— Я сказал, сильнее прогнуться! — прикрикнул Павел. — Вы что, не понимаете по-русски? И раздвиньте ягодицы руками, не заставляйте меня это делать за вас!
— Не трогайте меня... — прорыдала Лена, но в её голосе уже слышалась покорность.
— Сами раздвигайте свои срамные булки, — холодно парировал он. — И не рыдайте, это всего лишь свечка.
Я слышал её прерывистое дыхание, шепот: «Господи...», звук вскрывающейся упаковки.
— Вот и хорошо. Теперь не двигайтесь.
Раздался короткий, сдавленный стон Лены — видимо, в тот момент, когда свеча прошла внутрь. Но на этом не закончилось. Последовал тихий, влажный звук и новый, уже болезненный стон.
— Что вы делаете? — испуганно выдохнула она. — Там же больно...
— Нужно протолкнуть поглубже, чтобы не выпало, — прозвучал спокойный, почти циничный ответ Павла. — И пальцем нужно распределить мазь, снимающую раздражение. Потерпите, это ненадолго.
Её дыхание стало частым и прерывистым, я слышал, как она пытается сдержать рыдания, пока он производил эти интимные, унизительные манипуляции.
Наконец всё стихло. Послышался звук натягиваемой одежды.
— Вот и всё. Можете приводить себя в порядок, — сказал Павел, и в его голосе вновь появились знакомые, почти дружеские нотки. Затем раздался ещё один, уже более легкий шлепок по её обнаженной попе, прозвучавший как фамильярное прощание. — Молодец. Теперь всё будет в порядке. Не провожайте, я сам.
Я услышал, как захлопнулась входная дверь. В прихожей воцарилась тишина, нарушаемая лишь тихими, сдавленными рыданиями Лены. Я не сразу смог обернуться. Глаза её были полы слез, лицо пылало. Она, не глядя на меня, потянулась к ручке кухонной двери.
— Всё? — тихо спросил я.
Она лишь кивнула, вытирая лицо рукавом халата.
— Он... он вставил... — она не могла подобрать слов от стыда. — И палец... глубоко... засунул... будто проверял...
Она не закончила, рывком открыла дверь и скрылась на кухне. Я остался стоять в прихожей, в воздухе которой витал запах лекарств и тяжёлый, липкий дух унижения, ставший теперь неотъемлемой частью нашего дома. Я не сказал ей, что знал о свечке заранее. Эта маленькая ложь стала ещё одним кирпичиком в стене молчаливого стыда, что выросла между нами. И я понимал, что сын, тихо спящий на кухне, стал немым свидетелем начала этой ночи, последствия которой нам только предстояло осознать.
Продолжение возможно. Глава «Наказание» — это взгляд в самую суть отчаяния. Где Елена сама готовит орудие своей экзекуции. Где за матовым стеклом муж и семилетний сын вместе ждут конца, становясь соучастниками. Где боль — лишь часть ритуала, а главное наказание — это их молчаливое единодушие.
Напишите, если хотите, чтобы эта трудная история была рассказана.
