- Мам… я… – пробормотал я, пытаясь отвернуть голову, но женские руки удерживали меня, и поцелуй углубился.
Я почувствовал кончик маминого языка, осторожно коснувшийся моей губы – теплый и влажный. Шок пронзил меня, смешанный с запретным, диким возбуждением. Мое тело отреагировало мгновенно – в джинсах стало тесно, мой член напрягся и начал пульсировать, прижимаясь к ткани белья. Я застонал, невольно, от неожиданности и силы ощущения. Это был не звук протеста, а скорее - капитуляции.
Мама услышала этот стон. Она оторвалась на мгновение, ее карие глаза, огромные и мокрые, смотрели на меня с каким-то безумным смешением горя, отчаяния и пробуждающегося желания. Мама что-то прошептала, слова потерялись, но смысл был ясен:
- Не бойся…
И снова ее губы на моих. Теперь мама целовала меня увереннее, глубже, ее язык скользнул между моих губ, ищущий, настойчивый. Я растерянно открыл рот, и он вошел. Ощущение было невероятным, ошеломляющим: тепло, влажность, незнакомое присутствие чего-то прежде неизведанного, вкус маминых слез и что-то еще, глубоко женственное.
Мои руки инстинктивно поднялись и схватились за женские плечи. Ткань халата была тонкой, я чувствовал под ней тепло маминой кожи, упругость мышц. Мама двигала головой, углубляя поцелуй, ее пальцы теперь гладили мою шею, затылок, а я отвечал неуклюже, копируя ее движения, захлебываясь от волны ощущений. Моя эрекция стала просто болезненной. Мыслей не было - только ощущения: мамины губы, ее язык, ее руки, ее запах, жар, разливающийся по всему телу, и тупая, настойчивая пульсация между ног.
Женская рука соскользнула с моей шеи, скользнула по груди, по животу и остановилась чуть выше пояса моих джинсов. Я замер. Ее пальцы дрожали, но двигались целенаправленно. Они нашли ширинку, и металлическая молния расстегнулась с резким, громким в тишине комнаты звуком. Потом расстегнулась кнопка на джинсах - и вот мамина ладонь, теплая и влажная, легла поверх ткани моего белья, прямо на вздыбившийся бугорок моего пениса.
- Ох… – вырвалось у меня. Это было слишком интимно, слишком страшно, и слишком хорошо.
Я попытался отодвинуться, но мама удержала меня одной рукой за затылок, продолжая целовать, а другой… Ее пальцы начали осторожно, но уверенно гладить меня сквозь тонкую хлопковую ткань трусов - давление, тепло, ритмичные движения на крепком члене. Я застонал прямо в рот маме, а мои бедра непроизвольно подались вперед, навстречу ее прикосновению. Все смешалось: стыд, вина, шок, невероятное возбуждение и какая-то дикая благодарность за это внимание, за это признание моей мужской сути.
Мама прервала поцелуй, откинув голову назад. Губы ее были влажными, покрасневшими, глаза блестели уже не только от слез, и в них горел странный огонь – страсть, замешанная на боли.
- Мам… мы не можем… – попытался я протестовать, но голос звучал слабо, прерывисто. Мои руки все еще сжимали ее плечи.
- Можем, Славочка… – прошептала мама хрипло.
Ее пальцы скользнули под резинку моих трусов, и я зажмурился. Мамина рука, горячая и нежная, обхватила мой напряженный до предела член, пальцы сомкнулись вокруг него, чуть шершавые от домашней работы, но невероятно нежные.
Мама начала двигать рукой вверх-вниз, медленно, будто изучающе. Ощущение было таким сильным, таким концентрированным, что я вскрикнул. Моя рука сама потянулась к маме, к ее халату. Я нащупал узел пояса, дрожащими пальцами дернул его, и он развязался - халат распахнулся.
Под ним не было ничего, кроме бежевого бюстгальтера и таких же трусиков. Мамина грудь… Боже, ее грудь была пышной, белой, с глубокой ложбинкой между ними. Бюстгальтер был кружевным, полупрозрачным, и сквозь него угадывались темные круги ареолов и выступающие соски. Я замер, завороженный зрелищем.
Мама не прикрылась, она смотрела на меня, тяжело дыша, ее рука продолжала ритмично двигаться по моему члену.
- Трогай… – прошептала она. - Не бойся…
Моя рука, все еще дрожа, потянулась к ней, и я коснулся теплой, гладкой кожи маминого живота чуть выше резинки трусиков, и мама вздрогнула. Потом мои пальцы поползли выше, к груди, и я коснулся кружева бюстгальтера, ощущая под ним упругость и объем. Потом моя ладонь легла на одну грудь, обхватывая ее - она была тяжелой, теплой, невероятно живой. Я сжал ее осторожно, и мама тихо застонала, а ее рука на моем пенисе сжалась чуть сильнее, ускорив движения.
Мамин сосок под тканью бюстгальтера ощущался твердым бугорком, упирающимся мне в ладонь. Я провел большим пальцем по нему, и мама резко вдохнула:
- Да… вот так… – ее голос был хриплым, чужим.
Я гладил мамину грудь, сжимал ее, перебирал пальцами кружево, чувствуя, как под ним напрягается сосок. Ее рука работала на моем члене все быстрее и увереннее. Ощущения сливались в один безумный вихрь: тепло женской кожи под моей ладонью, упругость груди, мамины стоны, ее запах, и главное – невероятное, нарастающее давление внизу живота, где тонкие пальцы сжимали и терли мой пенис.
