Иван проснулся от света — слишком мягкого, чтобы жечь, но слишком настойчивого, чтобы убаюкать обратно в сон. Луч скользнул по ресницам, коснулся щеки, легонько тронул кончик носа, будто поддразнивая. Под ним палуба яхты сияла белизной, отражая утреннее солнце, как зеркало. Плед, укрывавший его, хранил тепло деревянных досок, и воздух был пропитан смесью вчерашней лаванды, нагретого солнцем кедра, морской соли и тонкого цитрусового оттенка, который цеплялся за чувства, как полузабытый сон. Марсель лежал рядом под тем же пледом, перекинув одну ногу, через бедро Ивана, а руку через его торс, словно собирался вскарабкаться по сволу дерева. Его напряженный прутик упирался в ягодицы друга. Иван потянулся, ощущая, как тепло обволакивает тело, и в первые мгновения не мог вспомнить, где он и как здесь оказался. Его разум висел в паузе между сном и явью, словно море перед штилем.
Глубокий, ритмичный, уверенный храп — доносился откуда-то снизу, из каюты. Улыбка тронула губы Ивана, глаза всё ещё были закрыты. «Отец Марселя… спит, как будто его вырубили», — прошептал он, едва шевеля губами, боясь спугнуть хрупкую гармонию утра.