Анна Сергеевна молча кивнула и поднялась с кушетки. Она двинулась за ним по длинному, пустынному коридору. Их шаги отдавались гулким эхом по стерильным стенам. Она шла следом, глядя на его широкую спину в белом халате. Этот коридор казался теперь тоннелем, ведущим из мира относительного покоя обратно в центр бури.
Именно здесь, в этом безличном пространстве, где ее окружали лишь больничные запахи, она и произнесла это. Её голос прозвучал тихо, но чётко, нарушая монотонный звук их шагов.
— Пётр Ильич… — начала она. Он чуть замедлил ход, не оборачиваясь, давая ей говорить. — Когда мы будем там… с студентами… Представьте меня, пожалуйста, просто Анной. Или Аней.
Он на секунду остановился и повернул к ней голову. В его глазах мелькнуло лёгкое удивление, быстро сменённое пониманием.
— Анной или Аней? — переспросил он. — Почему? Обращение по имени-отчеству кажется вам слишком формальным для… текущего момента?
— Именно так — она поймала его взгляд и не отвела его. — «Анна Сергеевна» — это кто-то там, снаружи. Учительница, соседка, дочь своих родителей. Та, у которой есть прошлое и общественное положение. А здесь… здесь есть только Анна. Или Аня. Тело. Нервные реакции. То, что происходит на кушетке. Это правильнее. Так честнее.
Она сама удивилась своей речи. Но в этих словах была правда. Отказ от отчества был символическим жестом. Сбрасыванием последней кожуры условностей.
— Хорошо — кивнул он. — Как пожелаете.
— Спасибо — тихо сказала она. И, сделав маленькую паузу, добавила то, что далось ей сложнее. — И… давайте уже обращаться ко мне на «ты». Здесь. В этих стенах. От формальностей голова кружится.
На этот раз он остановился полностью и повернулся к ней. Его взгляд стал пристальным, изучающим. Эта просьба выходила за рамки простого упрощения имён.
— На «ты»? — он произнёс это не как вопрос, а как уточнение. — Это серьёзное изменение дистанции, Анна.
— Я знаю, — выдохнула она. — Но эта дистанция… она уже условность. После вчерашнего. После того, что будет сегодня. «Вы» звучит как насмешка.
Он несколько секунд молча смотрел на неё, взвешивая. Наконец, уголок его рта дрогнул.
— Понимаю. Как скажешь. Для протоколов я, разумеется, буду использовать полные данные. Но в этом кабинете ты будешь Аней. Без дистанции.
Он снова тронулся с места, и она пошла рядом. Короткий диалог изменил атмосферу. Первое «ты» прозвучало в пустом коридоре странное интимное и обнажающее.
Глава 19
Кабинет показался ей меньше, чем вчера. У стены, стараясь казаться невидимками, стояли трое юношей и одна девушка. Все в белых халатах, с блокнотами в руках. Их лица были напряжёнными, попытки сохранить профессиональную отстранённость — смешными и трогательными.
Анна поздоровалась, войдя в комнату, её пальцы потянулись к поясу халата. Движение было медленным. Ткань зашуршала, скользя по коже. Сняв халат, Анна бросила его на стул бесформенной кучей. Она осталась стоять перед ними совершенно голая. Следы от линейки на бёдрах и ягодицах выделялись багровыми полосами на фоне бледной кожи.
В воздухе повисла тишина, густая и звенящая. Она слышала, как один из юношей сглотнул. Девушка-аспирант неотрывно смотрела на её тело.
Взоры аспирантов упирались в голую женщину, и их внутренний монолог был далёк от научного. «Ну и шлюха, мать её… — с восхищённой злостью подумал самый бойкий из парней, уставившись на её грудь. — Добровольно на это подписались… Я б на такое не решился». Другой, краснея, бубнил про себя: «Господи, ну и тело… И стоит как ни в чём не бывало. На трёх мужиков и тёлку смотрит спокойно. Наверное, привыкла раздеваться». Девушка-аспирант смерила Анну холодным взглядом: «Или проститутка, или нимфоманка. Порка только подтверждает. Нормальная бы сгорела со стыда, а эта… эту только распаляет. Интересный случай для патопсихологии. Сиськи подтянуты, не обвисли, хоть это радует. Хорошая форма. А вот соски слишком крупные, широкие — признак либо частой лактации, либо просто такой тип - неэстетично. Но вроде не похоже, чтоб рожала. Хорошо хоть лобок побрила, сучка, а то бы еще лохматую козу рассматривали. Фигура в целом спортивная, но бёдра узковаты для родов, чисто для удовольствия тело. И эта её поза… нарочито расслабленная, будто на пляже. Да она кайфует, что на неё пялятся. Нимфоманка, ясно как день. Таких в учебниках по сексопатологии описывают. Интересно, Пётр Ильич её с улицы привёл или из какого-нибудь спецзаведения?»
Пётр Ильич закрыл дверь и сделал шаг вперёд, заняв место между ней и группой.— Коллеги, давайте знакомиться — его голос прозвучал чётко, разрушая тишину. — Это Аня, наш испытуемый.