Стыд, вина, мысли об отце, о Насте – все исчезло, и осталось только это животное, всепоглощающее ощущение нарастающей разрядки.
- Я… я сейчас… – застонал я, чувствуя, как волны удовольствия смыкаются где-то в основании позвоночника, готовые вырваться наружу.
- Да, Славочка… да… – прошептала мама, ее рука задвигалась в бешеном темпе. - Кончай… для меня…
Ее слова, голос, прикосновение - этого было достаточно. Спазм пронзил меня от корней волос до кончиков пальцев ног, я выгнулся всем телом, вцепившись в мамино плечо, и закричал – глухо, сдавленно. Из моего члена хлынула горячая, густая волна, заливая мамины пальцы, мои трусы и ее халат на бедре. Пульсации были долгими, сильными, выжимающими из меня все силы. Я тяжело дышал, обмякший, все еще держась за маму, не в силах пошевелиться.
Мама тоже тяжело дышала, ее рука замерла, все еще сжимая мой писюн - теперь уже мягкий и влажный. Она смотрела на меня, и в ее глазах был странный блеск – удовлетворение и облегчение.
Мама медленно убрала руку, разжав пальцы, и я увидел белые капли моей спермы на ее ладони и пальцах. Стыд накрыл меня с новой силой, и я резко отстранился, потянул джинсы, пытаясь прикрыть мокрое пятно на трусах, чувствуя, как лицо горело огнем.
- Прости… я… – начал я, не зная, что сказать.
- Ничего… ничего, сынок… – мама быстро стянула полы халата, прикрываясь. Ее голос снова стал тихим, усталым, она смотрела не на меня, а куда-то в сторону, на смятую простыню. - Это… ничего. Иди… приведи себя в порядок.
Я вскочил на ноги, чувствуя себя невероятно неловко и грязно. Мокрое пятно на джинсах предательски выделялось. Я кивнул, не в силах вымолвить ни слова, и почти выбежал из комнаты, хлопнув дверью. В ванной я долго умывался ледяной водой, пытаясь остыть, стереть с лица следы маминых поцелуев, ее слез, но запах ее духов, смешанный с ее естественным ароматом и запахом моей кончи, казалось, въелся в кожу.
Я посмотрел в зеркало: мое лицо было бледным, а глаза – слишком большими, растерянными. «Что это было? Что я наделал?» - вина грызла изнутри, но под ней тлел уголек того дикого возбуждения, той близости, которую я только что испытал. Я снова почувствовал слабую пульсацию в паху.
«С ней. С мамой», - мысль была чудовищной и невероятно возбуждающей.
***
Вечер тянулся мучительно долго. Мы молча ужинали – мама почти не притронулась к еде, а я ковырялся вилкой в тарелке, избегая ее взгляда. Воздух был густым от невысказанных слов. Потом я заперся в своей комнате, включил музыку погромче, пытаясь заглушить хаос в голове. Но мысли возвращались снова и снова к тем минутам в маминой спальне - к ее губам, к руке, к груди, к тому невероятному ощущению оргазма.
Лежа в темноте, я не мог уснуть. Тело было усталым, но разум лихорадочно работал - вспоминал Настю в автобусе, ее смех, линию бедер под платьем, ее голубые глаза. Постепенно возбуждение начало возвращаться, знакомое щемящее чувство внизу живота. Я повернулся на бок, рука сама потянулась вниз, к трусам, где мой член уже начал набухать, откликаясь на образы.
Я закрыл глаза, представляя Настю. Вот она стоит передо мной в своем голубом платье. Я подхожу. Не запинаюсь. Говорю что-то уверенное. Она улыбается. Я протягиваю руку, касаюсь ее щеки. Девушка не отстраняется. Потом я целую ее. Сначала осторожно, потом глубже. Ее губы мягкие, сладкие. Моя рука скользит вниз по ее спине, к упругим ягодицам. Сжимаю их. Она стонет. Я расстегиваю платье. Оно падает. Под ним – простое белое хлопковое белье. Я снимаю с одноклассницы лифчик. Ее грудь небольшая, аккуратная, с нежно-розовыми сосками. Я наклоняюсь, беру один сосок в рот…
Но вдруг образ изменился. Грудь стала пышнее, белее, соски – темнее, крупнее. Это уже была не Настя – это моя мама. Как тогда, в спальне. Ее грудь в кружевном белье, ее губы, рука, сжимающая мой пенис. Я попытался вернуть образ Насти, но он расплывался, уступая место другому – более яркому, более реальному после сегодняшнего происшествия. Мама. Ее карие глаза, смотрящие на меня с тем странным огоньком, ее стон, когда я сжал ее грудь, вид ее пальцев, блестящих от моей кончи.
Я застонал, не в силах сопротивляться. Моя рука на члене двигалась быстрее, ритмичнее. Я представлял уже не Настю - я представлял маму. Вот она сидит на кровати в распахнутом халате, а я стою перед ней, и мой писюн напряжен. Мама смотрит на него, а потом наклоняется, и ее губы касаются головки. Я чувствую, как ее язык скользит по нежной коже. Она берет мой член в рот… Глубже… Глубже… Ее рука ласкает мои яички, а я корчусь от удовольствия, впиваясь пальцами в ее волосы.
