Их танец был немым, но от этого не менее интенсивным. Свет от хрустальной люстры играл на влажной коже, на шелке простыней, на золоте Ариэль. Движения были отточенными, как будто этот ритуал повторялся бессчетное количество раз. Они знали тела друг друга до мелочей, знали, что вызовет вздох, что заставит выгнуться, что вырвет немой крик экстаза. Это не было поспешной животной страстью – это было роскошное, медленное пиршество, растянутое во времени, где каждый жест, каждый взгляд, каждый изгиб тела были частью изощренного ритуала. Элиан видел, как пальцы Кассиана впиваются в бедра Ариэль, поднимая ее, как она обвивает его талию ногами, как их тела сливаются в едином, мощном порыве. Видел, как ее голова откидывается назад в немом крике, как ее пальцы впиваются в спину отца, как ее тело выгибается в дугу блаженства. Видел, как Кассиан прижимает ее к себе, его лицо, искаженное гримасой высшего наслаждения, прижатое к ее шее.
Финал был столь же немым и интенсивным. Кассиан, напрягшись всем телом, резко запрокинул голову, его руки, как тиски, сжимали бедра Ариэль. А она, в свою очередь, впилась в него, ее тело дрожало в волнах экстаза, лицо было обращено к потолку, губы беззвучно кричали. На мгновение они замерли в этой кульминационной точке, две фигуры, слитые воедино под ярким светом, воплощение запретной страсти и абсолютной власти. Потом напряжение спало. Кассиан медленно опустил Ариэль на шелковые простыни, его тело покрыла легкая испарина. Ариэль упала рядом с ним, ее дыхание частое, грудь высоко поднималась и опускалась. На ее лице блуждала усталая, блаженная улыбка. Она повернулась к отцу, ее рука легла ему на грудь в жесте, полном странной нежности и обладания.
Кассиан повернул голову. И снова его взгляд, мутный от удовольствия, но все такой же острый, устремился прямо на стекло. Прямо туда, где стояли Лорел и Элиан. И снова – довольная, все понимающая, одобрительная улыбка тронула его губы. Он знал. Он видел. И ему это нравилось. Ариэль, следуя его взгляду, тоже посмотрела в пустоту стены. На ее лице не было удивления, только легкая, сонная улыбка. Она тоже знала. И, судя по тому, как она прижалась к отцу, ей это тоже было безразлично или... даже приятно. Игра продолжалась. На всех уровнях.
***
Сцена в маленькой комнате Элиана разворачивалась под немой аккомпанемент за стеклом. Лорел, уверенная в своей власти и привыкшая вести, толкнула Элиана на спину на кровать, ее пальцы уже скользили по его бедрам, а губы искали его шею с влажной жадностью. Она ожидала покорности, ожидала стать очередным актом в их извращенном спектакле, где она дирижировала.
Но Элиан был уже не тем растерянным юношей у двери. Шок сменился ледяной ясностью и темным, опасным азартом. Он принял правила. Но не как пассивный участник. Как игрок.
Его рука – быстрая, сильная – внезапно сомкнулась на ее запястье, останавливая ее движение вниз. Лорел вздрогнула от неожиданности, ее глаза, полные влажного ожидания, метнулись к его лицу. Она увидела не смущение, не страх, а холодный огонь. Огонь вызова. Огонь, зажженный видом Ариэль, наслаждающейся отцом, и пониманием всей глубины их лжи.
"Нет," – его голос прозвучал тихо, но с металлической твердостью, перекрывая ее удивленный вдох. – "Не так."
В одно движение, используя силу и неожиданность, он перевернул их. Теперь она лежала на спине, прижатая к прохладным простыням, а он возвышался над ней, коленями зажав ее бедра. Его взгляд скользнул по ее лицу, застывшему в смеси шока и внезапного любопытства, затем вниз, по черному кружеву, которое теперь казалось не доспехом, а ловушкой.
"Ты хотела зрелища?" – он кивнул в сторону стекла, где Кассиан и Ариэль достигли немой кульминации. – "Получи его." Его пальцы впились в тонкие бретели ее ночнушки. Не лаская, а заявляя право. Ткань порвалась с тихим шелковым треском под его резким движением, обнажая бледную кожу. Лорел ахнула, но не от страха – в ее глазах вспыхнул незнакомый, жадный интерес. Ее привычная роль диктатора была нарушена, и это – неожиданно – возбуждало.
Элиан не стал тратить время на нежности. Его поцелуй был не лаской, а захватом. Грубым, требовательным, лишенным ее вымученной страсти, но наполненным силой и гневным желанием доказать, что он – не игрушка. Он чувствовал, как она сначала напряглась под ним, а затем… расслабилась. Не покорно, а с странным, порочным удовлетворением. Ее руки не оттолкнули его, а вцепились в его плечи, пальцы впились в мышцы.
Он оторвался, его дыхание сбивчиво. Его руки скользнули по ее обнаженным бокам, вниз к бедрам, сдирая остатки кружева. Его прикосновения были не ласковыми, а оценочными, властными. Он смотрел на нее – на эту женщину, символ всей их лживой системы, – и видел не испуг, а вызов в ее глазах, смешанный с внезапным азартом.
"Так лучше?" – прошипел он, его голос был хриплым от адреналина и темной решимости.
