— Подойди ко мне, — сказал он.
Она сделала шаг. Потом ещё один. Остановилась рядом. Он протянул руку и коснулся её плеча. Легко. Почти нежно.
— Расслабься, — сказал он. — Я не сделаю тебе больно.
Но боль уже была. Боль внутри. От осознания того, что это началось. Что больше нет пути назад. Он провёл ладонью по её спине, потом опустил руку ниже, к ягодицам. Затем потянул к себе. Его другая рука легла на грудь. Он стал целовать шею. Плечо. Губы касались кожи, медленно, почти интимно. Она чувствовала запах его одеколона, тепло его рук. Его член упирался в её живот через ткань брюк.
— Ложись, — прошептал он ей на ухо.
Она легла на кровать. Он разделся быстро. Бросил рубашку на пол. Расстегнул ремень. Вынул член. Большой. Твёрдый. Он вошёл в неё медленно — слишком медленно. Словно проверял, сможет ли она выдержать. Как будто хотел, чтобы она почувствовала каждую секунду первого вторжения. Маша замерла. Не закричала — просто резко втянула воздух и зажмурилась. Внутри было больно. Остро, жгуче, как будто её разрывали изнутри. Он остановился на мгновение, давая ей привыкнуть, но не спросил, хорошо ли ей. Никто не спрашивал.
Его ладонь легла на её бедро, прижимая к матрасу. Он начал двигаться. Мелкие, осторожные толчки, которые становились глубже с каждым разом. Она чувствовала, как он растягивает её, как внутри всё горит, как мышцы сопротивляются ему, но не могут ничего поделать. Это была не боль от насильственного вторжения — это была боль утраты. Её первое — ушло. И не ради любви, не ради желания. А ради долга. Ради того, чтобы выжить.
— Хорошо, — прошептал он, наклонившись к её уху. — Очень хорошо.
Ее дыхание было коротким, обрывистым, словно кто-то сдавливал горло изнутри. Его грудь касалась её грудей, его живот — её живота. Его член был большим, плотным. Он входил в неё снова и снова, и с каждым движением она теряла что-то ещё — частицу себя, уверенность, надежду.
Он не бил её. Не насиловал в полном смысле этого слова. Он даже старался быть осторожным. Но это не делало происходящее добровольным. Она не просила его войти. Не хотела его. Просто знала: если она сейчас закричит или попытается остановить его — всё станет только хуже. Инна будет недовольна. Ольга Петровна разочаруется. А ей больше некуда будет идти.
Он опустил голову и поцеловал её шею. Потом плечо. Затем губы коснулись соска. Легко, почти нежно. Он стал целовать её грудь, щекоча языком, покусывая зубами. Его руки скользили по бёдрам, по спине, по волосам. Он приподнял её ногу выше, чтобы войти глубже. Она почувствовала, как он достигает чего-то внутри, что отзывается новой волной боли.
Он начал двигаться быстрее. Глубже. Его движения стали увереннее, а дыхание — тяжелее. Он стонал, но не громко. Сдержанно. Как человек, который знает цену времени и не хочет тратить его на эмоции. Она лежала, закрыв глаза, и думала, что если представить, будто этого не происходит, то станет легче. Если представить, что это не настоящий мир, что она где-то далеко, в другом теле, в другой жизни — может, тогда эта боль перестанет быть её.
Но реальность не исчезала. Он приподнялся на руках, посмотрел на неё. Его взгляд был сосредоточенным, немного холодным. Он оценивал её реакцию. Смотрел, как она принимает его. Он хотел убедиться, что она не сопротивляется. Что она слушается. Что она готова.
— Ты красивая, — сказал он.
Эти слова ударили больнее, чем сам секс. Потому что они были адресованы не ей. Они предназначались не человеку. Они были частью игры, частью ритуала. Успокоить, усыпить, заставить расслабиться. Он снова ускорился. Член врезался в неё с силой, и теперь уже не было осторожности. Только потребность. Только желание кончить. Его бёдра бились о её тело, кожа стала влажной от пота, его лицо напряглось.
— Да... да... — простонал он.
И в этот момент она поняла, что он получает удовольствие. От неё. От её тела. От её боли, возможно. От её страха. Он кончал, потому что мог. Потому что она не имела права сказать «нет». Он вышел из неё быстро, почти аккуратно. Вытерся полотенцем, которое Инна положила заранее на край стола. Подобрал одежду, начал одеваться. Без торопливости. Без стыда. Без необходимости объяснять. Маша осталась лежать. На кровати, покрытой пятнами спермы и крови. На теле, которое больше не принадлежало только ей.
— Ты справишься, — сказал он. — Ты хорошая.
Потом он ушёл. Инна подошла к Маше, которая всё ещё лежала на кровати, покрытой пятнами.
— Ну что? — спросила она. — Теперь ты знаешь, как это происходит.
Маша не ответила. Просто закрыла глаза...
Она проснулась с ощущением, будто её тело больше не принадлежит ей. Внутри всё горело — слабо, но постоянно, как угольки под пеплом. Её бёдра были влажными от засохших следов спермы и крови. Она лежала на кровати, накрытая старым покрывалом, которое пахло дезинфекцией и чужими телами. Она не плакала. Не знала, как это делать правильно. Её первое «да» было дано без слов. Без выбора. Просто так получилось...
