Сунув их в карман, Крокодил снова запустил ладонь под юбку. Ощутив внутри себя его палец, Анна поморщилась и взмолилась:
– Подожди. Не могу больше.
– Чо такое?
Опустив глаза, она призналась:
– Я выпила много вина и очень хочу писать. Где здесь туалет?
«Джентльмен» посмотрел на нее как на прокаженную. Потом театрально раскинул руки:
– Везде, сучий финт! Представляешь, мамзель, ты можешь поссать тут везде! Канализация не работает, так что не стесняйся.
Девушка переминалась с ноги на ногу.
– Просить тебя отвернуться – бессмысленно?
Прыщавый в ответ лишь гоготнул.
Не в силах более терпеть, она задрала юбку и присела в углу площадки. По слежавшейся пыли, промеж окурков и бутылочных пробок тотчас побежал темный ручеек.
Крокодил вжикнул молнией на джинсах, выудил из трусов член. И, пустив тугую струю в приоткрытую дверь заброшенной квартиры, блаженно прокомментировал:
– А у меня пиво наружу рвется…
Наконец, Анна облегченно выдохнула, достала из сумочки салфетку. А когда подняла голову, едва не ткнулась лбом в тонкий, еще «неповзрослевший» член.
– Пососешь? – без особой надежды спросил Крокодил.
– Юноша, я делаю это только с любимыми мужчинами. Ты к таковым не относишься.
– Ладно, – помог он подняться и направился вверх по лестнице. – Об чем забьем, что сегодня будешь у меня сосать?
Она удивленно посмотрела в его тощую сутулую спину.
– Ты заставишь меня сделать это насильно?
– Была бы нужда статью подымать! Сама отсосешь. Спорим?
– Этого не будет, – держась за перила, догнала его девушка.
Он обнял ее и погладил округлые упругие ягодицы.
– Если отсосешь – я шпилю тебя в жопу. Согласна?
– Ты думаешь не той головой. Долго еще?
– Пришли. Вон слева зеленая дверь…
* * *
Коридор квартиры на третьем этаже встретил относительной чистотой, но в нос шибанула резкая смесь из запахов пыли, мочи, плесени и малознакомого аромата.
Миновав кишку коридора, Крокодил с Анной вошли в просторный зал с двумя большими окнами. Между окон притулился покрытый клеенкой кухонный стол с мерцавшей сине-оранжевым огоньком керосиновой лампой. Помимо лампы на столе стояли керогаз, пяток граненых стаканов и стопка коробок с самыми дешевыми папиросами. У противоположной стены громоздился широкий деревянный топчан, поверх которого лежали матрацы грязно-серого цвета. Рядом со столом темнело большое кожаное кресло, с развалившимся в нем стариком в неопрятной мешковатой одежде. Старик крепко спал, распластав на груди седую всклокоченную бороду. И креслу, и его спящему хозяину было под восемьдесят.
Анна пихнула «джентльмена» в бок:
– Это еще кто?
– Майер, – отмахнулся тот.
– Я не буду трахаться при нем!
– А чо такого, сучий финт?! Считай, его здесь нет. Он импотент, потому что синячит каждый день как не в себя. Вон, глянь туда.
В дальнем углу поблескивали боками ряды пустых винных бутылок и маленьких пузырьков из-под боярышника.
Крокодил подтолкнул к топчану.
– Раздевайся и падай.
В комнате было гораздо теплее, чем на улице. Девушка села на край деревянной конструкции, положила рядом куртку, расстегнула пару последних пуговиц на блузке, но снимать ее не спешила.
– Ты можешь попросить его выйти? – спросила она. – Хотя бы на пятнадцать минут.
Юноша засмеялся, присел рядом
– Майер – не простой бомж. Думаешь, он мыкается по заброшкам и жрет тухлятину с помоек? – помогал он ее снимать одежду. – Хрен ты угадала! Майер – залупа в позолоченной оправе.
Анна смотрела на него пьяным непонимающим взором.
– Залупа?.. В оправе?.. Как это?
– Травой торгует. Кто и откуда поставляет – неведомо, но трава самая пиздатая в Белокаменске и всегда в наличии. Бабла через его руки проходит немеряно, а он оставляет себе крохи – на бухло и жрачку.
– Почему?
Крокодил снял с нее блузку, помог расстегнуть застежку черного лифчика.
– Потому что не хочет жить по-другому. Привык вот так, врубаешься? Все, дальше сама, а мне надо с ним перетереть. Майер! Майер, очнись!..
* * *
К мысли о том, что ей овладеет покрытый прыщами уродливый пацан, она кое-как привыкла. Мысль была отвратительной, как шведская квашеная сельдь, но цель оправдывала средства – чем больше дозволялось Крокодилу, тем реже в памяти всплывал образ Демидова. Однако полностью раздеться в присутствии незнакомого старика девушка не решалась.
