Она замерла, не понимая. Что он задумал? Она была пуста, как выжатый лимон. Ее чувствительность была на нуле, каждое нервное окончание онемело после недавнего взрыва. "Я больше не могу. Я не хочу."
И тогда он перевернул ее.
Это было сделано на удивление легко и плавно, как будто он совершенно не чувствовал ее веса. Теперь она лежала на спине, а он возвышался над ней, все еще внутри нее. Его член, к ее изумлению, был таким же твердым и напряженным, как и в начале. Он словно и не думал заканчивать. Он был машиной, запрограммированной на ее уничтожение.
— Андрей, нет... — запротестовала она слабо, но ее протест был чисто механическим. У нее не осталось сил ни на физическое, ни на моральное сопротивление. Ее воля была сломлена. Оставалось только тело, способное на предательство.
— Тихо, — повторил он, и его губы коснулись ее шеи. — Просто расслабься и получай удовольствие. Ты заслужила его, мы - оба. Он согнул ей ноги в коленях, взялся за щиколотки и развел их чуть шире плеч. Он открывал ее, делал ее еще более уязвимой.
Его движения были совершенно другими. Не яростными и не властными, как у нее сверху, и не мастерски-истязающими, как раньше. Они были... ленивыми. Глубокими. Неспешными.
Он не торопился. Он входил в нее медленно, до самого конца, позволяя ей почувствовать каждую пульсацию, каждый миллиметр своего члена, а затем так же медленно выходил почти полностью, заставляя ее скучать по наполнению. Это был не порыв, а томное, почти невыносимое растягивание удовольствия. Он не брал ее. Он вкушал ее.
И самое ужасное было в том, что ее тело, вопреки всем законам логики и ее собственным ожиданиям, начало откликаться.
Сначала это была лишь слабая искра где-то глубоко внутри, едва заметная вспышка на фоне всеобщей онемелости. Но он почувствовал ее. Он чувствовал малейшее изменение в ее теле. Его ритм не менялся, оставаясь неотвратимым и размеренным. Он знал ее лучше, чем она сама.
Он отпустил ее ноги, одной рукой обнял ее за плечо, прижимая к себе, а пальцы другой руки нашли ее клитор. Но на этот раз его прикосновения были не виртуозной пыткой, а ласковым, настойчивым убеждением. Он не дразнил, а приглашал.
— Расслабься, — снова прошептал он, и его губы коснулись ее мочки уха. — Просто позволь себе. Ты можешь. И в его голосе была такая уверенность, что она не могла не поверить.
И она позволила. Ее разум отключился. Исчезли мысли о муже, о измене, о стыде. Осталось только это тело, это ложе, и этот мужчина, который методично, с непонятным терпением, строил внутри нее новую волну. Она перестала бороться. Она сдалась.
Она не поверила своим ощущениям, когда почувствовала, как знакомое, сладкое напряжение снова начало копиться внизу живота. Этого не могло быть. Так не бывает. С ней такого никогда не было. Ни с кем. Со своим мужем – никогда.
— Я... не могу... — простонала она, уже не в силах бороться с нарастающим чувством.
— Можешь, — его голос был абсолютно уверенным. — Сейчас можешь.
Он ускорился, но лишь чуть-чуть. Ровно настолько, чтобы подтолкнуть ее к краю. Его пальцы работали в идеальном ритме с толчками бедер.
И она сорвалась. Второй оргазм нахлынул на нее не взрывом, как первый, а глубокой, всепоглощающей волной. Он не вырывался наружу криком, а разлился по всему телу изнутри, горячими, пульсирующими спазмами, которые, казалось, выворачивают наизнанку. Она не кричала, а залпом, судорожно выдохнула воздух, ее глаза закатились, а пальцы впились в его спину. Это было глубже, сильнее, страшнее. Это было открытие новой территории в ней самой.
Она билась в его объятиях, не в силах контролировать конвульсии, которые были даже сильнее, чем в первый раз, потому что были такими неожиданными, такими невозможными.
Когда волна наконец отхлынула, она лежала полностью опустошенная, почти без сознания. В ушах звенело. "Что... что это было?"
Он все еще был внутри нее. Все так же тверд и неудовлетворен. Он смотрел на ее запрокинутое, залитое румянцем лицо, на полуоткрытые губы, и на его лице появилось выражение глубочайшего, почти профессионального удовлетворения.
— Вот видишь, — произнес он тихо, проводя пальцем по ее влажному виску. — А ты говорила «не могу». Счет 2:1 в твою пользу. Игра только начинается. Он не собирался останавливаться. Он только разогрелся.
Ольга лежала, раскинувшись, пытаясь поймать дыхание. Два оргазма подряд оставили ее тело слабым, дрожащим и невероятно чувствительным. Каждое прикосновение простыни отзывалось эхом удовольствия. Она с трудом соображала, но одно понимала четко – это нужно прекращать. Она боялась, что умрет от наслаждения. Боялась, что сойдет с ума.
