Солнечный свет, густой и теплый как мед, заливал номер люкса отеля «Карлтон». Он играл бликами на хрустальной вазе с орхидеями, отбрасывал длинные тени от дорогой мебели в стиле ар-деко и отбрасывал блики от дорогого паркета. Элеонора стояла у двери в соседний номер, прислонившись лбом к прохладному дереву, ее тонкие пальцы вцепились в шелковый пояс халата. Она только что вернулась с завтрака, ожидая встретить по пути горничную, которая должна была убраться. Но вместо типичного стука и вежливого «Housekeeping» – тишина. И щель под дверью в ее собственный номер, куда она случайно заглянула, возвращая поднимая упавшую ключ-карту, открыла совсем неожиданную сцену.
Сердце Элеоноры застучало гулко, как барабан в пустом зале. Она присела на корточки, потом встала на колени и наклонилась к самому полу, отодвинув прядь каштановых волос, уложенных в небрежно-элегантный узел, открывая изящную линию шеи. Глаз прильнул к небольшой щели: картинка была узкой, как экран старого фильма, но невероятно четкой.
В центре ее огромной кровати с балдахином, утопая в персидском шелковом покрывале цвета шампанского, стояла девушка - горничная. Та самая, миловидная брюнетка с пухлыми губами и большими, чуть испуганными глазами, которая приносила утром кофе. Сейчас страх сменился чем-то другим – сосредоточенным, почти гипнотическим блаженством.
Девушка была одета в стандартную форму отеля: черное платье с белым фартучком и кружевным воротничком. Но платье, когда Элеонора видела ее в последний раз, явно былона размер больше, висело на ней мешком, открывая хрупкие ключицы и скользя с одного плеча, обнажая ремешок простого белого бюстгальтера. Главное было не в этом. Главное было в другом.
Сейчас на горничной было ЕЕ белье. То самое, паутинка черных кружев La Perla, которое Элеонора небрежно бросила на кровать утром, отправляясь вниз. Теперь оно облегало тело брюнетки. Лифчик с глубоким вырезом чашечки, едва прикрывающий упругие, небольшие груди с темно-коричневыми, налившимися сосками. Трусики-стринги, тонкая ленточка которых терялась между ягодицами, подчеркивая их округлость и аккуратную щель влагалища, уже заметно влажную.
Контраст был головокружительным: дешевая, мешковатая форма, которую привыкла видеть Нора, и нынешний образ – роскошное, как вторая кожа, воплощение греха, кружево. Девушка вертелась перед огромным зеркалом в резной раме, любуясь своим отражением, ее пальцы скользили по кружеву, обтягивающему живот, задерживаясь на выпуклости лобка, где темный треугольник волос просвечивал сквозь ажур.
Элеонора почувствовала, как между ее ног вспыхивает знакомый жар, мгновенно разливаясь волной тепла по низу живота. Женщина непроизвольно сжала бедра, ощущая, как шелк трусиков под халатом впитывает внезапную влагу. «Боже, она так прекрасна в этом», – пронеслось в голове, смешавшись с острым, запретным возбуждением от подглядывания. «Мое белье на ее коже…»
Горничная медленно, словно в трансе, провела ладонью по кружевному лифчику, сжимая одну грудь. Верхняя губа прикусила нижнюю губу, на лице читалось блаженное напряжение. Потом ее рука опустилась ниже, скользнула под эластичную резинку трусиков-стрингов. Пальцы исчезли в темноте между ног.
Глаза девушки закрылись, голова запрокинулась назад, обнажая длинную линию горла. Тихий стон, похожий на вздох, донесся даже сквозь дверь. Элеонора видела, как мышцы живота горничной напряглись, как бедро начало мелко подрагивать. Женщина видела, как пальцы под кружевом начали двигаться – уверенно, ритмично, с нарастающей скоростью.
Девушка прислонилась к зеркалу, ее дыхание стало прерывистым, рот полуоткрылся, выпуская короткие, горячие выдохи. Она мастурбировала, стоя посреди ЕЕ номера, в ЕЕ белье, глядя на себя в ЕЕ зеркало, и это было невероятно эротично.
Жар внизу живота Элеоноры стал почти нестерпимым. Ее собственная рука, будто помимо воли, опустилась под шелковый халат, под скользкую ткань ночной сорочки, и нащупала влажное кружево своих собственных трусиков. Кончики пальцев легонько надавили на бугорок клитора сквозь ткань. Электрический разряд пронзил женщину, и она закусила губу, чтобы не застонать, не спугнуть девушку.
Глаз не отрывался от щели под дверью, впитывая каждую деталь: капли пота на виске горничной, игру мышц на ее бедре, тремор в коленях, как ее пальцы, смоченные ее же соком, выскользнули из-под кружева на мгновение, блеснув влагой, прежде чем снова погрузиться вглубь.
«Она скоро...» – подумала Элеонора, и ее собственные движения под халатом стали увереннее, быстрее. Женщина терла клитор через кружево, представляя, что это пальцы горничной.
И тут девушка открыла глаза. Их взгляд, мутный от наслаждения, случайно упал прямо в щель под дверью. Увидел чью-то тень по ту сторону.
