— Ладно, ладно! — застонала она, её голос надломился, захлёбываясь отчаянием. Она обмякла, учащённое дыхание рвалось из горла. Сопротивление сломалось под натиском трёх девчонок, их пальцы, всё ещё вцепившиеся в её тело, медленно разжались.
Майя отпустила волосы, Женя отступила, а рыжая, довольно хихикнув, напоследок шлёпнула Анну по пыльной, красной заднице. Анна, задыхаясь, рухнула на ладони и колени, её тело дрожало, пыль оседала на спине, как пепел. Она приняла унизительную позу, её ягодицы, алые от ожогов, с тёмной порослью волос между ними, задрались вверх, открываясь взглядам мучительниц. Колени тёрлись о жёсткую землю, ладони упирались в пыль, царапая кожу. Её грудь свисала, касаясь травы сосками, а волосы падали на лицо, липнув к мокрым щекам.
Лена шагнула ближе, её шаги хрустели по гравию. Она ловко накинула ремешок на шею Анны, затянув его в грубую петлю, как ошейник. Ткань впилась в кожу, царапая, и Анна застонала, но Лена уже растянула длинный конец ремня, шагнув вперёд. Петля натянулась, сдавив горло, и Анна, закашлявшись, вынуждена была двинуться следом, ползя на четвереньках, как собака.
— Ползи, животное! — рявкнула Лена, не оборачиваясь, её голос сочился презрением.
Путь до дома Анны, растянувшийся на пять мучительных минут, стал для неё адом. Закатное солнце заливало улицу багровым светом, отражаясь на Анниной коже, покрытой грязью и потом. Она ползла, её колени и ладони скользили по земле, камни впивались в кожу, оставляя ссадины. Ягодицы, пылающие от крапивы, переваливались с каждым движением, их алый цвет, испещрённый рубцами, блестел в свете солнца. Тёмная поросль волос между ягодицами и ниже, открытая всем взглядам, добавляла унижения, заставляя Анну чувствовать себя животным, выставленным на посмешище.
Девчонки топали сзади, их хохот разносился по улице, заглушая далёкий лай собак. Майя снимала всё на телефон. Женя, с крапивой в одной руке, другой то и дело шлёпала Анну по заднице, оставляя красные отпечатки на опухшей коже.
— Давай, собачка, шевели своей красной жопой! — хмыкнула брюнетка, отвесив очередной шлепок. Её ладонь звонко ударила по пышным ягодицам, и Анна застонала, замедлившись. Ремень на шее натянулся, вынуждая её ползти дальше.
— Гляньте, как виляет! — захохотала рыжая, наклоняясь и шлёпнув Анну по другой ягодице. — Прям породистая сука!
Анна стиснула зубы, её лицо исказилось от боли и стыда. Она чувствовала себя хуже скота — голая, на четвереньках, с ремнём на шее, под насмешки малолеток. Каждый шлепок обжигал, ожоги на ягодицах вспыхивали, как угли, а камни под коленями царапали кожу, оставляя кровавые следы. Её грудь тёрлась о траву, соски горели от трения, а пот, стекавший по спине, щипал ссадины. Унижение раздирало её, каждая насмешка, каждый взгляд девчонок вгрызался в её гордость, оставляя пустоту.
Лена, шедшая впереди, дёргала ремень, заставляя Анну ползти быстрее.
— Шевелись, сучка! — рявкнула она, обернувшись. — Активнее лапами передвигай!
Анна, задыхаясь, ползла, её дыхание рвалось из горла, слёзы засыхали на глазах, но она не смела остановиться. Дважды девчонки подгоняли её лёгкими пинками под ягодицы. Анна мычала от болезненных ударов, её голос срывался на рык, но она терпела, её ненависть кипела, но сил сопротивляться не осталось.
Наконец, они остановились у забора Анниного дома. Лена, не отпуская ремень, ловко обмотала его конец вокруг столба забора, затянув узел. Анна, всё ещё стояла на четвереньках перед своим забором, её колени и ладони кровоточили, ягодицы пульсировали, а ремень впивался в шею, царапая кожу.
Лена присела перед ней, её глаза блестели злорадством.
— Ну что, собачка, пора сказать волшебные слова, — процедила она. — Говори: «Я ваша сучка».
Анна замерла, её губы задрожали, глаза сверкнули ненавистью.
— Ни за что, — прохрипела она.
