Глава 1: Сталь и Пеплум
Воздух в подвале поместья дона Корнео был густым и спёртым, пахшим сырым камнем, потом, страхом и сладковатым дымом дорогих благовоний, которые не могли перебить запах гнили, исходивший из самых стен. Тифа Локхарт, прикованная за запястья к холодной стене, пыталась дышать ртом, но этот запах проникал и внутрь, становясь частью её.
Её мышцы горели от напряжения, но она не позволяла себе обмякнуть. Каждый мускул был струной, натянутой до предела. Её фисташковые глаза, некогда сиявшие теплом и озорством, теперь стали холодными и твёрдыми, как два куска матера. В них горел огонь непокорности.
Шаги за дверью заставили её сердце учащённо забиться, но она тут же подавила в себе этот признак слабости. Дверь со скрипом открылась, и в проёме возникла тучная фигура дона Корнео. Он был облачён в пурпурный бархатный камзол, от которого исходил тяжёлый аромат сандала и вина. Его маленькие, заплывшие жиром глаза с удовольствием скользнули по её измученному, но всё ещё прекрасному телу.
— Ах, моя дикарка! — его голос был густым и маслянистым, как мёд. — Как поживает жемчужина моей коллекции? Всё ещё не хочешь признать, что принадлежишь мне?
Тифа молчала. Она смотрела поверх его головы, в темноту коридора. Слова были последним бастионом, и она не собиралась его сдавать.
Корнео усмехнулся, не ожидая ответа. Он сделал знак двум охранникам, стоявшим сзади. Те вошли, один из них нёс жаровню, в которой весело потрескивали угли, освещая его бездушное лицо зловещим багровым светом. Второй нёс длинный железный прут с металлическим знаком на конце — стилизованной монограммой «К».
— Каждая вещь в моей коллекции должна быть помечена, — пояснил дон, с наслаждением наблюдая, как глаза Тифы непроизвольно расширились от ужаса. — Это придаёт ей ценность. И подлинность.
Они схватили её, сорвав с цепей. Тифа отчаянно сопротивлялась, её ноги в тяжёлых сапогах били по доспехам стражников, но их было слишком много. Её прижали к столу, грубо сорвав лоскуты одежды, ещё оставшиеся на ней после пленения. Холодная деревянная поверхность впилась в её живот.
— Держите крепче, — раздался спокойный голос Корнео.
Тифа зажмурилась, стиснула зубы. Она слышала, как угли в жаровне шипят, чувствовала приближающийся жар. Потом на её спину, чуть ниже левой лопатки, легла адская боль. Шипение горящей плоти смешалось с её сдавленным криком, который она не смогла удержать. Запах палёного мяса заполнил её ноздри, её сознание. Боль была такой всепоглощающей, что на секунду мир пропал.
Когда её отпустили, она рухнула на пол, рыча от боли и ярости, её тело сотрясали судороги. Слёзы текли по её щекам сами по себе, против её воли.
— Вот и всё, — сказал дон Корнео, заглядывая в её затуманенные болью глаза. — Теперь ты моя. Официально. И помни, дикарка, это только начало. Я не просто коллекционирую тела. Я коллекционирую души. И твоя… твоя будет самым ценным экспонатом.
Глава 2: Последняя Искра
Дни слились в однообразную череду унижений и боли. Тифу кормили, как животное, поили водой, иногда мыли. Её тело заживало, оставив на спине уродливый шрам — клеймо собственности. Но внутренний огонь не угасал. Он тлел глубоко внутри, подпитываемый воспоминаниями. О Мидгаре. О «Седьмом Небе». О Клауде.
Он придёт. Она знала это. Тупоголовый, замкнутый, вечно сомневающийся, но когда дело касалось друзей, он был подобен урагану. Он разнесёт это поместье к чёртовой матери. Он найдёт её.
Эта мысль была её мантрой, её щитом. Когда охранники по приказу Корнео заходили к ней, чтобы «приучить к рукам», она дралась, как демон, оставляя на их лицах синяки и царапины. Её запирали в темноте, морили голодом, но стоило ей восстановить силы, она снова становилась несгибаемой.
Однажды вечером дверь в её камеру открылся с непривычной торжественностью. Вошёл сам дон Корнео, а за ним, с покорно склонённой головой, — один из его старших прислужников. В руках у слуги был чёрный ящичек.
— Я принёс тебе подарок, моя дорогая, — сказал Корнео, и в его голосе звучала странная, зловещая нежность. — Нечто, что положит конец твоим… иллюзиям.
Тифа подняла голову, её взгляд был полон ненависти.
— Клауд идёт за мной. Он убьёт тебя.
— О, насчёт этого… — Корнео сделал знак слуге. Тот открыл ящичек. Внутри, на чёрном бархате, лежал длинный, обоюдоострый меч. Узнать его было невозможно. Он был сломан пополам. Лезвие было исцарапано, почернело от копоти и засохшей крови. Но рукоять… рукоять была родной. Та самая, которую она видела бессчётное количество раз. Рукоять Бастер-меча.
