Аркашка знал, что я трусиков под трико не надевала. Тогда ведь таких узких трусиков, как сейчас, было не достать, а были штанишки, грубые, их под трико не оденешь. Сразу будет же видно. Узкие трусики, плавочки, были не у всех. Но физрук делал вид, что ничего такого, а я... я не возмущалась и не отбивала его руку. Сначала от стыда, что скажут одноклассники. Это был бы скандал. А потом ... мне было не так уж неприятно вторжение его пальца в мою письку. Скорее приятно, как приятен был палец Ленки. Наверно, поэтому – другая девочка, без опыта общения с Ленкой, наверно бы возмутилась. Но не я.
Аркашка не был груб, его палец мягко ложился на небольшой бутончик сверху моей щелки, и он начинал его слегка растирать, как и Ленка. Я подтягивалась на брусьях и слегка вертела попой, а в это время палец физрука тер мой бугорок между ног под трико. Потом он даже не он тер, а я уже сама вертела попой и терлась о твердый кончик его пальца бугорком. Со стороны никому этого не было видно. Аркашка быстро это понял, и просто вставлял палец, чтобы он оказался на бугорке, а дальше я все делала сама. С каждым движением мне было все приятнее и приятнее. Удовольствие нарастало, и мне казалось, что вот-вот наступит судорога, как с Ленкой...
Но нет! Время упражнения не бесконечно, и мне приходилось соскакивать, не дождавшись конца. Судорога так и не наступала, мое место занимала другая девочка, и я чувствовала какое-то томление, ревность и разочарование, когда Аркашка подводил руку теперь уже под попу следующей девчонки. Залезает ли он к ней под трико? Получают ли она удовольствие, как я? Может, она доходит до судороги?
Я боялась спросить девочек. Наши отношения были тайной. Моей и Аркашки. А по широким олимпийским треникам физрука было трудно сказать, встает у него там стручок, или нет. Если после физкультуры ко мне домой приходила Ленка, и не было родителей, мы лизались, и я целовала ее особенно страстно, и долгожданная судорога была даже сильнее, чем обычно. Я закрывала глаза, и представляла, что вместо ленкиного пальца мою письку трет палец физрука... Поэтому-то я даже обрадовалась, когда он меня поцеловал. Когда он прижался ко мне животом сейчас, я поняла, там у него что-то есть, твердое, как палка...
- Cтручок! – догадалась я. - Это его член, стоит, как у мальчишек. Какой же он большой и твердый!
Аркашка, не отрывая губ, облапил мою левую грудь свободной правой рукой. Совсем так, как говорила и делала Ленка. Сначала просто сжимал ее, а потом вдруг ухватился двумя пальцами за сосок, и так сильно его сжал, что я ойкнула... было больно! Но одновременно... приятно. Я почувствовала какое-то легкое жжение внизу живота. Там что-то начало набухать и стало горячо, как в те минуты, когда там хозяйничал пальчик Ленки.
Я невольно простонала. Левая рука Аркашки, та, которой он прижимал меня к себе, потянула вверх и скрутила комбинашку, она задралась так высоко, что оголились ноги и низ живота. Но я даже не пикнула. Физрук сжал мой сосок еще несколько раз, и каждый раз я не могла сдержать стон. Его рука скользнула вниз, к моей письке. Аркашка мгновенно нашел мою горошину, и начал осторожно ее прессовать. Я снова застонала сквозь поцелуй.
Аркашка отвел руку, и потянул мою ногу – я подчинилась его давлению, и поставила скамейку, на которой мы сидели, когда раздевались, Теперь мои ноги были разведены, писька оказалась открытой, и вдруг физрук резко шлепнул ладонью по письке. Я вздрогнула от неожиданности. Это было и слегка больно, но и приятно. Он шлепнул меня еще и еще... и вдруг я почувствовала, что изнутри меня что-то прет, как будто я хочу пописать. Примерно то же я чувствовала перед самыми судорогами, когда меня ласкала Ленка. Но там я сдерживалась, а тут, под шлепками Аркашки, я не могла уже сдерживаться и так и прыснула на его ладонь. Мне было ужасно стыдно. Но Аркашка продолжал шлепать меня по голой письке, не обращая внимания на брызги. В какой-то момент я ощутила, что на меня снова накатывает та сладкая судорога, которая бывала от ласки Ленки.
- Неужели такое может быть и от шлепков? – изумленно подумала я, сотрясаясь в судороге. Я не могла удержаться от стонов. Я почти орала. Аркашка прекратил меня шлепать, и снова стал тереть мой бугорок. Теперь это было просто приятно. Я прижалась к нему сама, в порыве благодарности, как это бывало с Ленкой, когда она доводила меня до судороги. Физрук отнял руку от моего бугорка, и быстро оттянул и приспустил свои треники с трусами, взял меня за руку и положил мою ладонь на что-то теплое, гибкое и твердое.
– Это его стоящий стручок! – догадалась я. Аркашка, держа свою ладонь поверх моей, начал водить ее вверх-вниз, показывая, как я должна тереть его стручок. Я послушно продолжила его движения. Это была какая-то упругая палка, окруженная подвижным чехлом. Я повторила несколько раз это движение. Член прямо у меня под рукой стал еще тверже.
