Она стояла перед ним обнажённая, с грудью, покрытой мурашками от прохладного воздуха комнаты. Её соски были набухшими, почти болезненно твёрдыми, и при каждом его движении вздрагивали. Она не дышала глубоко — только короткие, частые выдохи, будто готовилась к удару. Саша сидел на диване, застыл. Руки лежали на коленях, пальцы вцепились в ткань джинсов, словно он боялся потерять контроль над собой. Но это был не страх — это было желание потерять контроль. Желание быть уничтоженным взглядом, голосом, жестом. Он чувствовал, как внутри него сжимается живот, как мышцы ягодиц судорожно сокращаются, как горячий ком поднимается от паха к груди.
Его член уже полностью проснулся. Твёрдый, пульсирующий, с головки капало, оставляло мокрое пятно на ткани. Он не мог скрыть этого, и не пытался. Ваня заметил. Улыбнулся уголком рта.
— Смотришь? — спросил он, не поворачиваясь.
— Да... — выдавил из себя Саша.
— Хочешь её?
— Да...
— А можешь взять?
— Нет.
— Почему?
— Потому что она... твоя сегодня.
— Правильно.
Ваня провёл пальцем вниз, к анусу, задержался там на секунду, потом вернулся обратно, собрав немного смазки, которую Маша уже начала выделять. Поднёс палец к её губам.
— Открой рот.
Она повиновалась. Он ввёл палец внутрь. Маша зажмурилась, закусила край ногтя, но не сопротивлялась. Только облизала его, медленно и глубоко, как будто знала, что этим она тоже унижает Сашу. Что каждый её стон, каждое движение губ — иголочка, воткнутая в его плоть.
Затем Ваня начал раздеваться. Не торопясь. Он расстегнул рубашку, одну пуговицу за другой, пока не обнажил широкую грудь, покрытую лёгким слоем волос. Его живот был рельефным, с четко очерченными мышцами, и посередине — след от ремня, который ещё не успел исчезнуть. Он сбросил штаны, остался в черных трусах-боксерах. Член под ними был уже полу твёрдым, длинный, толстый, с крупной головкой, которая уже начинала блестеть от пред семени.
Маша смотрела на него, как на бога. Или на хозяина. Её дыхание стало поверхностным, прерывистым. Грудь ходила вверх-вниз, как после бега. Она не трогала себя. Только ждала. Как и Саша. Ваня подошёл к кровати. Лёг первым, медленно, как кошка, растянувшись во весь рост. Постучал по матрасу.
— Садись ко мне, — сказал он Маше.
Она опустилась рядом. Он положил руку ей на спину, провёл до поясницы, затем ниже — до ягодиц. Сжал их, почти больно, и она выгнулась, выдохнув через зубы.
— Ты хочешь меня?
— Хочу.
— Зачем?
— Чтобы он видел.
— Правильно.
Саша наблюдал. Его сердце стучало так сильно, что он чувствовал пульсацию даже в ушах. Кровь прилила к лицу, к груди, к паху. Его член пульсировал, требовал выхода, но он не имел права двигаться. Не имел права касаться себя. Он был заперт в своём теле, как в камере, где единственной связью с внешним миром был зрительный контакт. Маша легла на Ваню сверху. Он провёл рукой по её спине, потом по груди, сжал один сосок, потянул его, растягивая кожу. Маша вскрикнула, но не от боли — от удовольствия. Или от того, что это было позволено ему, но не ей.
Она опустилась ниже, обхватила его член рукой, направила к себе. Ваня помог ей — одной рукой держал за бедро, второй — за затылок. Она начала насаживаться медленно, с усилием, как будто хотела растянуть этот момент. Её лоб покрылся испариной. Она закрыла глаза. Вздохнула.
— Смотри, Саша, — произнёс Ваня, не отводя взгляда от неё. — Смотри, как она берёт меня. Как хочет. Как нуждается. А ты просто сидишь. И не трогаешь себя. Правда?
Саша кивнул. Его горло перехватило. Язык казался слишком большим для рта. Он почувствовал, как между ног становится совсем мокро. Пред семя стекало по стволу, собиралось в маленькую лужу на бедре.
— Правда, — выдавил он.
— Хорошо.
Маша начала двигаться. Медленно, сначала осторожно, чтобы почувствовать его внутри себя. Потом быстрее. Её бёдра поднимались и опускались, как поршни, в такт его пальцам на её талии. Он контролировал каждый её вздох, каждый выдох. Когда она пыталась ускориться, он прижимал её сильнее, замедляя ритм. Когда замедлялась — толкал вниз, заставляя входить глубже. Она стонала. Тихо, глухо. Словно боялась, что Саша услышит слишком много. Или наоборот — чтобы он услышал всё. Ваня обернулся к нему:
— Ты хочешь быть на моём месте?
— Хочу...
— Ты хочешь, чтобы она двигалась на тебе так же?
— Да.
— А ты сможешь?
— Не знаю.
— Нет, ты не сможешь. Потому что ты не берёшь. Ты позволяешь брать тебя.
