Дориана сделала паузу, вдохнула, словно возвращаясь к моменту, когда тело само подчинялось всем ощущениям:
— Вынув его изо рта, я держала их обоих, приблизила друг к другу и начала осторожно обводить языком головки, слегка скользя по стволам. Брат хлопнул Олега по плечу и сказал: «А ничего, сестренка. Быстро учится. Ещё чуть-чуть — и она станет настоящей соской. Не стыдно будет пустить её на отсос к пацанам».
— Честно говоря, эти слова немного подбодрили меня, — продолжала Дориана. — Но мысль о том, что из меня делают всегда доступную минетчицу, смешивала во мне возбуждение и тревогу.
— От этих мыслей меня отвлекли сами парни. Они оттолкнули меня от себя, приказав лечь на пол разведя ноги и руки в тороны и начали дрочить. Я легла, открыла рот и ждала. Брат выпустил всего несколько струек прямо в рот, а Олег оказался активнее — забрызгал лицо, шею, грудь и живот. Горячие капли скользили по коже, вызывая одновременно дрожь, возбуждение и лёгкое чувство унижения. Это было новое напоминание о том, что я подчинена, но одновременно внутри было странное удовольствие от происходящего. Я стала собирать сгустки пальцами и отправлять их в рот под довольным взором Андрея и Олега, а когда на теле ничего не осталось Андрей сказал, чтобы я также прибралась ртом на полу, что я также исполнила, слизывая с него, то что не попало на мое тело. Выполнив я поднялась сидя на коленях перед ними и почистив их пальцы и члены и замерла ожидая дальнейших приказаний.
Олег обратился к брату:
— Андрюха, завезёшь её завтра утром перед школой? Хочу ее ротик перед работой.
— Конечно, Олегыч. Завтра в 8 она будет у тебя, — добавил брат, и в этот момент я впервые осознала, что мои действия будут регулироваться без моего согласия, что мой контроль и свобода уже не полностью мои.
Дориана сделала ещё один глубокий вдох, руки сжались на коленях, дыхание стало чуть чаще:
— После этого, как мы закончили с ними, мне приказали идти в ванну, — начала она, голос её был мягким, но с едва уловимой дрожью. — Сначала я не поняла, о чём речь, а потом мне сказали: «Дориана, сейчас сбрей волосы на лобке. И ни в коем случае не смывай сперму с лица, волос и груди». Слова звучали одновременно как приказ и как проверка, как вызов моему стыду и контролю.
Она глубоко вдохнула, словно возвращаясь в ту минуту:
— Я пошла в ванну, и уже на пороге почувствовала, как сердце колотится. Они оба стояли рядом, Андрей держал камеру, а Олег наблюдал, их взгляды следили за моими движениями. Я уселась на край ванны, разведя ноги. Мои пальцы слегка дрожали, когда я намылила лобок. Я взяла бритву и начала осторожно прижимать её к коже, проводя аккуратными движениями, — продолжала Дориана, глаза её блестели от напряжения воспоминаний. — Волоски были плотными и тянулись, и я очень боялась порезаться, особенно учитывая, что за мной наблюдают. Движения были аккуратными, но влагалище все равно слегка сжималось от возбуждения и страха одновременно.
Дориана сделала паузу.
— Смыв остатки пены душем, я добрила те места, где волоски еще оставались и повернулась к парням, открывая гладкую поверхность лобка. Влагалище было полностью выбритое и гладкое. В тот момент мне было странно стыдно, тревожно и одновременно невероятно возбуждающе — их взгляды, камера Андрея, присутствие Олега делали этот первый раз незабываемым и острым.
— Закончив, я взглянула на них, — продолжила Дориана, — и поняла, что открытость моего тела, подчинение и страх, смешанные с возбуждением, оставили неизгладимый след. Я была не просто наблюдаемой — я ощущала каждый их взгляд, каждое движение камеры, каждый звук — и это было одновременно страшно и невероятно волнующе. Их члены снова были возбуждены, — продолжала она, глаза её блестели, — и я не стала ждать приказаний. Осторожно, словно проверяя реакцию, я наклонилась и начала по очереди сосать их, стараясь заглотить как можно глубже, насколько позволяли моё горлышко и положение тела. Я держала руку на стволе одного, губы обвивали другой, язык скользил по головкам, я вылизывала каждую каплю, ласкала мошонки, и брата в рот их яйца.
Остановившись на мгновение, я спросила брата: «Можно ли мне одновременно мастурбировать?» Он посмотрел на меня, слегка улыбнувшись, и кивнул: «Да, Дориана, можешь». Получив разрешение, я стала проводить пальцами по своей свежевыбритой киске. Моя пизденка, гладкая и чувствительная, реагировала мгновенно, тело словно наполнялось электричеством.
В студии Дориана вновь замолчала, погружаясь в воспоминания. Зал будто замер вместе с ней, ощущая каждое её слово, каждую деталь того дня, который она начинала вспоминать с трепетом.
