Протопав босыми ногами по деревянному полу, он исчез за дверью. Через секунду в соседней комнате послышались шорохи и возня. Вернувшись, Майер нес в руках дюжину пачек пятитысячных купюр.
– Все думают, что я нищий бомж, торгующий травкой за смешную маржу. Знаешь, как они меня называют? – возвышался он над девушкой.
Она знала, но не решилась повторить это вслух.
– Залупой в позолоченной оправе! – хохотнул старик и бросил деньги ей на колени. – Держи. В Москве на хоромы не хватит, зато в Краснодаре али в Ставрополе – прикупишь хоромы.
Анна даже не взглянула на пухлые пачки, стянутые разноцветными резинками. Майер подошел ближе, поднеся к ее лицу выступающее пузо с пучком седых лобковых волос.
– Думаете, это возможно? – взвесила она на ладони его огромные яйца.
– Ты не рассуждай, девонька. Ты помогай, а дальше как масть пойдет…
Отыскав под пузом потемневшую головку, она робко прошлась по ней языком, затем обхватила губами. Старик набрал полную грудь воздуха, закатил глаза. Скоро его член уже не казался маленьким; вытянувшись и изогнувшись дугой кверху, он, наконец, вырвался из спутанных волос на свободу и даже немного затвердел.
Неожиданное воскрешение давно похороненной мужской силы подействовало на Майера так, словно он только что глотнул винца из Святого Грааля.
– Давай, девонька, давай! – искрился его взгляд.
Он обхватил ее голову, протолкнул член глубже и… спустя минуту вдруг засуетился – толкнул Анну на топчан и заполз сверху.
Беззвучно вздохнув, она нащупала стариковский детородный орган, помассировала его. Пальцами другой руки пошире раскрыла свое лоно. Майер старался, кряхтел и с третьей попытки протолкнул член внутрь.
– Ух ты!! ? воскликнул он. – Так-так! Ага… пошло дело-то, пошло!
Поочередно припадая губами к соскам молодой женщины, он причмокивал и долго совершал своим несуразным телом конвульсивные толчки. Наконец, издал рык, на мгновение замер и… скатился на топчан.
– Фу-ух! Спасибо, девонька… Ублажила на старости… Думал, уже никогда такого не спытаю…
Часть пятая
Виктория
Для Майера денек выдался тяжелым, богатым на впечатления. Посему, осуществив свою давнюю мечту, он развалился на родном топчане и забылся мертвецким сном.
Для Анны испытание продолжалось до той поры, пока действовал проклятый чудо-отвар. Низ живота ныл и настойчиво требовал продолжения банкета. Пережив бурный оргазм под стариком, она не успокоилась и, лежа рядом с храпящим телом, дважды подряд довела себя до исступления пальцами. Затем полчаса полежала, успокаивая дыхание и приводя в чувство взбеленившуюся фантазию. И, наконец, поднялась.
Летом в этот час небо на востоке уже окрашивалось в сиреневый цвет; в конце сентября оно оставалось безнадежно темным. Подрегулировав фитиль старой керосиновой лампы, Анна собрала разбросанные по комнате вещи, медленно оделась. Достав из сумочки расческу, привела в порядок волосы; прошлась помадой по губам; сбрызнула себя туалетной водой. И вдруг застыла, глядя на край топчана, где все еще лежали в беспорядке пачки пятитысячных купюр.
Собрав их в охапку, она несколько секунд постояла, раздумывая, как поступить с выручкой от продажи «самой пиздатой в Белокаменске травки». Наконец, она подошла к стоявшему неподалеку «туалету» – старому эмалированному тазу с оббитым и погнутым краем. Анна с Майером за ночь постарались, и таз был на треть заполнен мочой. Без сожаления она бросила деньги в таз, повернулась и зашагала к двери.
Спустя минуту стук тонких каблуков ее ботильонов затих где-то далеко в подъезде…
* * *
Вылетев за пределы Белокаменска, и оставив позади Боргустанский хребет, белая Тойота резво неслась по асфальтовой дороге. Впереди показались поворот с автобусной остановкой и одинокая фигурка девушки, должно быть, опоздавшей к первому рейсовому автобусу.
Не сбавляя скорости, машина лихо повернула; скромное строение остановки осталось позади. Но внезапно Тойота тормознула, на корме зажглись белые фонари заднего хода. Коробка передач натужно взвыла, автомобиль вернулся назад – к растерянной девушке.
Стекло правой дверцы наполовину опустилось.
– В город?
Девушка нерешительно подошла, чуть наклонилась.
– Да. На железнодорожный вокзал.
– Садитесь…
И снова навстречу набегало темное асфальтовое полотно, плавно подворачивая на северо-восток. Слева проплывали высокие холмы, справа серебрилась горная река.
– Меня зовут Вика, – нарушила пассажирка тягостное молчание.
– Анна. Кого-то встречаете?
