Ведущий слегка покраснел и улыбнулся, чуть растерявшись:
— Эм… не подумал, извините. Продолжайте. Мне и нашим зрителям очень интересно, что же было дальше.
— После того как я переоделась, — продолжила Дориана, — я вернулась в гостиную и включила телевизор. И на одном из первых каналов, как будто специально, оказался тот самый, где шёл один эротический фильм, чье название я называть не буду, потому что совершенно не помню. Я села поудобнее на диван, скрестив ноги, тонкая ночнушка слегка скрутилась, обнажив бедро выше, чем я привыкла. А трусики всё время напоминали о себе: они тянулись, грели, мешали, создавая странное, лёгкое напряжение. В этом сочетании неудобства и возбуждения я продолжала смотреть то кино, не отрывая взгляд от экрана.
Она на мгновение замолчала, прикрыв глаза от воспоминаний, а камера задержалась на ее декольте:
— Я знала, что это неправильно. И всё же взгляд не мог оторваться. Я сидела, наблюдала за экраном, и каждый раз, когда девушка на экране испытывала давление, когда её держали, шевелили или заставляли двигаться, моё тело реагировало почти само собой… Оно уже выбирало, а разум лишь пытался успеть за ним. Я впервые почувствовала тогда это странное сочетание тревоги и желания, запрета и влечения. И даже простые, привычные трусики, лёгкое давление ткани на теле, скручивание ночнушки — всё это стало частью ощущения, которое одновременно пугало и возбуждало. Я не понимала, что со мной происходит, но не могла отвести взгляд.
Ведущий слегка наклонился вперёд, его интерес был очевиден:
— То есть в тот момент это был ваш первый эротический фильм, который вы увидели?
Дориана покачала головой, улыбка заиграла на её губах:
— Не совсем, — начала она, голос чуть задумчивым. — Я уже встречала подобные фильмы. Помните, знаменитая «Эммануэль» или «Греческая смоковница»? Но тот фильм… во-первых, он был жестче. Во-вторых, раньше, даже если смотрела подобные фильмы, то доходя до эротических сцен, я обычно отворачивалась или перематывала их. А в тот вечер мне захотелось смотреть, наблюдать, и даже почувствовать себя на месте героини.
Ведущий, чуть удивлённый откровенностью, продолжил:
— Именно тогда вы решили стать той, кем стали?
Дориана слегка рассмеялась, прикрыв рот ладонью, и покачала головой:
— Господи, нет, конечно! — сказала она с лёгкой иронией. — Вспомните, сколько мне тогда было! Это было просто детское любопытство, первый взгляд на то, что раньше казалось запретным, недоступным. Просто любопытство, которое вдруг стало интригующим и захватывающим.
— А что вы тогда чувствовали? — уточнил ведущий, пытаясь проникнуть в суть её воспоминаний.
Дориана покачала головой, слегка нахмурившись, словно пытаясь вспомнить мелкие детали:
— Вряд ли вспомню всё точно. Прошло более тридцати лет… Что может чувствовать девочка, которая впервые увидела секс на экране телевизора? Интерес, любопытство, смущение, лёгкую тревогу… — она слегка улыбнулась, словно сама удивляясь воспоминаниям, — хотя, отчётливо помню одно: смотря на всё, что происходило с героиней на экране, я представляла себя на её месте. И, признаюсь, мне нравилось то, что я тогда фантазировала. Запретное и невероятно притягательное для юной девушки не знавшей, что такое поцелуи не говоря про остальное.

Ведущий кивнул, понимая, что воспоминания Дорианы полны контрастов — между невинностью и первыми проблесками желания, между стеснением и любопытством. Он осторожно продолжил:
— И что же было дальше?
— А дальше… — она провела пальцем по краю платья, — в тот момент, когда моя рука на одном из моментов забралась под трусики, которые были очень горячими в этом месте… — она кивнула, давая понять зрителям, о каком участке идёт речь, — я услышала звук поворачивающегося ключа в замке. Мой брат вернулся домой.
Дориана усмехнулась, принимая более удобную позу на диване, и глубоко вздохнула, словно готовясь вновь окунуться в воспоминания:
— Услышав звук открывающейся входной двери, я резко вынула руку из трусиков — в тот момент она там уже была — и вскочила с дивана. Ночь была тёплая, и скользкая ткань ночнушки слегка прилипла к телу, напоминая о каждом движении. Я поправила ночнушку и вышла в коридор, босиком, чувствуя холодный пол под ногами, а сердце стучало так громко, будто я его слышала даже в ушах.
Её глаза на мгновение потерялись в прошлом, и она продолжила, слегка улыбаясь:
— Я увидела его — он стоял там, с хмурым выражением лица, и я автоматически спросила: «Привет, как погулял?» Он ответил сухо, почти без радости: «Нормально, иди спать». И это было странно… я чувствовала, что что-то не так. Мне стало тревожно, но одновременно… внутри оставалось непонятное возбуждёние.