Саша закрыл глаза. Его челюсти сжались, зубы скрипнули. Он чувствовал, как внутри него что-то рвётся. Это была не боль — это было осознание. Осознание своей роли. Своего места. И от этого его член стал ещё твёрже, если такое вообще возможно. Ваня ускорился. Он начал двигаться сам, поднимая бёдра вверх, встречая её спуск мощными толчками. Маша закусила губу, потом открыла рот, выпуская короткие, обрывистые стоны. Она уже не сдерживалась. Её грудь подскакивала, соски терлись о его грудь. Влага собиралась на простыне под ними.
Саша не отводил взгляда. Он смотрел, как она кончает — как её лицо искажается, как глаза закатываются, как она задыхается, будто забыла, как дышать. Он видел, как её бёдра начинают дергаться, как мышцы вагины сжимаются вокруг Ваниного члена. И в этот момент он тоже чуть не кончил. Просто от вида. От звука. От понимания, что он ничего не может сделать, кроме как сидеть и смотреть. Он закусил губу. Сильно. Почувствовал вкус крови. Это помогло удержаться.
— Посмотри на него, — сказал Ваня, останавливаясь. — Посмотри на Сашу.
Маша обернулась. Её лицо было мокрым от пота и слёз. Глаза встретились с его. Без сочувствия. Без жалости. Только холодное знание: он хотел этого. Он получил это.
— Он хочет быть униженным, — прошептала она. — Он хочет, чтобы его использовали. Чтобы его не спрашивали.
— Да, — ответил Ваня. — Он хочет быть ничем. Чтобы его тело работало без его согласия. Чтобы его желание решали другие.
— Да, — повторила она.
И они оба посмотрели на него. Как на вещь. Как на инструмент. Как на объект, который можно использовать, но не ценить. Маша всё ещё двигалась, но медленнее. Её движения стали ленивыми, как будто после оргазма она вошла в новое состояние — не столько возбуждения, сколько удовлетворённой власти. Она опустила голову на грудь Вани, прижавшись щекой к его коже, по которой уже стекала испарина. Он чувствовал её дыхание — горячее, неровное, с привкусом вина и чего-то более плотного, более животного.
Саша оставался на месте. Его руки так и не разжались. Мышцы ног судорожно сокращались, словно готовые бежать, но он не двигался. Не имел права. Он был здесь только для того, чтобы видеть. Чтобы чувствовать. Чтобы быть уничтоженным без единого прикосновения. Ваня поднял взгляд. Посмотрел на него. Глаза были мутными, потными, но острыми как нож.
— Подойди сюда, — сказал он.
Саша замер.
— Что?
— Я сказал — подойди сюда.
Он встал. Ноги были ватными, как будто он проспал слишком долго или, наоборот, не спал несколько дней. Его член всё ещё был твёрдым, хотя уже начинал болеть от переполнения кровью. По внутренней стороне бедра стекала тонкая полоска пред семени, оставляя след на коже. Он сделал шаг. Потом второй. Оказался рядом с кроватью. Так близко, что мог услышать, как между их телами хлюпает влага. Как Маша вздрагивает при каждом толчке. Как Ваня выдыхает сквозь зубы, почти рыча.
— Сними штаны, — сказал Ваня.
Саша повиновался. Он расстегнул ремень, потом молнию. Джинсы соскользнули по бёдрам, зацепились за твёрдый член, и ему пришлось аккуратно высвободить его. Он стоял теперь в одних трусах, которые уже не могли скрывать ничего. Кожа головки была набухшей, кончик покрыт влагой.
— Теперь сядь рядом.
Саша опустился на край кровати. Почувствовал холод простыни под коленями. Горячую кожу Машиной ноги рядом со своей рукой. Запах секса стал плотным, почти осязаемым — пот, смазка, мужская плоть, женская кислотность. Он вдохнул глубже. Его член дёрнулся. Ваня схватил его за руку. Резко. Сильно. Прижал ладонь к бедру Маши.
— Трогай её, — сказал он.
Саша замялся.
— Давай. Трогай. Но ты не имеешь права прикасаться к ней так, как хочешь. Только туда, куда я скажу.
Он провёл его ладонью по коже — от колена вверх, до ягодицы, потом обратно. Пальцы Саши скользили по влажной поверхности, по волоскам, по мышцам, которые сокращались при каждом движении. Он чувствовал, как внутри неё находится Ваня. Чувствовал каждое сжатие, каждый толчок.
— Ты чувствуешь меня? — спросил Ваня.
— Да...
— Это мой момент. И твой. Но ты не можешь взять себе ничего. Только то, что тебе дают.
Маша закусила губу. Её лицо исказилось — новый оргазм подходил медленно, но мощно как прилив. Она задохнулась, потом закричала — коротко, резко, почти животно. Её бёдра затряслись, мышцы сжались вокруг Ваниного члена, и он выругался:
— Блядь... давай.
Его бёдра резко дернулись вверх, и он начал кончать. Медленно, но сильно — длинные порции семени заполняли её, растекались внутри, пока она выгибалась, издавая звуки, похожие на стон и плач одновременно. Саша сидел рядом. Смотрел. Его член дрожал. Его сердце билось где-то в горле. Он чувствовал, как внизу живота собирается знакомое напряжение — не такое сильное, как у них, но своё. Личное. Больное.