День начался, как обычно: завтрак, уборка, коридоры, голоса. Но теперь всё казалось другим. Как будто она вышла из реальности и вошла в новую — где каждое движение, каждый взгляд, каждое прикосновение стало частью сделки, которую она не подписывала, но к которой уже привыкла. После обеда Ольга Петровна снова вызвала её к себе. Уже без вопросов, просто сказала:
— Сегодня начнёшь работать.
Маша молча кивнула. Что-то внутри перестало сопротивляться. Словно её тело и разум договорились между собой: если ты не можешь бороться — принимай.
Её отвезли в другой район города. Маленькое двухэтажное здание, выкрашенное в белый цвет. На окнах — плотные шторы. Внутри — запах духов, пота и чего-то ещё, что невозможно определить сразу. Там уже ждали другие девушки. Некоторые знакомые — из детского дома. Они кивнули Маше, но не улыбались. Лица у всех были одинаковые: пустые, сухие как бумага. Инна провела её по комнатам. Каждая была маленькой, с одной кроватью, узкой, без окон. Только свет, зеркало и матрас.
— Это твоя комната, — сказала Инна. — Первый клиент придёт через полчаса. Пока переодевайся.
На кровати лежало нижнее бельё. Чёрные трусики, кружевной лифчик, чулки. Рядом — юбка до бёдер, блузка без рукавов. И туфли на высоком каблуке. Маша надела всё медленно, аккуратно, будто готовилась к свадьбе. Только невестой здесь был он — клиент. А она — всего лишь фон для его удовольствия. Когда она закончила, Инна зашла и оглядела её.
— Хорошо, — сказала она. — Теперь жди. Он скоро придёт.
Дверь закрылась. Заперлась. Маша осталась одна. Она села на край кровати. Смотрела в зеркало. В нём отражалась девушка, которую она почти не узнавала. Та же фигура, те же глаза, но взгляд... взгляд стал другим. Более тяжёлым. Более далёким.
Время тянулось медленно. Где-то за стеной слышались голоса, смех, шаги. Иногда — стон. Маша закрыла глаза. Попыталась представить, что всё это не настоящее. Что она просто спит. Что проснётся, и снова будет утро, и снова будет школа, и снова будет жизнь, где нет мужчин, которые платят за то, чтобы войти в тебя.
Но дверь открылась. Он вошёл. Средних лет. Лысеющий. Грязноватые ногти, неприятный запах изо рта. Он даже не посмотрел на неё, как на человека. Просто прошёл внутрь, закрыл дверь, бросил сумку на пол.
— Давай, — сказал он.
Маша встала. Подошла. Его руки сразу легли на её талию. Он потянул её к себе. Поцеловал в губы. Язык впился в рот как нож. Она не сопротивлялась. Не дрожала. Просто стояла и позволяла ему делать то, что он хотел. Он снял с неё блузку, потом юбку. Его пальцы сдавили грудь. Слишком сильно. Больно. Она не поморщилась.
— Раздевай меня, — сказал он.
Она начала расстёгивать рубашку. Он помогал ей, нетерпеливо дергая ремень, стягивая брюки. Когда он остался в одних трусах, он потянул её на кровать. Она легла. Он лег сверху. Она чувствовала его член — уже твёрдый, готовый. Он толкнул в неё бёдрами, пытаясь войти. Она не была мокрой. Он не ждал. Он вошёл в неё.
Резко. Грубо. Его член рванул внутрь, разрывая плоть, оставляя за собой боль, которая взорвалась тысячей иголок под кожей. Маша дернулась, выгнула спину, но он только сильнее прижал её к матрасу, упираясь коленом между её ног.
— Не двигайся, — прохрипел он, задыхаясь от возбуждения. — Лежи. Ты должна быть покладистой, понимаешь?
Маша закрыла глаза. Сжала зубы. Она чувствовала его внутри себя — огромного, жесткого. Он был горячим, пульсировал, как будто сам дышал. Её тело напряглось, пытаясь вытолкнуть его, отторгнуть. Но он уже начал двигаться.
— Ну что, моя маленькая шлюшка? — прошептал он ей на ухо, губами касаясь кожи. — Ты готова принимать меня?
Маша не ответила. Даже если бы хотела — не смогла бы. Горло сжалось, голос пропал где-то глубоко внутри. Только слабый стон вырвался из груди, когда он снова толкнул бёдрами, ещё глубже входя в неё.
— Ты такая тесная... — простонал он. — Как будто никто до меня тебя не трогал.
— Я... я девственница была... Вы второй... — прошептала она, не осознавая, что произнесла это вслух.
Он замер. Посмотрел на неё. В его глазах вспыхнуло что-то новое. Не удивление. Не сочувствие. Что-то темное. Жадное.
— Правда? — сказал он, почти улыбаясь. — Значит, мне повезло.
Он наклонился и поцеловал её в шею. Грязно, жадно, впиваясь губами в кожу, оставляя след. Потом снова начал двигаться. Быстрее. Глубже. Каждый толчок отзывался болью, которая медленно начинала перерастать в странное, почти животное чувство — неудобства, но и принятия. Она открыла глаза. Взглянула ему прямо в лицо. Его лоб покрылся потом. Ноздри раздувались. Он дышал тяжело, как будто бежал долго и наконец достиг цели.