Майя хлёстко шлёпнула её по жопе:
— Говори, шлюха, или это видео увидит весь твой офис! Хочешь, чтобы твои клерки дрочили на твою красную жопу?
— Давай, тётя, говори! — рявкнула Женя, помахивая крапивой. — Или я тебе ещё раз по жопе всыплю.
Рыжая хихикнула, наклоняясь к самому лицу Анны.
— Что, стыдно? Говори, сука, или мы тебя тут до утра держать будем!
Анна стиснула зубы, испепелив взглядом четвёрку мучительниц. Она понимала, что выхода нет — они не отступят, их глаза горели садистским азартом. Унижение душило её, но она, сгорбленная, голая, на четвереньках, окружённая четырьмя студентками, выдавила, захлёбываясь стыдом:
— Я ваша сучка...
Лена качнула головой, её губы искривились.
— Не слышу! Громче! Ещё раз! — рявкнула она.
Майя направила камеру прямо на лицо Анны, её пальцы зависли над экраном.
— Давай, сучка, старайся лучше! — хмыкнула она.
Анна, задыхаясь в унижении, повторила:
— Я ваша сучка...
— Ещё раз! — рявкнула Женя, шлёпнув её крапивой по ягодицам. Удар обжёг, и Анна застонала.
— Я ваша сучка... — прохрипела она в третий раз, её глаза, полные ненависти и отчаяния, уставились в землю. Унижение было полным, её гордость, её статус, всё, чем она была, растоптано этими словами.
Майя, хихикнув, шагнула ближе и сунула телефон ей в зубы, как кость собаке.
— Держи, сука, — бросила она, её голос сочился ядом. – Сожми крепче, не урони, хе-хе...
Анна сжала зубами тёплый пластик, её челюсти дрожали, глаза пылали ненавистью. Она чувствовала себя хуже животного, её душа кричала, но тело, избитое и сломленное, подчинялось. Майя небрежно кинула Аннину сумочку на землю рядом, та шлёпнулась в пыль, подняв облачко.
Лена поднялась, её светлые волосы блеснули в закатном свете.
— До встречи, соседка, — усмехнулась она, наклоняясь и звонко шлёпнув Анну по ягодицам. Удар обжёг, ожоги вспыхнули, и Анна замычала от боли, всё ещё будучи на четвереньках.
Подруги блондинки последовали её примеру. Одна с размаху ударила по левой ягодице, оставляя красный отпечаток. Вторая шлёпнула по правой, её удар был грубым, почти пинком. Рыжая отвесила завершающий лёгкий, но унизительный шлепок, хихикнув:
— Ты теперь наша сучка, запомни это.
Девчонки, весело хохоча, развернулись и пошли к своему дому, их голоса звенели издёвкой, пока не затихли за воротами. Анна осталась одна, всё ещё на четвереньках, с ремнём на шее, привязанным к забору, и телефоном в зубах. Её ягодицы горели, кожа пульсировала, покрытая рубцами и ссадинами. Она медленно выплюнула телефон, он шлёпнулся в пыль, и, задыхаясь от слёз унижения, начала развязывать ремень. Её пальцы дрожали, ногти ломались о грубую ткань, но она наконец освободилась.
Женщина медленно поднялась на ноги, её колени подгибались, тело дрожало, а ягодицы, алые и опухшие, пульсировали от каждого движения. Она стояла, голая, у своего забора, сжимая телефон и сумочку, её глаза, полные ненависти и стыда, истекали слезами.
Шатаясь, она открыла ворота и вошла на участок. Её босые ступни шаркали по пыльной тропинке, каждый шаг отдавался болью в ягодицах, покрытых алыми рубцами от крапивы. Она корчилась, её тело дрожало, пот и грязь липли к коже, царапая ссадины. Дотопав до крыльца, она толкнула дверь и ввалилась в дом. Тёмная прохлада прихожей обволокла её, но не принесла облегчения. Анна кинула сумочку на пол и закричала в истерике:
— А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!
Её крик, полный обиды и отчаяния, разорвал тишину, будто эхо разнеслось по всему посёлку. Слёзы ярости и унижения потоками рванули по щекам, оставляя мокрые полосы на грязном лице. Она орала в истерике, стоя в пустой комнате, крепко сжимая кулаки. Её тело тряслось, ягодицы пульсировали, а в груди бушевала ненависть, смешанная с бессилием.
Продолжение следует...
За 2 главой этого рассказа и других моих работ обращайтесь ко мне в личку или на почту, указанную в профиле. Буду рад обратной связи от читателей.
