Мысли неслись вихрем, каждая — более разоблачительная, чем предыдущая.«Я сижу перед ним голая, мое тело выдает все мои тайные мысли, а я… а я получаю от этого какую-то извращенную радость. Мне нравится быть его открытой книгой. Нравится, что он видит меня настоящую — не ту, что притворяется сильной и независимой, а эту, слабую, зависящую от каждого его слова, эту развратную тварь, которую заводит сама ее уязвимость».
Она посмотрела на его руки, лежащие на столе. Длинные, умные пальцы, которые недавно крепили к ее коже датчики. Она представила, как эти пальцы касаются не холодного сенсора, а ее горячей кожи. Не как врач, а как мужчина. И от этой мысли по телу пробежала такая сильная дрожь, что она инстинктивно сжалась в кресле.
«Он все видит! — снова подумала она с приступом паники и восторга. — Видит эту дрожь. И знает, о чем я сейчас думаю. Он читает мои фантазии по этим мерцающим линиям. Я для него — прозрачная. Абсолютно прозрачная».
И вместо того чтобы сжаться от стыда, она почувствовала новую, мощную волну возбуждения. Быть полностью увиденной, понятой, принятой — даже в самой своей постыдной, животной сути — оказалось самым сильным афродизиаком в ее жизни. Все ее прошлые связи, все интимные переживания меркли перед этим леденящим душу и распаляющим тело ощущением тотальной психологической наготы.
Она сидела, опутанная проводами, и понимала, что Петр Ильич опутал ее не ими, а прочными цепями, приковав к себе, к проекту и заставил ее добровольно раскрыть все свои тайны. И самое страшное было в том, что она не хотела разрывать эти цепи. Она хотела затянуть их туже.
Глава 14
В кабинете было тихо. Анна сидела, все еще ощущая на коже эхо своих откровений и того волнения, что вызвали вопросы профессора. Она чувствовала, как по ее телу расползались во все стороны мурашки.
Петр Ильич откинулся в кресле, сложив пальцы домиком.— Анна Сергеевна, — начал он, и его голос зазвучал чуть торжественно, — я хочу поговорить о следующей фазе нашего исследования. На данном этапе мы с вами построили подробную психофизиологическую карту. Остались буквально мелочи. Но карта — сухая информация, статика, ей почти не возможно пользоваться. Теперь нам предстоит понять границы возможного, изучить динамику.
— Как же это будет? — тихо уточнила Анна, чувствуя, как у нее внутри что-то сжимается от предчувствия.
— Все одновременно и просто, и сложно — ответил Петр Ильич, его глаза блеснули азартом исследователя. — Вы слышали термин «пентинг»?
Он не стал дожидаться ее ответа, понимая, что она вряд ли сталкивалась с узкопрофессиональной лексикой.— Пентинг — это целенаправленное возбуждение эрогенных зон с помощью ласк, своего рода высокоточный массаж. Ключевой принцип — отсутствие какого-либо проникновения. Тем не менее, с его помощью можно достичь невероятно ярких и полных кульминаций. Это не мистика, а чистая физиология, работа с нервными окончаниями и кровенаполнением.

Анна слушала, не отрывая взгляда. Его слова были сухими и научными, но они описывали вещи, от которых кровь приливала к щекам.
— Суть второй фазы — продолжал он, — понять предельные возможности вашего организма в этом аспекте. Мы снимем теперь уже не статичную «карту», а «карту» динамическую — гормонального фона до, во время и после такой стимуляции. Наша цель — выявить, можно ли эту функцию, эту… «мышцу» удовольствия, если хотите, усилить, натренировать. Или же она фиксирована от природы. Либо же, что тоже вероятно, подвергаясь интенсивной нагрузке, она может на время истощиться, «устать», и ее отклик станет хуже. Это важнейшие данные.
Он сделал паузу, давая ей осмыслить.
— И сейчас, — Петр Ильич произнес следующую фразу с подчеркнутой четкостью — я хочу предложить вам пройти первый тест. Я доведу вас до кульминации с помощью рук, используя методику пентинга. Вам необходимо дать свое информированное согласие на этот тест сегодня. А завтра — на полноценную вторую фазу исследования.
Он посмотрел на нее прямо, без колебаний. Его взгляд был чистым, лишенным какого-либо личного интереса, что делало предложение еще более шокирующим своей прямотой.— Анна, вы согласны?
«Боже правый…» — пронеслось в голове у Анны первым, почти паническим вихрем. «Он предлагает… он сам… своими руками…»
Мысли путались, наскакивая друг на друга.«Это уже переходит все границы! Это уже не вопросы, это… физический контакт! С врачом! С незнакомым мужчиной!»
Но тут же, как щелчок, включилась логика, та самая, что он в ней воспитал за эти дни.«А чем это принципиально отличается от датчиков? — спросила она себя. — Тем, что его пальцы коснутся кожи? Но они уже касались, когда он крепил электроды. Тем, что цель — возбуждение? Но мы уже фиксировали мое возбуждение на расстоянии. Это просто следующий, логичный шаг. Более интенсивный метод сбора данных».
