— Второй этап — голос Петра Ильича нарушил ее размышления — начнется, когда мы построим эту базовую «карту реакций». И вот тогда мы перейдем к динамике. Ранее была статика — фиксация отклика на прошлое. Теперь нам нужно понять барьеры. Пределы емкости вашей эмоциональной системы.
Он встал и прошелся к окну, глядя в больничный парк.— Представьте, что мы измерили объем стакана. Теперь мы будем медленно наливать в него воду, каплю за каплей, наблюдая, как он наполняется, как вода начинает колебаться у самых краев, как в итоге переливается через край. Только в нашем случае «водой» будет служить… контролируемое эмоциональное возбуждение. Мы будем мягко, постепенно, с помощью специальных техник и стимулов, погружать вас в определенные состояния, наблюдая, как ваше тело и психика справляются с нагрузкой. Где находится тот предел, за которым ресурс исчерпывается и наступает истощение? Или, наоборот, каков порог, после которого включаются механизмы катарсиса, очищения, высвобождения энергии? Вот что нас по-настоящему интересует.
«Наливать воду… в меня… — Анна почувствовала, как по спине пробежал холодок. — Он говорит о моих чувствах, как о жидкости в мензурке». Это было странно. Цинично? Нет. Это была высшая степень отстраненности, доступная только ученому. И в этой отстраненности была какая-то жуткая чистота. «А что, если мой стакан окажется маленьким? Что, если я не выдержу не бега, а собственных воспоминаний?»
— Петр Ильич, — тихо произнесла она. — А если на втором этапе… если вода перельется через край? Если будет слишком больно?
Он повернулся к ней. В его глазах не было ни веселья, ни безразличия. Была серьезная, тяжелая ответственность.— Анна Сергеевна, мы не садисты. Наша задача — не довести вас до срыва. Наша задача — увидеть малейшие признаки приближения к этому краю и немедленно остановиться. Безопасность испытуемого — абсолютный приоритет. Каждая сессия будет проходить под постоянным контролем не только меня, но и клинического психолога. Это не прыжок в пропасть с закрытыми глазами. Это спуск в глубокую пещеру со страховкой и фонарями. Мы хотим изучить пещеру, а не обрушить ее своды на себя.
Он снова сел за стол, его взгляд стал пронзительным.— Именно поэтому мы ищем людей вроде вас, Анна Сергеевна. Не тех, кто бежит от себя, а тех, кто, как вы сказали, хочет «заново познакомиться с собой». Пусть даже самым неожиданным и трудным способом. Готовы ли вы к такому знакомству?
Анна сидела неподвижно, ощущая, как в ней борются страх и невероятная, магнетическая сила этого предложения. Это был самый сложный выбор в ее жизни. Сложнее, чем отправиться в одиночный поход. Она должна была дать разрешение не на испытание своего тела, а на исследование своей души.
Она медленно выдохнула и посмотрела ему прямо в глаза.— Я готова… начать с анкеты. С открытых вопросов.
* * *
Анна сидела, положив ладони на колени, и чувствовала, как под кожей бегут крошечные мурашки — от страха и от предвкушения.
— Итак, Анна Сергеевна — голос Петра Ильича нарушил тишину, но на этот раз в нем звучала не только научная собранность, но и какая-то тихая, разделяющая заинтересованность. — Ваша готовность… она, признаюсь, меня впечатляет. Обычно на раздумья людям требуются дни, если не недели.
— У меня, как выяснилось, вещи уже собраны — с легкой улыбкой ответила Анна, кивнув на свою сумку в углу. Этот жест словно говорил: «Я уже в пути». — И я… в принципе, не против участия. Чем раньше начнем, тем меньше времени останется на сомнения.
— Это очень разумный подход — профессор достал из стола папку с несколькими внушительными документами. — Тогда, если позволите, мы перейдем к формальностям. Это необходимо. Информированные согласия, согласие на обработку персональных данных, обязательства о неразглашении с нашей стороны… и с вашей.
Он протянул ей первый лист. Анна взяла его. Бумага была прохладной и гладкой. Она скользнула по тексту, улавливая обрывки фраз: «…осознаю возможные риски…», «…соглашаюсь на использование методов психофизиологического мониторинга…», «…конфиденциальность полученных данных…».
«"Информированное согласие", — подумала она, выводя свою подпись — размашистую, с резким росчерком. — Какое точное слово. Я действительно информирована? Я знаю лишь общую мелодию, но не слышала еще ни одной ноты. И все равно подписываюсь». Каждая подпись была похожа на шаг в туман. Волнительно и магнетически притягательно.
— Петр Ильич, а как же две недели? — вдруг вспомнила она, откладывая последний подписанный лист. — В объявлении речь шла о двух неделях.
Он внимательно посмотрел на нее, и в уголках его глаз собрались лучики мелких морщинок — знак легкой улыбки.
