Черноволосая бестия хлестнула снова, на этот раз целясь чуть ниже, по верхней части ляжек. Ветви с треском ударили по нежной коже, и Анна закричала, её голос смешался с матом:
— БЛЯДЬ, ТВАРИ! ПРЕКРАТИТЕ! — слёзы брызнули из глаз, оставляя мокрые дорожки на пыльных щеках.
Она дёрнулась, пытаясь отстраниться от дерева, но Лена шагнула ближе и рявкнула:
— Стой, сука! Жопу выпяти, или Майя отправит твой позор в чат!
Анна застыла, её дыхание сбилось, глаза, полные ярости и отчаяния, метнулись к Майе. Та стояла в стороне, держа телефон, её губы растянулись в ухмылке, палец угрожающе завис над экраном. Страх сковал Анну, заставив проглотить очередной выкрик. Она крепче обняла ствол, ягодицы неохотно подались назад, открываясь для нового удара.
— Вот так, шлюха! — хмыкнула Лена. — Женька, врежь ей посильнее, пусть поорёт!
Женя, не теряя времени, хлестнула крапивой с размаху, ветви обрушились на середину ягодиц, где кожа уже пылала багровыми пятнами. Удар был сильным, листья впились в кожу, оставляя новые очаги жжения. Анна зарычала, её крик перешёл в стон, ноги подкосились, и она едва не рухнула, удержавшись только за дерево. Ягодицы горели, будто их облили кипятком, а ляжки, теперь тоже покрытые красными волдырями, дрожали от каждого шага, который она делала, приплясывая на месте.
— СУКИ ПРОКЛЯТЫЕ! — выкрикнула она, её голос дрожал от боли и унижения. — ТВАРИ!
Девчонки взорвались хохотом. Рыжая, стоявшая ближе всех, ткнула пальцем в Аннину задницу и заржала:
— Смотрите, какая жопа красная! Горит задница, сука?
— Довыёбывалась, шлюха старая?! — злобно ухмыльнулась Лена. — Выставляй жопу!
— Заткнитесь, мрази! — прорычала Анна, но её голос утонул в новом приступе боли. Женя хлестнула ещё раз, на этот раз по нижней части ягодиц, где кожа была особенно нежной. Ветви с шипением врезались в тело, и Анна взвизгнула, её тело выгнулось, ягодицы сжались, пытаясь защититься от жжения. Кожа на этом участке вспыхнула ярко-алым, мелкие волдыри набухли, некоторые лопнули, оставляя липкие пятна, которые тут же покрылись потом, усиливая зуд.
Анна топталась на месте, её ноги заплетались, она мотала головой, тёмно-русые волосы, мокрые от пота, хлестали по плечам. Слёзы текли неудержимо, смешиваясь с песком на щеках, её лицо исказилось от боли и ярости. Унижение было невыносимым — она, солидная взрослая женщина юрист, стояла голая, обнимая дерево, пока малолетние студентки хлестали её крапивой, как какую-то девку на потеху. Каждый удар крапивы, каждый их смешок вгрызался в её гордость, разрывая её на куски.
— АААЙ, БЛЯДЬ! — заорала она, когда очередной удар обрушился на ляжки, чуть выше колен. Крапива оставила на коже россыпь жгучих красных пятен, которые тут же начали набухать. Анна приплясывала быстрее, её алые ягодицы и ляжки дрожали, как желе, покрытые потом и мелкими волдырями.
— О, да она танцует! — захохотала Женя, занеся руку для нового удара. — Давай, тётя, жопой крути, как в стриптиз-клубе!
— Похер, что старая, жопа ещё ничего! — хмыкнула рыжая, хлопнув Анну по ягодице ладонью. Удар, хоть и без крапивы, обжёг и без того пылающую кожу, и Анна застонала, её голос сорвался на хрип.
— МЕРЗАВКИ! — выкрикнула она, но слова потонули в новом ударе. Женя хлестнула крапивой по верхней части ягодиц, ветви впились в кожу, оставляя новые ожоги. Кожа, уже истощённая предыдущими ударами, теперь выглядела, как поле битвы: багровые пятна сливались в сплошной пожар, мелкие волдыри покрывали почти всю поверхность, некоторые участки опухли, кожа лоснилась от пота, блестя под палящим солнцем. Жжение было таким, что Анна чувствовала, как её ягодицы пульсируют, будто живые, каждая клетка кричала от боли.
Она стонала, рычала, её крики перемежались матом:
— СУКИ! БЛЯДЬ! ХВАТИТ! АААЙ! — слёзы катились по щекам, оставляя грязные разводы. Она пыталась сжать ягодицы, спрятать их от ударов, но поза, с выпяченной задницей, делала это невозможным. Дерево, к которому она прижималась, царапало грудь и живот, кора впивалась в кожу, добавляя новые мучения.
Лена шагнула ближе, её глаза блестели злорадством.
— Что, шлюха, жопа горит, а? — хмыкнула она. — А это только начало! Женька, врежь ей ещё, да как следует!
Женя хлестнула снова, целясь по центру ягодиц. Ветви с треском обрушились на кожу, и Анна завопила, её крик был таким пронзительным, что птицы вспорхнули с ближайших ив. Ягодицы, теперь почти пурпурные, покрылись новыми волдырями. Жжение стало невыносимым, как будто кожу медленно сдирали раскалённым ножом. Анна приплясывала на месте, её ноги подгибались, она едва держалась за дерево, её пальцы скользили по коре.