— Хватит, — прошептала она, и ее голос звучал хрипло. — Андрей, всё. Я больше не могу.
Но он не двигался. Он все еще был внутри нее, твердый и требовательный. Он оперся на локти, глядя на нее сверху. Его лицо было серьезным.
— Счет 2:1, — напомнил он. — Я должен его уровнять. Я хочу кончить в тебя.
Ужас сковал ее. Нет. Только не это. Это будет уже совсем другая измена. Этому она уже не сможет найти оправдания. Первый раз – случайность. Второй – аффект. Третий – уже система. Осознанный выбор.
— Нет! Выпусти! — она попыталась вырваться, но он держал ее крепко, его движения стали жестче. — Я не хочу!
— Тогда как быть? — его дыхание было горячим. — Я же не могу остаться не удовлетворенным. Хорошо, ладно, — сделал одолжение он, — тогда ты закончишь ротиком. Или я просто продолжу. Мне нравится, как ты сжимаешься. Он поставил ее перед выбором между двумя формами унижения. И дал ей понять, что вариант "просто уйти" не рассматривается.
Он сделал несколько глубоких, утробных толчков, и она почувствовала, как ее предательское тело снова откликается. Он был прав — она была на грани, и он мог сделать с ней все что угодно. Ее тело уже принадлежало ему. Оставалось лишь сломить последние остатки воли.
— Хорошо… — выдохнула она в ужасе и отчаянии. — Ладно… только не в меня. Это была капитуляция.
Он вышел из нее и лег на спину. Она, плача от унижения, чувствуя, как горит ее лицо, переместилась между его ног. Внутри нее все сжалось. Она ненавидела его в этот момент. Но еще больше она ненавидела себя за то, что ее тело, всего несколько минут назад бившееся в конвульсиях наслаждения, уже снова начинало подавать робкие сигналы. Запах его кожи, его близость, сама порочность ситуации — все это работало против нее. Она была наркоманкой, а он – ее наркотиком.
Сдавленно вздохнув, с чувством глубочайшего стыда, она кивнула.
— Только… быстро. Она хотела поскорее закончить этот акт самоуничижения.
Сначала она делала все механически, не глядя на него, стараясь отключиться. Ее губы сжались, она была скованна и неумела. Она думала о муже. Представляла его лицо. Но его образ был размытым и далеким, как фотография из другой жизни.
— Расслабься, — его рука легла на ее затылок, не давя, просто направляя. — Никто не торопит. Его спокойствие было обескураживающим.
И тогда случилось нечто необъяснимое. Ее первоначальное отвращение и скованность стали понемногу таять, уступая место… любопытству. А затем и чему-то большему.
Его тихие, сдержанные стоны, которыми он реагировал на каждое ее движение, не были игрой. Они были настоящими. И она неожиданно поймала себя на мысли, что ей нравится их слышать. Нравится осознавать, что именно она вызывает эти звуки, эту дрожь в его мощном теле. Это была власть. Маленькая, унизительная, но власть.
Ее движения стали менее робкими, более уверенными. Она экспериментировала, запоминая, что заставляет его задерживать дыхание, а что — издавать низкий стон. Она нашла ритм. И вместе с ритмом пришло странное, медитативное спокойствие, а затем — и новое, тревожащее ощущение.
Между ее собственных ног снова пробежало знакомое тепло. Сначала слабое, как отголосок. Но с каждым его стоном, с каждым движением его бедер, с каждым вздохом, волна нарастала. Ее собственная плоть, еще не остывшая после двух оргазмов, с предательской готовностью откликалась на эту новую, извращенную стимуляцию. Она возбуждалась от того, что делала ему минет. От своей собственной покорности.
Она уже не просто делала ему минет. Она упивалась процессом. Ее рука сама потянулась вниз, к своей киске, и пальцы начали совершать те же мелкие, точные круги, что и его язык когда-то. Она теряла контроль. Ее бедра начали двигаться в такт ее руке и ее губам на его члене. Она занималась любовью сама с собой, используя его тело как инструмент.
Он почувствовал это. Его пальцы вцепились в простыни.
— Ольга… — это было предупреждение.
Но было уже поздно. Она не могла остановиться. Третья волна, неожиданная, дикая, накатила на нее с такой силой, что она закричала, не выпуская его изо рта. Ее тело содрогнулось в немом оргазме, волны удовольствия вырывались изнутри, смешиваясь с его собственной кульминацией, которая хлынула ей в горло в ту же секунду. Они кончили одновременно. Она – от собственных прикосновений и ощущения его во рту, он – от ее рта.
Она проглотила, давясь и кашляя, все еще трепеща от собственных судорог. Вкус его спермы смешался со вкусом ее собственного возбуждения. Это было отвратительно и порочно прекрасно.
Когда наконец все стихло, она отползла от него, тяжело дыша. Она чувствовала себя полностью опустошенной, использованной, но при этом — до неприличия, до омерзения удовлетворенной. Она никогда в жизни не испытывала ничего подобного.
