Элиан стоял, вцепившись в косяк двери, не в силах оторвать взгляд от немого спектакля за стеклом. От женщины, которая была его "женой" по документам и которая сейчас готовилась к "брачной ночи" с ее отцом. Чувство тошноты подкатило к горлу. Весь его мир, все его представления о кошмаре, в который он попал, перевернулись в одно мгновение. Фасад был не просто красивым – он скрывал чудовищную, холодно спланированную изнанку. И он, Элиан, был не просто ширмой. Он был свидетелем. Пленником. Соучастником.
Лорел наблюдала за его лицом, за тем, как в его глазах отражались немые, жутковатые движения за стеклом – Кассиан, уже лежащий на шелковых простынях, Ариэль, склоняющаяся над ним с той же отстраненной грацией. Искала ли Лорел в Элиане отвращение? Ужас? Или просто проверяла, не сломается ли он?
"Не стоит так переживать, милый," – ее голос прозвучал рядом, нарочито нежным, контрастируя с холодным светом экрана. Ее рука, все еще державшая бокал, опустилась. Другая, свободная, легла ему на грудь, сквозь тонкую ткань футболки. Пальцы с безупречным маникюром начали медленно, почти лениво расстегивать пуговицы. – "Ты же не рассчитывал всерьез на брак с Ариэль? Чистая формальность. Но ты – живой, молодой мужчина." Ее губы искривились в полуулыбке, в глазах вспыхнул холодный, хищный огонек. – "И в нашем доме никто не остается без... внимания."
Элиан вздрогнул, когда ее пальцы коснулись кожи его живота. Первым порывом было отшатнуться, оттолкнуть эту женщину, чье прикосновение сейчас казалось осквернением после увиденного. Шок от сцены за стеклом все еще колотился в висках. Но мысль работала с ледяной, огромной скоростью.
Долги. Деньги. Контракт. Вейлы владеют всем. Всем.
Он видел спокойствие Ариэль. Видел удовлетворение Кассиана. Видел абсолютную власть этой семьи над их реальностью. Сопротивление? Бегство? Это означало крах всего, на что он согласился. Потерю денег, статуса, возможно, даже свободы или жизни. Вейлы могли стереть его в порошок.
И он... он ведь и правда не питал иллюзий насчет Ариэль. С самого начала это была сделка. Публичный фасад. Его тело, его привлекательность – товар. Почему бы этот товар не предложить и здесь, на этой изнаночной стороне их мира? Почему бы не получить свою долю "сладкого", раз уж он попал в эту извращенную карусель?
Лорел почувствовала, как его мышцы под ее пальцами перестали быть каменными. Не расслабились, но и не сопротивлялись. Ее улыбка стала шире, увереннее. Она сбросила бокал на ближайшую консоль, хрусталь звякнул. Обе руки теперь скользнули под его футболку, отталкивая ткань вверх, обнажая торс. Ее взгляд скользнул по нему оценивающе, как покупатель осматривает лот на аукционе.
"Вот и умный мальчик," – прошептала она, ее дыхание, пахнущее коньяком и дорогими духами, коснулось его шеи. – "Правила игры просты. Мы даем тебе все, что обещали. И даже больше. А ты... ты играешь свою роль. Красиво. Послушно. И наслаждаешься бонусами."
Она потянула его к себе. Элиан не сопротивлялся. Его руки опустились, не обнимая, но и не отталкивая. Он позволил ей притянуть его лицо к своему. Ее губы были влажными, настойчивыми, требовательными. Вкус коньяка и что-то еще, горьковатое. Он ответил на поцелуй. Не страстно, не с желанием, а с тем же холодным расчетом, с каким подписывал контракт в кабинете Кассиана. Это была цена. Цена его выживания в этом золотом кошмаре. Цена за избавление от долгов. Цена за то, чтобы быть ширмой для их грязного секрета.
Он приоткрыл глаза на долю секунды. За стеклом, в ярко освещенной спальне, Кассиан что-то шептал Ариэль, его рука скользила по ее обнаженной спине. А потом взгляд Кассиана сместился. Не на дочь. Он посмотрел прямо на стекло. Прямо на Элиана. И на Лорел, прижавшуюся к нему. На губах Кассиана Вейла расплылась довольная, одобрительная улыбка. Он кивнул. Одобрение хозяина.
Лорел, почувствовав взгляд мужа, лишь глубже впилась в поцелуй, ее руки уже тянули вниз пояс спортивных штанов Элиана. Правила игры были приняты. Все участники знали свои роли. Игру вчетвером начали.
Лорел прервала поцелуй, но не отпустила Элиана. Ее пальцы все еще вцепились в его обнаженные плечи, а глаза, темные и влажные, были прикованы к сцене за стеклом. На ее губах играла странная, почти дегустаторская улыбка.
"Не спеши, милый," – прошептала она хрипло, ее дыхание горячим веером касалось его шеи. – "Сначала... насладись представлением. Вдохни атмосферу." Она слегка развернула его лицо обратно к прозрачной стене. – "Посмотри, как прекрасна наша девочка. Как она... расцветает."