Тифа застыла. Мир вокруг поплыл. Она слышала, как Корнео говорит, но слова долетали до неё будто сквозь толщу воды.
— …пытался штурмовать мои ворота в одиночку. Наивный мальчишка. Мои лучники на стенах сделали из него решето. Очень мужественно, надо сказать. Бесполезно, но мужественно. Это всё, что от него осталось. На память тебе.
Он взял обломок меча и бросил его к её ногам. Металл звякнул о каменный пол.
Огонь в глазах Тифы погас.
Она не кричала. Не плакала. Она просто смотрела на сломанный кусок металла. Последний оплот её реальности рухнул. Клауд мёртв. Мидгара не существует. «Седьмое Небо» сгорело. Не было ни прошлого, ни будущего. Было только настоящее. Каменная стена, цепи, боль в спине и тучный мужчина в пурпурном, наблюдающий, как умирает её душа.
Что-то внутри неё сломалось с тихим, чётким щелчком. Она медленно опустила голову. Её плечи, всегда гордо расправленные, ссутулились. Вся воля, всё сопротивление вытекли из неё, как воздух из проколотого шара.
Корнео улыбнулся. Это была улыбка хищника, наконец-то загнавшего свою добычу в угол.
— Теперь мы можем начать по-настоящему.
Глава 3: Нить Ариадны
На следующее утро к ней вошли не охранники, а женщина в тёмном платье, с лицом, бесстрастным, как маска. В руках у неё был небольшой серебряный поднос с приборами для инъекций и маленькой стеклянной ампулой, заполненной жидкостью цвета морской волны.
— Хозяин проявил милосердие, — сказала женщина без всяких интонаций. — Он дарует тебе забвение. Боль уйдёт.
Тифа не сопротивлялась. Она смотрела в потолок, её глаза были пусты. Когда игла вошла в вену на её руке, она лишь слабо вздрогнула. Сначала было холодно. Потом холод сменился волной приятного тепла, разлившейся от макушки до пят. Тяжёлый камень на душе вдруг растаял. Боль, страх, горечь — всё это куда-то ушло, стало далёким и неважным.
Она почувствовала лёгкость. Невесомость. Мир заиграл новыми красками. Шероховатость камня под пальцами стала интересной фактурой, тусклый свет факела — сияющим солнцем. И сквозь этот новый, прекрасный мир к ней протянулось лицо дона Корнео. Оно было добрым. Оно было единственным, что она знала.
— Как ты себя чувствуешь, моя роза? — спросил он, и его голос прозвучал как самая прекрасная музыка.
— Хорошо… — её собственный голос показался ей чужим. — Так хорошо.
— Это хорошо, — он погладил её по волосам, и его прикосновение не вызвало отвращения. Оно было желанным. — Это лекарство. Оно помогает. Ты будешь получать его каждый день. Но только если будешь хорошей девочкой. Поняла?
Она кивнула, утыкаясь лицом в его ладонь, как котёнок, ищущий ласки.
Наркотик, который он назвал «Нектаром Забвения», стал центром её вселенной. Всё было подчинено ему. Укол был наградой за послушание. Отсрочка — мучительным наказанием. Постепенно дозы увеличивались. Промежутки между ними сокращались. Мир без «Нектара» становился серым, болезненным, полным пугающих обрывков воспоминаний — вспышек зелёных глаз, звука поезда, вкуса соуса для спагетти. Эти обрывки причиняли физическую боль, и единственным спасением была новая доза, приносимая её хозяином.
Её старую личность методично стирали. Ей дали новое имя — Лилия. Одели в дорогие, но откровенные наряды куртизанки. Её учили улыбаться, двигаться, слушать. Её тело, некогда сильное и независимое, теперь стало инструментом для удовольствия хозяина и его гостей. И она не сопротивлялась. Потому что после этого ей давали «Нектар». Потому что хозяин был доволен, а его одобрение стало смыслом жизни.
Её разум, некогда ясный и острый, теперь был похож на старый, потрёпанный гобелен, где большинство нитей были выдернуты или перепутаны. Она не помнила, кто она. Иногда, в редкие моменты протрезвления, ей снились сны. Во сне она видела себя в тёмном платье и фартуке, разливающей напитки в шумном баре. Во сне к ней подходил молодой человек с жёлтыми, как у хищной птицы, глазами и светлыми, торчащими во все стороны волосами. Он что-то говорил, но она не могла разобрать слов. Просыпалась она всегда с чувством непонятной, щемящей потери, которое тут же заглушалось уколом.
Глава 4: Шёлковые Оковы
Прошло несколько месяцев. «Лилия» стала главной достопримечательностью салонов дона Корнео. Она была прекрасна, как изваяние, и так же бездушна. Её улыбка была идеальной, её движения — отточенными, её тело — послушным. Она танцевала для важных гостей, сидела на коленях у старых генералов, шептала на ухо комплименты богатым купцам. И всё это с одним и тем же пустым взглядом.