– Да. Поезд подойдет в начале восьмого – мне нужно успеть к его прибытию, – пояснила девушка. Немного помолчав, добавила: – Я надеюсь встретить любимого человека.
Анна повернула голову, в ее взгляде застыл вопрос.
– Он числится пропавшим без вести, – уточнила Виктория.
От этих слов во рту Анны тотчас пересохло, по телу пробежала волна неприятного холодка.
– Он вертолетчик. Сорок дней назад он получил приказ перебросить через линию фронта группу спецназа, но его вертолет сбили, – не подмечая бледности соседки, продолжала юная девушка. – Четырнадцать человек из пятнадцати погибли. Сгорели. Их даже не смогли опознать. И только один выжил…
У Анны сбилось дыхание. Она знала эту историю от начала и до конца. В подробностях. В самых сочных красках, потому что услышала ее из уст комбрига. Тот никогда не врал, не приукрашивал. Демидов со своей группой летел на борту того вертолета. И она точно так же верила в чудо: надеялась, ждала, ходила на вокзал встречать поезда. Верила сорок дней. Сегодня наступил сорок первый.
Она была удивлена, ошарашена. Но то, что ей предстояло услышать дальше, добило окончательно.
– Вчера вечером мне сообщили, что несколько дней назад выживший в той катастрофе человек нашелся, – тихо сказала Виктория.
Тойота впилась всеми четырьмя колесами в асфальт и, оставляя на нем жирные черные полосы, с небольшим заносом остановилась у правой обочины.
– Повтори, – глухо произнесла Анна.
Испуганно хлопая длинными ресницами, Вика прошептала:
– Мне позвонили из штаба вертолетного полка. Сказали, что тот, пятнадцатый, который исчез с места катастрофы, нашелся. Он уже несколько дней лежит в прифронтовом госпитале и должен приехать поездом на городской вокзал.
– Он летчик или спецназовец?
– Не знаю. И в штаб полка точные данные о нем пока не поступили.
Проглотив вставший в горле ком, Анна кивнула:
– Я завидую твоей вере. По-хорошему завидую. Дай Бог, чтобы это был твой любимый мужчина.
– Как же не верить, если любишь? По-другому и быть не может, – голос Вики вновь обрел твердость. – Я жду его, храню верность. И он не может не чувствовать этого. Он обязан вернуться, так ведь?..
Анна промолчала. Только побелевшие суставы пальцев, сжимавших руль, выдавали ее отчаяние. А вдруг этот выживший – Демидов? Мысль обдавала таким ледяным холодом, что в глазах потемнело…
Река скрылась из виду, и Тойота мчалась по шоссе, петлявшему между гор. Справа высилась гряда поросших густым лесом холмов; слева мелькали голые скалы, затем их оттеснило от дороги пугающее бездной ущелье. Далеко впереди показалась вершина величественной Бештау.
«Ее духу, силе любви – можно позавидовать. А я?.. Я предала и Демидова, и нашу любовь! – кусала губы Анна. Потом украдкой покосилась на задумчивую девчонку, вздохнула: – А что, если она тешит себя пустыми надеждами? Что если выживший – не ее мужчина, а кто-то другой? Что тогда с ней станется? Будет навещать братскую могилку, вспоминать, рыдать… Господи, за какие же грехи нам это выпало? Ведь не отпустит он ее! Ни за что не отпустит! Как не отпускает и меня мой Демидов…»
Она глянула влево – на зиявшую в нескольких метрах от асфальта пустоту. И вдруг усмехнулась: «А не прекратить ли разом все эти пытки? Стоит промедлить, забыть повернуть руль в нужную сторону и… Главное пережить несколько секунд падения, а потом… «Mort instantanée et indolore» – сказали бы ее коллеги-медики. «Мгновенная и безболезненная смерть».
Темная ленточка трассы стала понемногу уходить вправо, а Анна, плотно сомкнув тонкие губы, не торопилась корректировать направление. И вот уж левая пара колес дружно достигла белой сплошной полосы; через мгновение пересекла ее…
Виктория подставляла лицо врывавшемуся в приоткрытое окно ветру и любовалась далекими остроконечными вершинами. А Тойота уже неслась по встречной полосе. До гибельного края, огороженного рядом тонких бетонных столбиков, оставалось совсем немного, когда из-за поворота вынырнула квадратная кабина грузовика. Его водитель начал отчаянно тормозить, одновременно включая пронзительный гудок.
Вздрогнув, пассажирка посмотрела вперед; правая рука непроизвольно вцепилась в ручку двери; в глазах застыл ужас.
В последний момент Тойота вывернула на свою полосу, и огромный грузовик, обдав упругой воздушной волной, промчался слева.
Несколько сотен метров они проехали молча, плавно теряя скорость, покуда не остановились. Голова Виктории безвольно упала на руки, обхватившие руль.
