Третий аспирант, до сих пор молчавший, робко спросил:
— А… она вообще понимает, что мы о ней говорим? Что она чувствует?
Пётр Ильич на секунду взглянул на неподвижную спину Анны.
— Аня? — позвал он. — Ты нас слышишь?— Да — её голос был приглушённым, но внятным.— Что ты чувствуешь, пока мы тут рассуждаем? И помни, крайне важна полная откровенность. Не стесняйся своих ощущений.
Анна замолчала, чувствуя, как горит лицо. Слова не шли. Тогда Пётр Ильич, не меняя выражения лица, с короткого замаха ладонью легко, но звучно шлёпнул её по оголённой ягодице. Удар был не болезненным, а акцентирующим, подстёгивающим.
— Отвечай, Анюта. Честно.
Этот шлепок, прозвучавший на фоне научной дискуссии, стал тем самым ключом, который сорвал последний мешающий замок. Стыд смешался с острым унижением, и слова полились сами собой.
— Всё это… — она сглотнула — всё это заставляет меня фантазировать. И… дико возбуждает.
Пётр Ильич наклонился чуть ближе, его голос прозвучал мягче, но не менее требовательно:— О чём же фантазия, Аня?
— Я… я представляю себя наложницей — выдохнула она, почти шёпотом. — На невольничьем рынке. Меня показывают покупателям. А вы… вы все… главные покупатели.
В кабинете повисла напряжённая тишина. Пётр Ильич медленно выпрямился, лицо его озарила редкая, но яркая улыбка понимания. Он поднял указательный палец вверх, обращаясь к аспирантам, и его голос прозвучал торжествующе-громко:
— Что и требовалось доказать, мои дорогие коллеги! Превращение ситуации медицинского осмотра в садомазохистическую фантазию с элементами ролевой игры! Психика самостоятельно генерирует мощнейший стимул, компенсирующий физическое истощение и многократно усиливающий физиологический отклик. Фиксируйте этот феномен как краеугольный камень нашей первой гипотезы!
— Субъективное восприятие процесса унижения как вознаграждения. Феномен, хорошо известный в парафилиях, но редкий в такой чистой форме в условиях эксперимента. Это прямое подтверждение мощнейшей эмоциональной стимуляции.
Он взял с подноса длинный, тонкий инструмент, похожий на стеклянную палочку с металлическим наконечником.
— А теперь, Анюта, приготовься. Мы переходим к следующей фазе. Будет немного непривычно. Но я уверен, ты справишься.
Анна закрыла глаза. Она не знала, что именно ждёт её в ближайшее время, но она уже жаждала этого. Недавние сомнения испарились. Ей хотелось лишь одного — чтобы это продолжалось. Чтобы эти люди, эти инструменты, эти разговоры о ней как о предмете продолжали кружиться вокруг неё, вознося её всё выше на гребне этой странной, извращённой славы. Слова «экземпляр», «особь», «индивид» были для неё теперь не оскорблениями, а желанными пинками, загоняющими ее на вершину наслаждения.
* * *
— Не будем затягивать наш перерыв, испытуемая готова — констатировал Пётр Ильич, и в его голосе вновь зазвучали металлические нотки бесстрастного командира. — Надежда Петровна, возьмите гинекологическое зеркало и вставьте его ей во влагалище. Анна впервые услышала имя девушки-аспиранта.
Холодный металл, коснувшийся её воспалённой кожи, заставил Анну непроизвольно вздрогнуть. Но это было ничто по сравнению с тем, что последовало дальше.
— Поднимите её, пусть встанет на локти — распорядился он, обращаясь уже к молодым людям.
Грубые руки в перчатках подхватили её под живот, заставив приподняться и опереться на локти. Теперь её таз изменил позу и казалось, что растянутое и зафиксированное зеркалом влагалище было выставлено напоказ максимально сильно. В её фантазии это был новый, высший уровень унижения. Пир был в самом разгаре. Хозяин, чью роль исполнял Пётр Ильич, в разгар веселья решил потешить своих знатных гостей — аспирантов. Её, свою наложницу, он приказал поднять и выставить в самой срамной позе, чтобы все могли видеть её сокровенные тайны.
— После нескольких оргазмов клиторальные сигнальные пути деградировали — пояснял Пётр Ильич гостям-аспирантам, тем временем выбирая с лотка странный инструмент — тонкий стержень с небольшим шариком на конце. — Попробуем путь через шейку матки. Я специально попросил использовать зеркало, чтобы вы видели реакции в реальном времени. Это вибратор для целенаправленного воздействия на шейку.
Он включил прибор. Тихий, навязчивый гул заполнил пространство. В воображении Анны это был не гул механизма, а возбуждённый шепот гостей, с нетерпением ожидающих нового зрелища.
Когда жужжащий шарик коснулся обнажённой, чрезвычайно чувствительной шейки матки, её тело содрогнулось единым спазмом. Это была не техническая вибрация, а жгучее, пронизывающее прикосновение неведомого предмета, который гость-иноземец в лице Петра Ильича решил опробовать на ней. Волна дрожи, острой и непроизвольной, прокатилась от копчика до затылка. Она была подобна удару бича, но бича, несущего не боль, а странное, оглушающее наслаждение. Вторая волна — ещё сильнее, выгибая спину в дуге немого подношения. Из её горла стали вырываться стоны, больше похожие на тонкое вытье — песнь рабыни, тело которой принадлежит не ей, а воле пирующих.