За стеклом картина изменилась. Ариэль уже не была отстраненно-покорной. Ее глаза, обычно такие большие и застенчивые, были полузакрыты, губы приоткрыты в тихом стоне, который не мог пробиться сквозь звуконепроницаемое стекло. Она двигалась. Плавно, чувственно, с грацией, о которой Элиан и не подозревал. Ее руки скользили по плечам отца, ее тело изгибалось в ответ на его прикосновения, не уворачиваясь, а ища контакта. На ее лице не было ни страха, ни стыда – было чистое, безудержное наслаждение. Она смеялась – беззвучно, запрокинув голову, когда Кассиан что-то шептал ей на ухо, и этот смех был искренним, радостным, порочным. Она не просто терпела – она участвовала, она владела моментом, своим телом, вниманием мужчины, который был и отцом, и любовником.
Кассиан, в свою очередь, казался помолодевшим и исполненным животной силы. Его довольство сменилось жадной страстью. Он не просто принимал – он отдавал, его руки, его взгляд, каждый жест говорили о владении и восхищении. Они были похожи на двух идеально синхронизированных танцоров, знающих каждое движение партнера наизусть. В их взаимодействии не было ничего вымученного – только страсть и взаимное удовольствие, разгоравшееся с каждой секундой. Шелест шелковых простыней, отблески света на влажной коже, немой танец тел – все это складывалось в картину откровенной, шокирующей красоты и разврата.
Лорел прижалась к Элиану сзади, ее руки скользнули по его животу к поясу штанов. Ее губы коснулись его плеча, затем шеи, оставляя влажные, горячие следы.
"Видишь?" – ее шепот был как змеиное шипение в его ухе. – "Она счастлива. Она на своем месте. И он счастлив. Это... гармония. Наша семейная гармония." Ее пальцы ловко расстегнули пуговицу. – "А теперь... наша очередь создавать свою."
Элиан смотрел. Сначала с остатками шока, который быстро таял под напором увиденного и ощущаемого. Ариэль, его "невинная" и "застенчивая" жена, оказалась порочным цветком, расцветающим в руках отца. И это... не вызывало у него отвращения. Напротив. Странное возбуждение смешивалось с холодным расчетом. Они все – игроки. Кассиан, Ариэль, Лорел. И он – четвертый. Правила ясны. Игра началась. Почему бы не играть?
Он почувствовал, как его тело отзывается на прикосновения Лорел, на вид Ариэль, на всю эту немую вакханалию за стеклом. Шок уступил место азарту, темному, опасному, но невероятно притягательному. Он принял. Принял правила, принял место в этой извращенной иерархии.
Когда Лорел резко стянула с него штаны, он не сопротивлялся. Он повернулся к ней, его руки нашли ее талию сквозь тончайшее кружево ночнушки. Его взгляд уже не был растерянным. В нем вспыхнул ответный огонь – не любви, не страсти к ней, но огонь участия в игре, огонь желания взять то, что предлагают, и не думать о цене. Он потянул Лорел к себе, его губы нашли ее губы уже не пассивно, а с настойчивостью. За стеклом немой балет страсти продолжался, Кассиан и Ариэль, слившиеся воедино, казались далеким, роскошным фоном для их собственного начинающегося действа. Элиан позволил рукам Лорел вести его к кровати, его взгляд скользнул в последний раз на Ариэль – на ее выгнутую спину, на ее лицо, залитое немым экстазом.
Да, – подумал он, ощущая, как Лорел толкает его на спину на прохладные простыни. Почему бы и нет? Он был внутри золотого кошмара. И решил наслаждаться видом.
***
За звуконепроницаемым стеклом разворачивался немой спектакль, отточенный и исполненный порочной красоты.
Ариэль больше не напоминала ту застенчивую, хрупкую девушку, которую знал город. Ее движения были плавными, уверенными, лишенными малейшей нерешительности. Когда Кассиан провел рукой по ее обнаженной спине, она выгнулась навстречу, как кошка, ловящая ласку. Ее длинные, темные волосы были отброшены назад, обнажая изящную шею и лицо, на котором читалось не покорное терпение, а живое, жадное наслаждение. Глаза, обычно такие большие и невинные, были полуприкрыты, губы приоткрыты в беззвучном стоне или смехе. Она не просто принимала отцовские ласки – она играла с ним. Ее пальцы впивались в его плечи, когда он притягивал ее ближе, ее бедра двигались в унисон с его руками, ее тело извивалось в немом танце, полном чувственности и власти. В ней не было ни стыда, ни сопротивления – только раскрепощенная, почти первобытная страсть. Она смеялась, запрокидывая голову, когда его губы скользили по ее ключице, и этот смех, немой для Элиана, казалось, наполнял всю комнату вибрацией чистого удовольствия. Она была не жертвой, а равноправной и жаждущей участницей, цветком, распустившимся во всей своей запретной красоте под отцовским солнцем.
Кассиан Вейл преобразился. Исчезла привычная маска холодного магната, расчетливого стратега. На ее месте был мужчина, полный животной силы и властного восхищения. Его движения были уверенными, почти хищными, но не грубыми. Каждое прикосновение – к изгибу ее талии, к бедру, к груди – было исполнено не только желания, но и откровенного обожания, граничащего с поклонением. Он смотрел на дочь не как на ребенка, а как на драгоценность, которой он обладал, как на источник неиссякаемого наслаждения. Его губы шептали что-то ей на ухо, и по тому, как загорались ее глаза и как она отвечала ему страстным поцелуем, было ясно – их связь глубока, извращена и взаимна. Он не просто брал – он отдавался ей с той же силой, с какой владел своей империей. В его довольной улыбке читалось не только физическое удовлетворение, но и глубокое, мрачное торжество обладания. Обладания ее телом, ее реакциями, ее удовольствием. Он был королем в своем замке, и его дочь была его самой желанной королевой и наложницей в одном лице.