Она сделала паузу, чтобы дать зрителям время ощутить напряжение момента:
— Я прошла за ним в гостиную. Он стоял возле шкафчика с алкоголем и пил коньяк прямо из бутылки. Мне стало не по себе, — продолжала Дориана, — я спросила, что случилось, что его так расстроило, ведь это был не просто напиток — это был папин любимый коньяк, дорогой и редкий. А он ответил: «Ничего хорошего, меня бросила девчонка».
Она слегка покачала головой, будто смеялась над собственной растерянностью того вечера:
— Я хорошо знала его девушку и много раз пыталась его предупредить, что она не такая, какой казалась. Но тогда это было бесполезно. Я подошла к нему и просто обняла, стараясь утешить. Сказала: «Не расстраивайся. Она не стоит того, чтобы из-за неё так страдать. Найдешь другую».
Дориана резко повернулась к камере, делая паузу, и её голос стал мягче.
— Но в этот момент я не понимала кое-что… Я стояла перед ним босиком, в тонкой ночнушке и простых светлых трусиках, и… я не осознавала, насколько сильно ощущалось мое присутствие. Просто стоять рядом с мужским телом, особенно с тем, кто мне был так близок, стало каким-то странным испытанием. Тело реагировало само: сердце билось быстрее, внизу живота чувствовалось тепло, я осознавала возбуждение, но ещё не понимала его природы.
Она сделала паузу, будто снова почувствовала то напряжение, которое было с ней в тот вечер:
— Я не могла понять тогда, что это было. Я ещё не знала о себе ничего, мои ощущения были новыми и пугающими. Но я точно знала одно: мне было невозможно отвести взгляд, невозможно остановить своё внимание и эмоции. Мужское присутствие рядом с моим телом, эти странные, непонятные реакции — всё это стало моим первым знакомством с тем, как сильно может реагировать молодое тело на чужую энергию.
Её взгляд стал сосредоточенным, почти мечтательным:
— Он положил руку мне на спину и медленно, будто невзначай, скользнул вниз, пока его ладонь не легла на мою попку. Я замерла, стараясь дышать ровно, но внутри всё переворачивалось. Его прикосновение было обжигающим, словно в этом простом жесте было больше смысла, чем позволено между братом и сестрой.
Я никогда не возражала против его прикосновений к моей попке или груди — каждый брат выражает свою любовь по-разному. Но в тот момент я чувствовала, что это совсем не похоже на обычную «братскую ласку». Его ладонь обжигала меня, словно кожа вдруг стала вдвое чувствительнее. И что самое странное — мне захотелось, чтобы эта рука пошла дальше. Под ночнушку. Под трусики. Чтобы он сжал меня сильнее, уже не сквозь ткань.
Я замолчала, вспоминая и добавила чуть тише:
— Наверное, я тогда и понимала, что всё это было связано с тем фильмом, что я смотрела перед его приходом. Моё тело уже было заведено, и я позволила этому ощущению только расти. Я даже не хотела задумываться об этом — слишком сладко было чувствовать его ладонь на своей попке. Более того… я сама прижалась к нему — грудью, животом, щекой к его плечу. Я отчётливо помню, как мои соски уже встали и впивались в тонкую ткань ночнушки, ощущая тепло его тела.
Его рука чуть сжала мою попку сильнее, и я, чтобы отвлечь его, пробормотала что-то первое, что пришло в голову:
— Знаешь… у меня есть подружки, которые с ума сходят по тебе. Они сами мне признавались. Я могу познакомить… Или вообще найдёшь себе новую.
Он хмыкнул, и в следующий миг его пальцы ещё крепче вжались в мою попку, будто давая понять, что никакие «подружки» ему не нужны. Он развернулся ко мне лицом и сказал глухо, с жаром в голосе:
— А я уже нашёл.
Я моргнула, не сразу поняв, и всмотрелась в его лицо. Взгляд брата был наполнен таким явным возбуждением, что я растерялась. Сердце гулко стучало в груди, и в голове мгновенно вспыхнули кадры из того фильма: сцены поцелуев, шепот, полураздетые тела.
Я даже облизнула губы, сама того не замечая.
— Что ты имеешь в виду? — спросила я, чувствуя, как голос дрожит.
Он посмотрел прямо мне в глаза, ещё раз сжал мою попку и, почти касаясь губами моих, прошептал:
— Ну как же… Ты такая красивая девушка. У тебя ещё не было парня. А я иногда жалел, что ты моя сестра. Но ведь это не будет нам помехой? Мы же родственники только на словах, а не кровно…
И прежде чем я успела что-то ответить, его губы сомкнулись с моими в первом, таком настоящем поцелуе."
Ведущий с театральным вздохом подался вперёд, глаза блеснули:
— И ваш первый секс случился с ним прямо на кровати? Наверное, это было романтично и доверительно… лепестки роз, свечи, нежные слова, забота?