Ужас, чистый, животный ужас, исказил ее прекрасное лицо. Горничная вскрикнула, резко отпрянув от зеркала, как ошпаренная. Пальцы вылетели из трусиков, она попыталась прикрыть грудь руками, споткнулась о край покрывала и рухнула на кровать.
Элеонора не колеблясь. Адреналин, смешанный с неутоленным возбуждением, толкнул ее вперед. Женщина вставила ключ-карту, щелчок замка прозвучал громовым ударом в тишине. Дверь распахнулась.
***
Горничная сидела на краю кровати, съежившись, лицо было мертвенно-бледным, огромные глаза полны слез и паники. Она пыталась стянуть с себя лифчик, но запуталась в тонких бретельках. Кружевные стринги все еще облегали ее бедра.
– П-простите! – выдохнула девушка, голос ее сорвался в шепот. – Я… я не… я просто… – слезы потекли по щекам. – Увольте меня… Пожалуйста… только не полицию!
Элеонора закрыла дверь за спиной - щелчок замка снова прозвучал громко. Она не подходила сразу, давая девушке прочувствовать ее присутствие, ее власть в этой ситуации. Взгляд женщины - тяжелый, оценивающий - скользнул по валяющемуся платью горничной, по черному кружеву, контрастирующему с бледной кожей, по дрожащим коленям, по мокрому пятну на шелковом покрывале под ней – следы ее возбуждения. Воздух был напоен запахом – сладковатым, мускусным, возбуждающим.
И страхом.
– Тише, – голос Элеоноры был низким, спокойным, но в нем вибрировала сталь. Она медленно сняла шелковый пояс халата. – Никто никого не собирается увольнять. И уж тем более звать полицию.
Халат распахнулся, открывая ночную сорочку из кремового шифона, полупрозрачную, обрисовывающую высокую грудь в таком же кружевном лифчике, тонкую талию, бедра. И явную влажность между ног, темневшую на шифоне.
– Как тебя зовут?
– М… Марта, – прошептала девушка, не в силах оторвать взгляд от силуэта Элеоноры, от ее роскошного белья, от очевидного возбуждения хозяйки номера. Смущение и страх начали уступать место острому любопытству и странному, щемящему чувству внизу живота.
– Марта, – повторила Нора, делая шаг вперед. Ее босые ноги бесшумно ступали по ковру. Она остановилась в шаге от девушки. – Тебе понравилось мое белье?
Горничная покраснела до корней волос, кивнула, не в силах вымолвить слово. Ее глаза метались от лица Элеоноры к ее груди, к бедрам, к кружеву, которое она сама еще не сняла.
– Оно тебе идет. Очень. – Элеонора протянула руку - не для удара, не для пощечины. Ее пальцы, с безупречным маникюром, мягко коснулись щеки Марты, смахивая слезу. Кожа девушки была горячей, бархатистой. – Ты возбудилась, примеряя его? Представляя, что это я его носила? Что оно пахнет мной?
Марта сглотнула, снова кивнула. Ее дыхание участилось. Страх таял, как утренний туман под солнцем, обнажая влажную почву желания, уже взрыхленную ее недавним занятием. Элеонора видела это по расширенным зрачкам, по легкому подрагиванию губ, по тому, как грудь девушки вздымалась под черным кружевом ее лифчика.
– Покажи мне, Марта, – приказала Элеонора, голос стал чуть ниже, гуще. – Покажи, как ты это делала. Как ты трогала себя в моем белье.
Сомнение мелькнуло в глазах горничной, но оно было слабым, податливым. Под властным, обжигающим взглядом Элеоноры рука Марты дрожащей ладонью легла на кружево трусиков-стрингов, там, где скрывалась ее половая щель. Она замерла.
– Не так, – прошептала Нора, наклоняясь чуть ближе. Ее дыхание коснулось уха Марты, заставив девушку вздрогнуть. – Под кружево. Покажи мне свою письку. Покажи, как ты ее ласкала, думая обо мне.
Стон сорвался с губ Марты. Ее пальцы скользнули под эластичную резинку стрингов, вниз, к влажным, горячим складкам. Она раздвинула их, обнажая темно-розовую, блестящую соком щель, набухший клитор. И начала тереть его подушечкой среднего пальца, медленно, неуверенно, глядя снизу вверх на Элеонору, словно ища одобрения.
Женщина наблюдала, чувствуя как ее собственное возбуждение достигало новых высот. Видеть эту юную девушку, в ее белье, послушно исполняющую ее приказ, обнажающуюся перед ней - это было сильнее любой фантазии.
Она видела, как пальцы Марты скользят по влажным губам, как они собирают блестящую влагу, как сосредоточенно трут маленький, твердый бугорок. Видела, как дыхание девушки снова сбивается, как бедра начинают непроизвольно подрагивать. Марта зажмурилась, губы ее приоткрылись.
– Да… вот так… – прошептала Элеонора. Ее рука снова опустилась под шифоновую сорочку, к своему собственному влажному кружеву. Она терла себя через ткань, глядя на Марту, на ее пальцы, играющие с ее писей. – Ты представляла, что это МОИ пальцы? Что это Я трогаю тебя?
– Д-да… – выдохнула горничная, ее движения стали быстрее, увереннее. Она добавила еще один палец, скользнув им вдоль щели, чуть не вводя внутрь. – О, Боже… да…