— Вы очень внимательны. И совершенно правы. Но исследование делится на две четкие фазы. Та, о которой мы с вами говорили — первая. Она занимает около четырех дней. Интенсивная работа, построение той самой карты. После этого… после этого мы с вами садимся, анализируем предварительные данные, и вы принимаете решение о переходе ко второй фазе. Она сложнее, глубже. Вот они вместе и составляют те самые две недели. Я предлагаю пройти сначала первую. А потом… решим.
«Он дает мне возможность отказаться, — с пронзительной ясностью осознала Анна. — Аварийный выход. Четыре дня. Я могу просто попробовать, как пробуют новое блюдо, и сказать "нет, спасибо"». И в этой мысли было что-то облегчающее и в то же время обязывающее. Он относился к ней не как к объекту, а как к соисследователю, партнеру, чья воля остается главной.
— Это честно — кивнула она. — Четыре дня. Я согласна.
— Прекрасно, — в голосе Петра Ильича прозвучало искреннее удовлетворение. Он собрал подписанные документы в идеальную стопку. — Сегодня мы можем начать с самого простого. Никаких датчиков. Просто… разговор. Чтобы познакомиться поближе до начала формальных процедур. Если у вас, конечно, есть время.
«"Познакомиться поближе", — мысленно повторила Анна. — После тех вопросов, что он собирается задать, это "поближе" звучит как прыжок в ледяную воду с десятиметровой вышки». Она представила, как будет говорить с ним о сокровенном, глядя в его умные, спокойные глаза. Фактически незнакомому человеку. Ученому. Мужчине. И этот образ вызвал не столько стыд, сколько странное, щекочущее нервы волнение.
— Время у меня есть — ответила она, и ее голос прозвучал чуть тише обычного. — Отпуск, как-никак.
— Тогда, может быть, чай? — он указал на небольшой заварочный чайник на подоконнике. — У меня не профессорский, а самый обычный. С шиповником. Хорошо успокаивает нервы перед бурей.
Она кивнула. «Перед бурей. Он назвал это бурей. Он не обманывает меня в ее масштабе».
Пока Петр Ильич наливал чай в две простые кружки, Анна смотрела в окно. Вечер медленно подкрадывался к городу, зажигая первые огни. Совсем недавно она сидела у себя дома и смотрела на рябину, думая об одиночестве как о привычке. Теперь она была здесь, в этой комнате, пахнущей тайной, и подписывала согласие на то, чтобы это одиночество было исследовано, разобрано на молекулы и гормоны.
Он поставил перед ней кружку. Пар поднимался от нее тонкой струйкой.
— Итак, Анна Сергеевна — начал он, усаживаясь напротив. Его взгляд был мягким, но необычайно сфокусированным. — Давайте начнем с простого. Не с анкеты еще. Просто расскажите… что вы почувствовали, когда подписывали эти бумаги? Одним-двумя словами.
Анна взяла теплую кружку в руки, ощущая жар через грубую глину. Она закрыла глаза на секунду, прислушиваясь к себе.
— Любопытство — выдохнула она. — И… доверие. Себе. И вам. Пожалуй, так.
Петр Ильич медленно кивнул, и в его взгляде вспыхнула искорка того самого научного азарта, который был куда красноречивее любых слов.
— Это идеальное начало — тихо сказал он. — Абсолютно идеальное.
Глава 5
Беседа с Петром Ильичом закончилась так же неформально, как и началась. Он проводил ее до двери кабинета с тем же внимательным, немного отстраненным видом, словно она уже стала для него не просто посетителем, а давно знакомым сослуживцем.
— До завтра, Анна Сергеевна. Хорошего отдыха. Постарайтесь ни о чем не думать — сказал он на прощание, и в его глазах мелькнула понимающая усмешка, будто он знал, что выполнить эту просьбу невозможно.
В приемной их ждала та самая миловидная девушка-администратор.— Мария, проводите, пожалуйста, Анну Сергеевну в палату. Номер семь.— Конечно, Петр Ильич. Анна Сергеевна, пройдемте, пожалуйста.
Мария шла впереди быстрыми, легкими шагами. Они миновали основной коридор и свернули в более узкий и тихий. Свет здесь был приглушенным, пахло свежим бельем и слабым запахом лекарств.
— Вот пожалуйста, располагайтесь, — Мария открыла дверь и пропустила Анну вперед. — Седьмая палата, ваша. Тут у вас есть все необходимое: санузел, кровать, шкаф. Довольно просторно, как для нашей больницы. И палата на одного человека, так что вас никто не побеспокоит.
Анна переступила порог. Комната и впрямь была не похожа на стандартную больничную палату. Скорее, на скромный номер в очень старом, но чистом отеле. Окно выходило не в больничный двор, а в небольшую рощицу, и в сумерках угадывались верхушки сосен. Стены были окрашены в теплый желтоватый цвет, на полу — обычный линолеум. Кровать с высоким изголовьем, прикроватная тумбочка, платяной шкаф и даже небольшой стол с жестким стулом. Ничего лишнего.