— Приблизившись к оргазму они приказали мне дрочить их члены направив головки на мое лицо, что я и выполнила, и они кончили прямо на меня. Тепло их спермы растекалось по лицу, груди, животу. Я чувствовала себя открытой, полностью уязвимой и одновременно необычайно сосредоточенной на собственных ощущениях. Моё дыхание стало прерывистым, сердце билось быстрее, а каждая клетка тела словно откликалась на прикосновение и тепло, которое оставляли их тела и их действия.
Потом они приказали мне сесть в ванной и открыть рот, — продолжала Дориана, слегка опуская голову, — Я так и сделала. Села в ванной, чувствуя холод под собой, и открыла рот. И тогда началось следующее испытание: они начали ссать на меня, поливая лицо, рот и всё тело мочой.
Внутренне мне было противно, но я молчала. Я понимала, что это тоже часть обучения, часть того, что требовали от меня, и что моя подчинённость была так же важна, как и физические ощущения.
Она сделала паузу, глаза её блестели, дыхание слегка участилось:
— Несмотря на внутреннее сопротивление, я не прекращала яростно мастурбировать. Пальцы скользили по свежевыбритой коже, по клиторной области, стимулируя каждую нервную окончание. Я ощущала, как влагалище реагирует на каждое движение, как тело сжимается, дрожит и одновременно впитывает унижение. Каждый поток жидкости, попадающий на лицо и тело, усиливал ощущение подчинения и контроля, которое они держали надо мной. Моё дыхание становилось всё более прерывистым, мышцы напрягались, тело откликалось на возбуждение и унижение одновременно.
— Я ощущала тепло мочи на коже, на губах, на волосах, и это сочеталось с возбуждением, которое не оставляло меня ни на секунду, — продолжала она, — каждая капля, попадающая на грудь, живот, лицо, словно резонировала с внутренним напряжением, которое я испытывала. Сердце колотилось, в теле поднималась волна тепла, а пальцы не прекращали исследования себя. Я ощущала каждую мельчайшую деталь собственного тела, реагирующую на прикосновение, на зрение, на вкус — всё смешивалось в одну интенсивную волну ощущений.
Дориана сделала короткую паузу, глубоко вдохнув, как бы возвращаясь из воспоминаний в студию:
— Когда они закончили, — сказала она, — они ушли из ванной, разрешив мне наконец помыться. Я опустилась в воду, чувствуя, как она обволакивает тело, смывая остатки жидкостей, но оставляя воспоминания. В этот момент я впервые за весь день почувствовала странное облегчение, и вдруг — совершенно неожиданно — сильно кончила, зажимая рот рукой. Это было взрывное чувство, напряжение и возбуждение переплетались, тело откликалось на ощущение полной свободы от их контроля, но ум всё равно удерживал страх и воспоминание о подчинении.
— Я встала, — продолжала она, — включила душ и позволила струям воды смывать все следы их действий. Движение воды по коже казалось чистым ритуалом, но при этом каждый сантиметр тела помнил то, что произошло, и воспоминания об ощущениях и унижении всё ещё пульсировали внутри меня. Я тщательно смывала остатки мочи и спермы, позволяя себе быть одновременно очищенной и наполненной ощущениями, которые невозможно было забыть.
Дориана снова замолчала, позволяя залу прочувствовать каждый момент, каждую деталь. Затем продолжила:
— Насухо вытеревшись, я не одевалась, так как такого приказа не было, и вернулась в свою комнату, чтобы делать уроки. Андрей вернулся в квартиру, хмыкнул с удовлетворением и сказал: «Как сделаешь уроки, можешь одеваться — скоро придут родители, но вечером должна прийти ко мне».
Она улыбнулась, глаза её блестели, передавая зрителям всю сложность своих эмоций:
— «Да, Хозяин!» — ответила я, и это была улыбка не просто послушания, но и радости. Я угадала его мысли, поняла, что угодила, и это чувство удовлетворения переплелось с волнением и воспоминаниями о том дне. Я чувствовала одновременно возбуждение, гордость и странную, почти запретную радость от того, что смогла справиться с испытаниями.
Дориана снова сделала паузу, руки сжались на коленях, дыхание стало чуть чаще:
— В тот день я поняла, что границы моего контроля, доверия и тела были раздвинуты до предела. Я не просто выполняла их команды — я ощущала, как каждый жест, каждый взгляд, каждая капля возбуждения впитывается в меня, оставляя неизгладимый след. Это было одновременно страшно, унизительно и безумно возбуждающе. Я училась, постигала, чувствовала и принимала себя в новом, непривычном состоянии. В тот день я поняла, что любой момент, действие оставляет отпечаток не только на теле, но и на душе, смешивая страх, послушание и возбуждение в единую, неразделимую ткань воспоминаний.
Дориана снова оглядела студию, медленно опуская взгляд на руки:
— Это был урок не только телесного подчинения, но и внутреннего контроля, изучения своих ощущений и реакции на крайние ситуации. И теперь, вспоминая всё это, я понимаю, насколько сильно тот день изменил меня. Одно дело когда ты просто учишься делать минет, а совсем другое, когда тебя унижают, поливают мочой, заставляют делать то, что кажется противным, и получать от этого кайф!