— АААЙ, ТВАРИ! ЧТОБ ВАС! — рычала она, но её голос слабел, захлёбываясь в слезах. Унижение душило её, каждый смешок девчонок, каждый их взгляд вгрызался в её душу. Она чувствовала себя животным, выставленным на посмешище, её гордость, её статус, всё, чем она была, тонуло в этом кошмаре.
Майя, не отрываясь от съёмки, хихикнула:
— Смотрите, какая она мокрая! Потная, как свинья! И жопа, как у бабуина!
— Мне кажется, ей мало, — хмыкнула Женя, хлестнув ещё раз по ляжкам. — Так тебе, шлюха!
Удар обжёг нижнюю часть ляжек, кожа там вспыхнула багровыми пятнами, волдыри набухли, добавляя новый слой мучений. Анна закричала, её голос сорвался на визг, она топталась, ягодицы и ляжки дрожали, покрытые потом и волдырями. Жжение было таким, что она едва могла дышать, каждый вдох раздирал горло, слёзы обиды и ярости текли рекой.
— БЛЯДЬ, ХВАТИТ! — заорала она стоном, её тело выгнулось, ягодицы сжались, но Женя хлестнула снова, на этот раз по верхней части ягодиц. Ветви впились в тело, оставляя новые ожоги, и Анна застонала в приступе боли и отчаяния, её крик перешёл в хриплое мычание.
Ягодицы и ляжки горели, как один сплошной ожог, кожа пурпурно-алая, опухшая, с россыпью лопнувших волдырей, блестела от пота под палящим солнцем. Анна чувствовала, как её кожа пульсирует, будто живая, каждый нерв кричал от боли.
— СУУУУКИИИИ! — выкрикнула она, но её голос был слабым, захлёбывающимся. Слёзы, полные боли, унижения и ярости, текли по щекам, её лицо исказилось, губы дрожали. Она ненавидела их, ненавидела себя за то, что подчинилась, за то, что стоит здесь, голая, избитая крапивой, на потеху этим малолетним тварям.
Женя хлестнула ещё раз, ветви обрушились на середину ягодиц, где кожа уже не могла принимать новых ударов. Анна взвизгнула, её тело дёрнулось, она едва не рухнула, удержавшись за дерево в последнюю секунду. Ягодицы, теперь почти чёрно-пурпурные, опухли, кожа лоснилась, покрытая липким потом и мелкими каплями крови. Анна чувствовала, как её кожа трескается, каждый вдох усиливал зуд, каждый шорох ветра казался новым ударом.
— О, да, посмотрите на её задницу! — заржала Лена. — Жопа, как у ошпаренной курицы!
— Уууу, жёстко! — хихикнула Майя, приближая камеру к Анниным ягодицам. — Снимаю крупняк, тётя, твоя жопа — звезда Ютуба!
Анна стонала, её крики ослабли, переходя в хриплое мычание. Она больше не могла орать, горло раздирало от криков, слёзы заливали лицо, смешиваясь с песком и потом. Унижение было полным — она стояла, голая, избитая, с ягодицами и ляжками, горящими, как адский костёр, пока девчонки ржали, снимая её позор. Её гордость, её жизнь тонули в этом аду, и она не знала, сколько ещё сможет выдержать.
Женя хлестнула ещё раз, удар пришёлся по нижней части ягодиц. Анна вскрикнула и зарычала от боли. Она приплясывала на месте, невольно потрясывая красными, опухшими ягодицами.
Девчонки ржали над ней. Лена шагнула ближе, окинув взглядом Аннины ягодицы, теперь пурпурно-алые, опухшие, с россыпью волдырей. Она провела ладонью по припухшим мясистым ягодицам Анны, процарапала ногтями дорожки, наслаждаясь стонами боли зрелой женщины.
— Ладно, хватит, — хмыкнула она, её голос был холодным, но с ноткой удовлетворения. — На её жопе уже живого места нет.
Анна, дрожа от боли и унижения, с трудом отлипла от ивы. Ягодицы и ляжки полыхали, будто их прижгли раскалённым металлом, каждый шаг отзывался жгучей пульсацией в коже, опухшей от крапивных ожогов. Пот, стекавший по спине, щипал волдыри, усиливая мучения. Она стояла, шатаясь, её грудь тяжело вздымалась, волосы, мокрые и слипшиеся, падали на лицо, смешиваясь с грязными разводами слёз.
— Сучки проклятые! — прорычала она, её голос дрожал, глаза блестели от ярости и стыда. — Я с вами ещё разберусь!
Лена, скрестив руки, окинула её холодным взглядом.
— Разберёшься, разберёшься, но попозже, — бросила она равнодушно. — А сейчас мы проводим тебя домой. Топай!
Анна сжала кулаки, её губы задрожали.
— Отдайте телефон! — потребовала она, её тон был резким, но в нём сквозила мольба.
— Отдадим, когда дойдём до твоего участка, — отрезала Лена, не моргнув.
— Где моя одежда? — Анна метнула взгляд к песку, где валялся её купальник, смятый и пыльный.
Майя издевательски хихикнула:
— Ты собралась натягивать трусы на свою обожжённую жопу?
Анна испепелила её взглядом, её ноздри раздулись от гнева.
— Дайте мою одежду! — рявкнула она, шагнув к купальнику.
Лена качнула головой.
— Нет, ты пойдёшь голой.
— Ни за что! — Анна выпрямилась, её глаза сверкнули вызовом, несмотря на дрожь в ногах.
Рыжая развела руками, её губы растянулись в насмешливой улыбке.
— Да здесь всё равно никого нет, тётя. Только ты и мы. Слушайся, если не хочешь ещё получить крапивой. Жень...
