, мягкий и чуть вытертый, на котором она в детстве любила валяться с книгой. Даже сейчас, стоя в строгом пиджаке, Анна почувствовала, как её тянет присесть на этот ковёр, провести пальцами по его ворсу, но она тут же отогнала эту мысль. Дел невпроворот.
Прямо по коридору от входа находились две спальни. Анна подхватила чемодан и направилась в ту, что была побольше. Двуспальная кровать с резным изголовьем занимала центр комнаты, застеленная простым, но чистым покрывалом. Над кроватью висела небольшая картина — пейзаж с рекой, написанный ещё её матерью. У окна стоял комод, а рядом — большое зеркало в деревянной раме. Анна поставила чемодан на кровать и глубоко вздохнула. Дом был её крепостью, её прошлым, и каждый уголок здесь вызывал тёплую, но чуть щемящую ностальгию.
Первым делом она занялась хозяйственными делами. Включила электричество, щёлкнув рубильником в маленькой кладовке у входа. Лампочки мигнули и загорелись, заливая дом мягким светом. Затем Анна прошла на кухню, открыла сумку-холодильник, купленную по дороге, и начала раскладывать продукты: сыр, овощи, мясо, бутылку белого вина. Холодильник исправно загудел, принимая её дары. После этого она включила подачу воды и газа — краны зашипели, и дом, словно оживая, наполнился привычными звуками. На часах было всего два часа дня, а на улице стояла удушающая жара, но внутри дома царила приятная прохлада благодаря толстым кирпичным стенам.
Анна вернулась в спальню, решив переодеться. Она подошла к окну и раздвинула тяжёлые шторы, впуская яркий дневной свет. Комната озарилась, и пылинки закружились в лучах солнца. Анна начала раздеваться, медленно, с привычной методичностью. Сначала она сняла серый пиджак, аккуратно повесив его на спинку стула. Затем расстегнула белую блузку, пуговица за пуговицей, обнажая белый кружевной лифчик, который едва сдерживал её пышную грудь пятого размера. Она расстегнула застёжку на спине, и тяжёлые груди, освобождённые от тесных чашечек, вырвались на волю, слегка покачнувшись. Они были плотными, упругими, но с годами немного обвисли под своим весом, что, впрочем, только добавляло им естественной женственности. Крупные коричневатые соски, затвердевшие от прохлады дома, гордо выделялись на светлой коже.
Анна расстегнула молнию на боку юбки, и та с мягким шорохом упала к её ногам, обнажив кружевные стринги, плотно облегающие её широкие бёдра. Она стянула их, и тонкая ткань скользнула по её ногам, оставив её полностью обнажённой. Анна всегда следила за своим бельём, выбирая только дорогие, изысканные комплекты, даже несмотря на то, что её личная жизнь уже много лет была пустыней. «Мало ли, вдруг мужчина появится в самый неожиданный момент», — думала она, хотя её стервозный характер и высокомерие отпугивали всех, кто пытался приблизиться. Но Анна не жалела — она привыкла быть одна, полагаясь только на себя.
