– Будешь обслуживать нас. Да чтоб как в лучшем городском ресторане, понятно?
Откуда ей было знать, как обслуживают в ресторанах? Но она кивнула.
– Ну, а за мной не заржавеет, – подмигнул Борька. – Обеспечу и деньгами, и подарками. Ни в чем нужды знать не будешь…
4 – Ну, чего в углу топчешься, как неродная? Садись, – хлопнул рюмашку Борька. – Плесните-ка ей…
Подложив на тарелку нарезанного белого хлеба, Дурочка робко подсела к столу, приняла наполненную до краев рюмку; наморщив носик, выпила до дна. Потянулась вилкой к малосольному огурчику…
Это была первая пьянка Борькиной компании после ремонта бани. Не замечая оробевшую девушку, парни о чем-то судачили: о каких-то людях, владеющих огромными банковскими счетами; о чьем-то малолетнем сыне, коего надлежало выманить из школы и до поры припрятать. Смысла разговора она не понимала, но слушала с неподдельным интересом – это ж не папашины бредни по утрам!
Потом ей поднесли вторую рюмку, третью. Отказаться она стеснялась, поэтому пила и скромно закусывала. Не имея привычки к спиртному, быстро захмелела, заулыбалась; робость и скованность ушли.
– Говорят, у тебя красивая фигурка, – с наигранным восхищением приобнял ее Фомин-младший.
Его старший брат ловко развязал пояс ее халатика.
– Давай, похвастайся!
Оставшись перед толпой молодых мужиков в чем мать родила, Дурочка снова заволновалась и растерянно посмотрела на Борьку. Тот сидел во главе стола и молча наблюдал за тем, как ее укладывают на диван, как лапают ее ладное тело.
Когда старший Фомин подхватил под коленки ее ножки и рывком придвинул поближе к краю дивана, она начала беззвучно плакать.
И тут Бутовский хрястнул кулаком по столу.
– А ну ша всем! Отошли от бабы!
Разочарованно поглядывая на главаря, братва вернулась к столу.
– Припадочная она, – неохотно пояснил Борька. – Любой стресс приводит ее в ярость. Не хватало, чтоб она новую баню разнесла…
* * *
Так и повелось. До появления Борькиной компании Дурочка затаривалась продуктами, подметала и скоблила деревянные полы, топила печь под котлом, готовила ужин, остужала в кадке с колодезной водицей водку, накрывала на стол…
Потом встречала молодых мужиков и обслуживала их за столом – подрезала овощей в салат, подавала горячее блюдо, приносила от холодную водку. Парни часто сидели голышом, но она не обращала на них внимания. Да и сама перестала стесняться – иной раз меняла халат на короткую майку или ходила в одном полотенце, обмотанном вокруг бедер.
Но все это оставалось прелюдией. Весь вечер она ждала главного: выгонит ли сегодня Борька свою братву из баньки или опять умчит с бандой на громадных автомобилях в непроглядную черную ночь.
Пару раз в неделю он выгонял всех, кроме нее. После они парились вместе, снова сидели за столом – пили водку, потом перемещались на диван и предавались любовным утехам. Дурочка позволяла ему все, да и сама старалась довести его до исступления.
Часом или двумя позже, перед тем как отрубиться в пьяном сне, Бутовский преподносил ей очередной подарок. И за минуты этого ночного счастья она была готова отдать все!
А утром начиналась подготовка к следующей попойке в бане. Свободных минут у Дурочки почти не было. Однако все обязанности она старалась выполнить побыстрее, дабы осталось хотя бы полчасика – уж больно тянуло полюбоваться своими обновками. Даже во время работы она нет-нет, да и косила взглядом на огромный металлический шкаф темно-вишневого цвета.
Бутовский смешно называл его «несгораемым сейфом». Состоял шкаф из двух половинок; высотою доходил до потолка и весил должно быть много – привезли его на грузовике и переместили в предбанник с помощью автокрана через разобранную крышу.
Левую половинку шкафа занимал Борька – туда Дурочка заглянула лишь однажды: какие-то документы; схваченные резинками пачки денег; бархатные коробочки с ювелирными изделиями, тускло блестевшие металлические штуковины, очень похожие на те, из которых мужчины стреляют в кинофильмах.
А все полочки в правой половинке занимали ее вещи. Подарки хранились в определенном порядке: на верхней полке лежали платья и блузки; на второй – колготки, чулки, пояса, лифчики и трусики; на третьей – джинсы и юбки. И в самом низу стояли коробки с обувью.
Все это одевалось и примерялось здесь же, в предбаннике – перед большим зеркалом. Но показаться на людях в обновках Дурочка не осмелилась ни разу…
5 День, круто изменивший ее судьбу, начинался как обычно. Канитель с покупками продуктов, уборка и готовка, встреча, застолье, баня… Шумно отлупив друг друга вениками в парилке, братки оттаяли от забот и проблем: тела размягчались паром, разум – алкоголем. Сию метаморфозу она распознала давно, и обслуживала компанию точно по инструкции Бутовского – как в лучшем городском ресторане.