Она посмотрела на него. На его спокойное, усталое лицо. На белый халат. Он был не соблазнителем. Он был ученым, предлагающим рискованный, но необходимый эксперимент.
Она посмотрела на его руки, лежавшие на столе. Длинные, удивительно аккуратные пальцы с ровными фалангами. Пальцы ученого, державшего пинцеты и скальпели, настраивавшего тончайшие приборы. И вдруг она с пугающей четкостью представила эти пальцы на своей коже. Не холодными и быстрыми, как при креплении датчиков, а теплыми, медленными, целеустремленными.
Она представила, как они скользят по ее ключицам, опускаются к груди, касаются сосков, которые уже налились и затвердели от одного только разговора. Мысль пронзила ее, как ток. А потом ее внутренний взгляд обратился к его губам, тонким и выразительным, и она с ужасом и волнением подумала, что могло бы быть, если бы они прикоснулись к ее губам — той самой тайной эрогенной зоне, о которой никто и никогда не догадывался. Это была ее сокровенная тайна: простой поцелуй, глубокий и влажный, возбуждал ее куда сильнее, чем любая ласка ниже пояса.
И, конечно, она представила эти пальцы там, внизу, где уже пульсировало тепло и собиралась влага, такая густая и явная, что ей казалось, он может видеть ее сквозь кожу. От этой мысли по всему телу опять пробежали мурашки, и она непроизвольно чуть сдвинула бедра, ощущая пустоту и жажду прикосновения.
«Как же давно… — с горькой тоской подумала она. — Как давно меня никто не ласкал, как женщину. По-настоящему. Не для галочки, не потому что «надо», а с вниманием, с желанием почувствовать именно мои реакции». Одиночество, о котором они говорили, вдруг обрело физическую форму — это была ноющая пустота, которую так хотелось заполнить.
И сейчас этот человек, этот ученый в белом халате, предлагал не интимную связь, а процедуру. Но это была процедура, суть которой — ласка. Целенаправленная, профессиональная, но все же ласка. «Пусть будет хотя бы этот «массаж», или «пентинг», как он говорит. Я не просто хочу этого… Мне это действительно надо. Как глоток воды после долгой жажды. Мое тело требует этого, кричит об этом, а разум… разум уже устал сопротивляться».
И тогда она осознала самый главный, самый постыдный и самый честный факт: ее тело уже ответило на это предложение. Та самая «вполне заметная» волна возбуждения, о которой он говорил, накатила с новой силой. Между ног стало тепло и влажно. Ее собственная физиология кричала «да» еще до того, как сознание нашло ответ.
Он видел это. Он читал это по приборам. И он ждал ее сознательного, вербального согласия.
Анна глубоко вдохнула, чувствуя, как дрожат ее руки. Она собиралась сделать самый сумасшедший поступок в своей жизни. Но в контексте этой комнаты, этого исследования, он казался единственно верным.— Я… — ее голос дрогнул, но она заставила себя выговорить четко. — Я согласна. На тест.
В кабинете повисла тишина, более оглушительная, чем любой звук. Слово «согласна» прозвучало и, казалось, навсегда изменило воздух вокруг. Анна сидела, чувствуя, как бешено бьется ее сердце, и понимая, что обратного пути нет. Чтобы развеять это давящее молчание, чтобы перевести все обратно в практическую плоскость и убежать от нахлынувших смущающих образов, она сделала усилие над собой и задала вопрос, который вернул их обоих в поле документальной реальности. Ее голос прозвучал чуть хрипло, но твердо:
— Где подписать согласие?
Глава 15
Петр Ильич молча подошел, быстро один за другим отсоединил датчики от Анны. Каждое легкое щелканье застежки громко отдавалось в тишине комнаты. Затем он взял с дивана ее халат, сложил его и отложил в сторону.
— Вам будет значительно проще расслабиться, если вы закроете глаза — сказал он мягко. — Если нужно, можем сделать повязку на их. Это поможет абстрагироваться от окружающей обстановки и сосредоточиться исключительно на ощущениях.
Он протянул темное кашне из мягкого шелка с флористическим узором. Анна, подумав секунду, кивнула. «Да, так будет действительно проще. Не видеть его лица, не видеть этой комнаты… Просто чувствовать». Мысль о добровольной слепоте казалась пугающей, но и невероятно соблазнительной. Это был последний барьер, который нужно было снять.
Она позволила ему завязать повязку. Мир погрузился в бархатную, непроглядную темноту. И в этой темноте обострились все другие чувства. Она услышала его ровное дыхание, почувствовала легкое движение воздуха. Затем его пальцы коснулись ее ладони — теплое, твердое прикосновение. Его рука взяла ее за руку и мягко подвела к дивану.