Он повернулся к ней.— Аня, это мои аспиранты. Они будут вместе со мной проводить эксперимент по женской сексуальности, изучать её на твоём примере.
Он не стал представлять их по именам. Анна скользнула взглядом по их лицам. Молодые люди смотрели куда-то мимо, в пол или в свои блокноты. Девушка встретила её взгляд на секунду — в её глазах было не любопытство, а скорее сосредоточенное внимание хирурга, рассматривающего интересный случай.
— Ты согласилась — продолжил Пётр Ильич, обращаясь уже только к ней — отвечать на вопросы моих коллег. Делай это, пожалуйста, откровенно, чтобы не исказить результатов.
Он сказал это как констатацию факта, но в его тоне сквозила лёгкая, почти неощутимая просьба. Не подведи. Не усложняй.
Пётр Ильич не смотрел на неё. Он смотрел на своих студентов.— Итак, приступаем к первому этапу — произнёс он, и его голос вернул происходящему клиническую, неумолимую реальность. — Оценим исходное состояния. Обратите внимание на мышечный тонус, цвет кожи, наличие видимых реакций на стимул присутствия.
Анна закрыла глаза на секунду. Она была больше не Анной Сергеевной. Она была Аней, испытуемой.
* * *
Пётр Ильич продолжил, его голос был ровным и лишённым всякой эмоциональной окраски, словно он читал лекцию по анатомии.
— Вчера испытуемая получила пятнадцать оргазмов. Пять из них прошли довольно гладко и, если можно так выразиться, естественно. Затем был предусмотрен отдых и регидратация — вода с электролитами и глюкозой для предотвращения истощения. Для стимуляции нервной системы применялся леводопа.
Он повернулся к Анне.— Анюта, ложись на кушетку на спину, пожалуйста.
Та безмолвно подчинилась, приняв позу, уже ставшую привычной. Кожа её касалась холодной клеёнки, и по телу пробежала лёгкая дрожь.
— Коллеги, обратите внимание на состояние больших и малых половых губ, клитора, — Пётр Ильич аккуратно, с помощью пальцев, раздвинул анатомические структуры, обнажая слизистую. — Анюта, раздвинь ноги пошире, чтобы было лучше видно.
Она послушно выполнила просьбу, чувствуя, как десяток глаз впивается в её сокровенное. Стыд притупился, уступив место странной, отстранённой апатии.
И тут, сквозь эту отрешенность, как ножом, резанул ослепляющий стыд. «Боже, что я тут делаю? — закричало что-то внутри. — Я сумасшедшая дура! Ввязалась не пойми во что! Они все смотрят… туда. Как я могу это терпеть? Схватить халат и убежать, просто броситься вон из этой комнаты…» Стыд был жгучим, унизительным, возвращающим её к нормальности, от которой она сама же и отказалась. Он длился всего мгновение, но был невероятно интенсивен. Затем волна отступила, оставив после себя лишь горький осадок и леденящее понимание: никуда она не побежит, ей не хватит силы воли.
— Видите? Потертостей или значительных повреждений нет. При проведении длительных экспериментов крайне важно сохранить целостность тканей, чтобы не прервать процесс наблюдения.
Один из аспирантов, тот, что помоложе, робко заметил:— Но гиперемия (покраснение) выраженная. Слизистая выглядит набухшей.
Второй юноша, поправив очки, высказал предположение:— Это может быть как остаточным явлением после вчерашней интенсивной стимуляции, так и признаком текущего возбуждения.
Девушка-аспирант, не говоря ни слова, надела стерильную перчатку, аккуратно раздвинула губы и ввела во влагалище палец. Аня непроизвольно вздрогнула от неожиданного и холодного прикосновения.
— Подтверждаю — чётко сказала аспирантка, вынимая палец и демонстрируя блестящую, прозрачную слизь. — Секреция обильная. Можно констатировать состояние сильного возбуждения. Пётр Ильич, что было дальше во вчерашнем протоколе?
— После приема L-DOPA достижение оргазма вновь стало возможным, однако последние пять кульминаций уже явно находились в зоне глубокого истощения — продолжил врач. — Если изначально реакция достигалась исключительно клиторальной стимуляцией, то на этом этапе пришлось задействовать дополнительные эрогенные зоны: соски и шейку матки. Напомню фундаментальное различие в иннервации: у женщин связь с ЦНС осуществляется по двум основным «каналам» — тазовому и подчревному нервам, что, в теории, позволяет «переключаться» при утомлении одного. На третьем этапе были истощены оба проводящих пути, и даже фармакологическая поддержка оказалась недостаточной.
Он сделал паузу, давая информацию усвоиться.— Анюта, встань и наклонись, обопрись руками о колени.
Она поднялась с кушетки, чувствуя подкашивающиеся ноги, и приняла унизительную позу. Мужчины тесным кругом встали сзади, их взгляды казалось, прожигали её кожу.