Лорел не ответила словами. Ее ноги обвились вокруг его талии, резко, почти агрессивно, притягивая его вниз. Ее губы нашли его, и теперь ее поцелуй был таким же требовательным, таким же лишенным фальшивой нежности. Она приняла его вызов. Приняла его силу. Приняла его как равного игрока в эту ночь, в эту игру. Ее наслаждение теперь исходило не только от власти, но и от потери контроля, от неожиданной силы этого "ширмы", который вдруг показал клыки.
Их соединение не было любовью. Оно было битвой, сделкой, взаимным использованием на фоне немого разврата за стеклом. Элиан двигался с грубой силой, мстя ей за унижение, за манипуляцию, за весь этот золотой кошмар, в который его втянули. Лорел отвечала ему, ее тело выгибалось навстречу, ее ногти впивались в его спину, ее стоны – настоящие, хриплые – смешивались с его тяжелым дыханием. Она смотрела на него снизу вверх, и в ее глазах горело нечто новое – восхищение хищника, встретившего достойного противника, и порочное наслаждение от того, что ее саму, наконец, не просто терпят, а берут с силой.
Он доминировал. Не по ее сценарию, а по своему. И в этой инверсии власти, в этой грубой, лишенной любви близости на фоне другого, столь же извращенного союза, они оба нашли свое извращенное удовлетворение. Элиан доказал, что он не пешка. Лорел получила неожиданную остроту. И игра вчетвером, наблюдаемая и невидимая, достигла новой, опасной гармонии.
***
День в особняке Вейлов был выверенным спектаклем. Элиан и Ариэль завтракали вместе в светлой столовой, обмениваясь вежливыми, ничего не значащими фразами под взглядами слуг. Они выходили на прогулку в парк – для прессы, держась за руки, улыбаясь в камеры, ловко скрывавшиеся за деревьями. Элиан сопровождал Ариэль на светские рауты или в бутики, играя роль внимательного, обожающего мужа. Ариэль, в свою очередь, была нежной и чуть застенчивой женой, как и ожидалось. Кассиан Вейл занимался империей, его присутствие было редким и деловым. Лорел царила в гостиных, безупречная и чуть отстраненная. Все было идеально, чисто, нормально. Фасад сиял.
Но с закатом солнца, когда особняк погружался в тишину, а последний слуга удалялся в свои комнаты, реальность сдвигалась. Тени в коридорах становились длиннее, воздух – гуще, пропитанным невысказанным.
Ровно в один и тот же час, когда городские огни начинали ярко гореть за высокими окнами, раздавались два почти синхронных щелчка замков. Дверь в роскошную спальню Ариэль бесшумно открывалась, и в проеме возникала высокая, уверенная фигура Кассиана Вейла. Он не стучал. Он входил как хозяин, как неоспоримый владелец этого пространства и того, кто в нем находился. Его шелковый халат распахивался, обнажая мощную грудь. В его глазах не было вопроса, только ожидание и привычная власть. Ариэль, уже ожидавшая его, часто сидя у туалетного столика или стоя у окна, поворачивалась. И на ее лице, днем таком невинном, расцветала та самая, знакомая Элиану по ночным наблюдениям, усталая, но ждущая улыбка принятия. Никаких слов. Просто взгляд, полный немого понимания и готовности к ритуалу. Он протягивал руку, она клала в нее свою, и дверь в ее спальню закрывалась за ними с тихим, но отчетливым щелчком замка.
Почти одновременно, словно по невидимому сигналу, другая дверь – дверь в скромную комнату Элиана – отворялась. На пороге стояла Лорел. Никаких откровенных ночнушек теперь – она приходила в дорогих, но строгих шелковых пижамах или пеньюарах, ее волосы были безупречно убраны. Но в ее глазах горел тот же холодный, требовательный огонь, что и в первую ночь. Она не спрашивала разрешения. Она входила, и воздух наполнялся тяжелым, дорогим ароматом ее ночных духов. Ее взгляд скользил по Элиану – он уже знал ритуал и часто просто ждал ее, сидя на краю кровати или стоя у того самого страшного стекла.
"Ну что, ширма?" – ее голос мог быть тихим, но всегда звучал как приказ или насмешка. Иногда она просто кивала в сторону кровати. Никаких прелюдий, никаких нежностей. Это был договор, услуга, взаимное использование. Элиан научился отвечать ей тем же – действием, лишенным иллюзий, но часто наполненным вызовом и грубой силой, которые она, казалось, теперь не только принимала, но и провоцировала. Их соединение было быстрым, интенсивным, больше похожим на схватку или на утверждение статуса, чем на близость. Физическое наслаждение было, но оно было острым, грязным, лишенным тепла. Иногда Элиан ловил себя на том, что его взгляд машинально скользит к стеклу, к немой тени за ним, где в это же самое время разворачивался другой, столь же извращенный акт между отцом и дочерью. Это знание добавляло горечи и странного возбуждения.
После, Лорел поднималась, поправляя безупречный пеньюар, ее лицо снова становилось маской холодной элегантности. Без слов, без взгляда назад, она уходила, закрывая за собой дверь. Элиан оставался один в тишине, прислушиваясь к абсолютной тишине за стеной – звуки не проникали, но он знал, что происходит. Он чувствовал запах ее духов на своей коже, смешанный с потом и ощущением глубокой, гнетущей грязи. Ариэль за стеной переживала свой ритуал с отцом. И так – ночь за ночью. День был иллюзией нормальности. Ночь – цикличным, безмолвным кошмаром договора, где каждый знал свою роль и играл ее без вопросов, в роскошных стенах, пропитанных секретом и развратом.