Наконец, вдоволь напарившись и испив водочки, Борька лениво приказал:
– Все, парни – гуляй по домам. А я посижу немного, подумаю.
Те шумно засобирались. Кто-то из Фоминых, кивнув на Дурочку, пошутил:
– Небось раза три подумаешь – не меньше?
– Пошли вон, – осклабился главарь. – И завтра не опаздывать – дело не из легких.
Борька никого не подпускал к Дурочке, то ли считая ее своей собственностью, то ли отвечая таким образом на собачью преданность. Возможно, и папаша перестал до нее домогаться не вследствие убитой алкоголем потенции, а благодаря короткой воспитательной беседе, после которой пару недель держался за ребра и харкал кровью.
Вначале Бутовский подобрал к Дурочке ключик, жалуя после каждой бурной близости очередной презент. А потом произошло событие, враз переменившее отношение к ней всей банды.
Тогда девица только научилась сносно перемещаться на новеньком протезе и только приспособилась выполнять обязанности в баньке. И как-то ночью в ее и папашин дом ворвались парни из Новосельской группировки – конкуренты и злейшие враги Борькиной команды. Избив до полусмерти пьяного папашу, они принялись за Дурочку – требовали отдать ключи от баньки и железного шкафа. Ее раздели, минут сорок насиловали, потом начали избивать. Она мычала, сдавленно хрипела от ударов, но место, где прятала заветные ключи, не выдала. Новосельские оставили затею, лишь когда она забилась в сильнейшем припадке…
Двумя днями позже братки Бутовского нашли и жестоко наказали Новосельских. А Дурочке вечером в бане торжественно вручили дорогое колечко с бриллиантом. При этом каждый пожал ей руку и расцеловал в щеки словно родную сестрицу.
– Где ж ты хранишь ключи?! – недоумевал старший Фомин.
Не отвечая, она лишь качала головой и, любуясь колечком, таинственно улыбалась.
* * *
Как только за парнями закрылась дверь, она живо скинула с себя халатик и зашустрила за Борисом в парилку. Тот привычно загнал ее на верхнюю полку и лихо – в две руки отхлестал вениками.
Из парной, в клубах белесого пара, она выползала чуть живая; но, облившись ледяной водой, сызнова ощутила прилив сил. Спустя пяток минут Дурочка выпила рюмку водки в прохладном предбаннике, закусила, прилегла на диван. Затем, приняв в свои объятия Борьку, с нетерпением поглядывала на стрелки настенных часов. До вожделенного мига оставалось совсем немного – нужно было потерпеть еще чуть-чуть…
Часа через полтора уставший и пьяный Бутовский отвернулся к стенке и захрапел. Однако перед этим привычный ход событий внезапно был нарушен. Вместо того чтобы бросить Дурочке на диван пакетик или коробочку с новой вещицей, он сонным голосом огорошил:
– Извини, замотался сегодня. Завтра вечером привезу подарок…
Несколько минут обнаженная Дурочка сидела в оцепенении – отголоски сознания отказывались мириться с несправедливостью. Разум до последнего боролся с волной стремительно накатывавшего приступа…
6 – А я к тебе, доченька. Баночку алычового варенья принесла, – донеслось от калитки.
Старушка вытерла скомканным платочком уголки рта и с соседской бесцеремонностью направилась к белокаменному домику. На крылечке встречала стройная зеленоглазая девушка с милыми ямочками на щеках.
– Вы вовремя, Варвара Федосеевна – я чай заварила, – улыбнулась молодая хозяйка.
Старушка медленно поднималась по ступенькам крыльца.
– Вот и славно. А то и поговорить не с кем. Одни богатеи кругом селятся – простого народу совсем не осталось.
– Хорошо здесь, – девушка окинула взглядом завораживающий пейзаж. – Тепло, спокойно. Море, лесистые горы. Вот и переселяются сюда люди из холодных краев.
Усаживаясь в кухне у большого окна, пожилая соседка призналась:
– Знаешь, а я ведь поначалу и тебя приняла за чужую. Эвон, думаю: не успела прикупить домишко, а уж ремонт затеяла! А ты всего-то баньку и обустроила.
– Есть такой грех – люблю попариться, – улыбнулась молодая хозяйка, разливая по чашкам горячий чай.
При упоминании о баньке она всегда улыбалась, что вызывало у старушки волну любопытства. Однако на расспросы девушка отвечала уклончиво и переводила разговор на другие темы.
Да и о чем было рассказывать? О последнем яростном припадке, после которого Борька Бутовский долго хрипел с торчащим в груди кухонным ножом? Или о долгой дороге на юг с двумя огромными сумками, набитыми его подарками и прихваченными из несгораемого сейфа деньгами?..