Аркашка оторвался, наконец, от моих губ и сказал,
- Ладно, Петрова, кончила, теперь отсоси у меня!
- Кончила? Что это? – удивилась я про себя. А он надавил на мои плечи, приказывая опуститься на колени. Я невольно подчинилась, и наконец-то увидела своими глазами его колбасину – она оказалась прямо перед моим лицом! Ее окружала могучая черная поросль волос – я такое, правда, видела в бане у взрослых женщин. И даже в раздевалке у некоторых девочек уже были волосы. И из середины этих волос торчал он! Мой первый член. Я все еще держала его в левой руке .От моих движений кожа с его верха сдвинулась, открыв огромную блестящую багровую головку с щелкой в центре, как будто это был глаз.
- Соси уже, Петрова! - приказал безапелляционно Аркашка. В другое время я бы визжала от страха и ужаса, но теперь, после того, как Аркашка со мной сначала целовался, потом нашлепал по голой киске, и я пережила судорогу, я чувствовала такую смелость и эйфорию, что меня почему-то нисколько не смущал стоявший без трусов физрук, взрослый мужчина, и его торчащий член.
- Это то, о чем мне рассказывала Ленка! - пронеслось в моей голове. – Надо у него отсосать, как она, и дело с концом! Ленка мне говорила, это такая ерунда, а парни ради этого будут готовы на все!
В те времена женщины даже помыслить не могли о том, чтобы делать минет – брать член в рот считалось таким грязным делом, что это делают только проститутки или западные развратницы. Но это взрослые женщины. А в школе и о простом-то сексе только шептались по углам девочки, мы ничего не знали об устройстве себя или парней, что происходит при сексе. Поэтому я о стыдности минета ничего не слышала и слова такого не знала. Но я прекрасно знала, что у парней можно сосать, потому, что моя лучшая подруга Ленка это делала. Она была «соской» и считала это дело вполне нормальным. Никакого чувства стыда сосание члена у меня тогда не вызывало. Ленка же сосет, и ничего.
– Подумаешь, - решила я. - Пора начинать, от меня не убудет.
Ленка говорила, что сначала стручок хорошо бы облизать. Я несмело лизнула его головку, потом еще. Ничего особенного, как палец облизать. Но Аркашка вдруг простонал,
- Молодец, Петрова, давай, давай!
Я начала лизать его головку, быстро-быстро двигая языком, как собачка. Член дернулся и задрался еще выше, как живой. Под членом были какие-то складки и волосатые шарики. - Яйца! – решила я.
- Ах, хорошо! – простонал Аркашка. – Ну давай, давай, соси!
Он одной рукой взял член, другую положил мне на затылок, и буквально втолкнул свой стручок мне в рот. Я поперхнулась. Это был не банан и даже не огурец, он был слишком большой для моего маленького ротика. Я старательно принялась раздвигать челюсти, так широко, как никогда не раздвигала даже у зубного врача. И только на самом пределе его головка оказалась у меня во рту. Но как же его еще и сосать?! Я не могу двинуть челюстями. Как интересно, Ленка с этим справляется? Может, у мальчиков стручки потоньше? Я в ответ только что-то прохрипела и замекала.
- Эх, дуреха ты дуреха, Петрова, совсем сосать не умеешь! – вдруг возмутился Аркашка.
И правда, не умела. Вот и Аркашка меня назвал дурехой, как Ленка!
– Ладно, щас мы с тобой разберемся. – Аркашка поднял меня с колен, повернул к себе спиной, и заставил согнуться. Мне пришлось упереться руками в скамью, на которой мы сидели, раздеваясь, чтобы не упасть. Я согнулась пополам, почти уперев голову в скамью и выпятив попу. Тогда я не понимала, что встала раком.
Аркашка поднял подол и закинул на меня комбинашку, набросил ее мне на голову. Теперь я ничего не могла видеть.
– Вот позор! – подумала я. – Ведь я же без трусов, ему видна моя голая попа! Он видел меня голую!
Как будто не попу Аркашка и не узрел через щель в двери раздевалки. Аркашка ногой заставил меня расставить ноги пошире. Мое сокровенное местечко выставлено на показ! Я покраснела от стыда. Хорошо, что под накинутой на голову комбинашкой он не видит моего лица! Мне было стыдно стоять голой перед мужчиной, но почему-то я не сопротивлялась, не закричала. Наверно, потому, что это был не мальчишка, а взрослый?
На место нахлынувшему стыду вдруг пришло какое-то странное щекочущее чувство – мне вдруг показалось, что стоять голой перед мужчиной, так что он может видеть у меня «все» и это его волнует – в этом было что-то соблазнительное. Пусть он смотрит на меня! Ленка меня учила, что у мальчиков всегда встает, если они увидят всего лишь твои трусики, а тут было видно «все» - моя голая попа, и писька. И сиськи! Голые сиськи повисли в воздухе – хорошо, что они у меня были твердые. По мне прокатилась теплая волна, как в преддверии судороги. Соски вдруг затвердели и встали. Я почувствовала, что демонстрация моего голого тела дает мне власть над мужчинами. Жаль, что не видно, как у него прореагировал стручок.