Гости, аспиранты, сменяя друг друга, заглядывали в зеркало. В её фантазии они были знатными вельможами, которые, обжираясь винограда и попивая вино, с любопытством разглядывали её внутренности, как диковинную забаву. Их заинтересованные лица были лицами людей, наблюдающих за экзотическим танцем или боем рабов.
— Видите, как идут сокращения? — голос «хозяина» Петра Ильича был обращен к гостям. — Обратите внимание на ритмичную пульсацию стенок.
— Мне кажется, что движения какие-то… соседние — неуверенно заметил один из «гостей».— Пожалуй, я согласна — поддержала другая «гостья», Надежда Петровна. — Сокращения идут по кругу, захватывая параметрий. Это очень интенсивная, глубокая реакция.
В этот момент вибрация, достигнув пика, спровоцировала новую, невероятно мощную кульминацию. Тело Анны затряслось. В её фантазии это был кульминационный момент унижения и торжества. Гости ахнули, увидев, как тело выставленной напоказ наложницы сотрясается в немом экстазе от прикосновения волшебного жезла в руках их хозяина. Это было доказательством его власти и её рабской сущности.
Пётр Ильич выключил вибратор. Гул сменился тишиной, нарушаемой лишь её тяжёлым дыханием.
— Фиксируйте — раздался его ровный голос, возвращая всех в реальность кабинета. — Третий оргазм. Цервикальный, с применением механической вибрации. Интенсивность — экстремальная. Субъективное восприятие — на грани переносимости, но с явными признаками получения сверх-интенсивного удовлетворения.
* * *
— Переверните этот экземпляр на спину — раздалась команда Петра Ильича, обращённая к аспирантам. Слово «экземпляр» прозвучало особенно холодно, окончательно низводя Анну до статуса объекта.
Грубые руки перевернули её. Ослеплённая светом, она оказалась на спине, её ноги оставались раздвинутыми и согнутыми в коленях. Но теперь она видела лица. Лица молодых людей и девушки, смотревшие на неё с хищным, научным любопытством. Опять дикий, животный стыд накатил на неё, заставив сердце бешено колотиться. Она попыталась прикрыть глаза, но Пётр Ильич, словно угадав её порыв, тут же продолжил лекцию, приковывая её внимание к реальности.
— После нескольких кульминаций гипофиз активно вырабатывает тормозящий нейромедиатор — пролактин. Он препятствует дальнейшему возбуждению, вызывая апатию и сонливость. Это защитный механизм. Но у нас есть возможность его обойти. Кто знает биохимическую цепочку?
Один из аспирантов, тот, что с очками, бойко ответил:— Да. Пролактин ингибирует выброс дофамина в дугообразном ядре гипоталамуса. Чтобы снять блок, нужно либо прекратить стимуляцию и ждать естественного снижения уровня пролактина, либо искусственно простимулировать дофаминовые рецепторы, например, агонистами дофамина, что мы и делаем с помощью L-DOPA.
— Хорошо. Продемонстрируем это — кивнул Пётр Ильич. — Иван — он обратился к самому крепкому аспиранту — поставь палец во влагалище и озвучивай всё, что будешь ощущать.
Молодой человек, без тени смущения, надел перчатку, обильно смазал палец и ввёл его внутрь Анны. Она вздрогнула, но не от боли, а от нового, унизительного измерения происходящего. Теперь за её реакциями следили не только визуально, но и тактильно, изнутри.
— Сейчас сделаем ещё одну кульминацию — голос Петра Ильича был спокоен. — После чего последует приём L-DOPA. Без него эксперимент придётся завершить. Или мы получим чисто механические травмы половых органов от трения ради достижения результата, что не входит в наши задачи.
С этими словами он переместился к изголовью кушетки. Его руки, тёплые и уверенные, легли на её грудь. Большие пальцы начали совершать медленные, давящие круги вокруг ареол, а затем взяли её соски, начав их сжимать, оттягивать, перекатывать между пальцами. Это было не лаской, а точной, целевой стимуляцией.
Анна, лежа с полузакрытыми глазами. погрузилась снова в фантазию. Стыд, жгучий и сладкий, слился с возбуждением в один клубок. Кабинет с белыми стенами расплылся, превратившись в пышный, душный шатёр. Она была не Аней, а пленницей могущественного султана-учёного, который демонстрировал её своим союзникам-воинам. Её привязали к ложу из шёлковых подушек, обнажив перед взорами чужеземцев. Палец, движущийся внутри неё, был пальцем одного из гостей, который с холодным любопытством проверял качество «товара», подаренного султаном. А руки султана на её груди были не просто стимуляцией — это был знак его власти, напоминание, что именно он, и только он, решает, когда ей испытывать наслаждение или страдание. Гости смотрели на неё, и в их глазах она читала не жалость, а восхищение властью султана, способного подчинить себе такую строптивую наложницу и заставить её тело откликаться по его воле. Эта мысль — быть предметом демонстрации чужой силы — заставляла её гореть изнутри.