Выпитый в кафе алкоголь возымел действие: мышцы сковало слабостью; она клевала носом, вяло соображала. В трех шагах, у кухонного стола, о чем-то спорили Крокодил с Майером. До слуха доносились обрывки фраз, смысл которых она не улавливала.
– Почему пять, Майер? Я хочу восемь! – злился прыщавый. – Восемь, сучий финт!
– Такса, Генарик, – спокойно отвечал старый бомж. – Ты ж все расценки знаешь. Пять.
– Почему пять?!
– Такса. Этот как ценник в магазине.
– Ценник, говоришь? – Крокодил на секунду задумался. – Слушай, ты же немец, верно?
– Ну-у… судя по фамилии – да.
– Вот скажи мне: настоящее немецкое сливочное масло и наше из «пальмы» может стоить одинаково?
– Эк сравнил!
– Нет, ты ответь!
– Ну-у… навряд ли.
– Так чего ж ты разный товар подгоняешь под одни расценки?! Восемь или мы уходим.
После небольшой паузы Майер сдался:
– Ладно. На, крути первый косяк. А дале посмотрим, как масть пойдет…
У ближайшего окна зашелестела тонкая папиросная бумага, потом щелкнула зажигалка. По залу поплыло сизое облачко и стало тихо. По-хозяйски развалившись в кресле, Майер прихлебывал из стакана дешевое крепленое вино. Крокодил на корточках смолил папиросу. Оба глазели на девушку.
Она сидела прямо перед ними, уперев руки в топчан и склонив голову набок. Все в ней было чертовски соблазнительно: стройная, аккуратная фигурка; ровные, обтянутые темными чулками ножки; правильные черты лица; недлинные, но красиво уложенные волосы; гладкая кожа. И ни одна случайная черточка не портила ее внешности. Ни съехавшие вниз чашки лифчика, наполовину обнажившие сочные темные соски. Ни замутненный алкоголем взор больших серых глаз. С ее появлением комната будто наполнилась светом, а в здешнем дурном воздухе впервые появились нотки дорогого парфюма.
С тех пор, как Майер обжился в квартире третьего этажа, баб на топчане побывало превеликое множество. Однако и бабами назвать их он бы поостерегся. Скорее это были существа, напрочь растерявшие не только женские, но и человеческие качества. Неопределенный возраст, прокуренные хриплые голоса, пропитые одутловатые рожи, обноски вместо одежды. И вонь. Жуткая застаревшая вонь от месяцами немытых тел. За стакан портвейна они отдавались любому, а за бутылку паленой водки могли ночь напролет ублажать толпу. Майера от них воротило; он терпел их в своем жилище только потому, что они оживляли его торговлю – травка разлеталась пуще чебуреков в привокзальном буфете. Сегодня же, очнувшись от хмельного забытья, он обнаружил на топчане воплощение женского идеала. Нечто подобное жители вымиравшего депрессивного Белокаменска могли увидеть лишь в отделении Почты России, где на видном месте стояли затянутые в целлофан глянцевые журналы. С их разноцветных обложек надменно взирали девицы удивительной красоты – одетые в дорогие наряды и недоступные, как цивилизации далеких галактик.
Крокодил пересел на топчан и протянул тлеющий косяк:
– Дерни.
– Что это? – очнулась Анна.
– Травка. Горло не скребет и по вкусу – не сено. Дерни, не ссы.
Она послушно затянулась.
– Ложись и дергай поглубже.
Глядя в потолок, она затягивалась странным кисловатым дымком, пока «джентльмен» разбирался с лифчиком и молнией на юбке. Потом она приподняла попу и свела ноги вместе, чтобы облегчить задачу, после чего на ней остались лишь чулки с замшевыми ботильонами. Стыд почти не тревожил – она припечатала его твердым решением совершить отчаянную мерзость, а потом добила алкоголем.
Докурив папиросу, Анна почувствовала, как сознание обволакивает густой туман. «Пора заканчивать комедию, – подумала она. – Иначе я вырублюсь в этой квартире, и тогда комедия перерастет в драму». К тому же не хотелось устраивать порношоу перед Майером, который не отрывал от нее похотливого взора. В финальной сцене короткого сценария она отдавалась прыщавому ублюдку. Других персонажей сценарий не предусматривал. Даже полных импотентов.
Она с трудом перебралась на край топчана, села.
– Ножки раздвинь, – внезапно присел перед ней Крокодил. В руках у него сверкнул вспышкой смартфон.
– Перестань. Мы так не договаривались, – прикрыла она ладонью лицо. – И давай побыстрее покончим с нашим планом.
Голова кружилась. С трудом поднявшись и простучав каблуками, она подошла к дальнему окну. За мутным стеклом бушевала осень: ветви деревьев раскачивал ветер, опять срывался мелкий дождь.
