Вика открыла глаза, напряженно глядя на коричневые мокасины дрессировщика, чуть потертые и слегка пыльные. Ее отпустило, вроде бы он не собирался ее наказывать, девушка судорожно вдохнула.
– Да, господин! Поняла, господин! Только на четвереньках, господин! – выпалила она, выгибая спину, чтобы поднять к нему глаза. – Спасибо, господин!
Ее вдруг накрыла волна благодарности, что дрессировщик не наказал, не ударил, а довольно благожелательно объясняет правила.
– Спасибо большое, господин! – пылко повторила блондинка и горячо поцеловала его мокасин, оставляя небольшой влажный след на грубой коже. Она тут же ощутила жаркую щеку южанки, которая стала целовать тоже, чтобы не отставать и не показаться хуже. Ясмин прижала пухлые губы к мокасину с робкой старательностью, но без Викиного спонтанного энтузиазма.
Дрессировщик вскинул бровь и потянул за поводки вверх, заставляя девушек сесть на колени из положения ниц.
– Достаточно, – произнес он и благожелательно взъерошил Викины волосы. – А у тебя талант, маленькая сучка, из тебя будет толк.
Сердце блондинки вновь запрыгало, но уже радостно, ее глаза заискрились восторгом, она с упоением глядела на его грубое загорелое лицо с белеющим шрамом над бровью. «Спасибо, господин», – прошептала она несколько раз, чувствуя как киска сочится влагой.
Дрессировщик на английском объяснил правило о передвижении на четвереньках Ясмин, стараясь строить фразы как можно проще, затем убедился, что она поняла. Тем временем Вика окончательно пришла в себя и стыд снова накрыл ее, она опустила глаза: «Я радуюсь его словам, как тупая шлюшка… почему это меня возбуждает?». От этих мыслей стало совсем некомфортно, а ведь буквально минуту назад она испытывала эйфорию от похвалы, и девушке очень захотелось вернуть это чувство. «В конце концов, здесь по-другому нельзя», твердо сказала себе она, прогоняя досадные мысли. Блондинка дотронулась до возбужденного клитора, и по всему телу пробежала дрожь наслаждения.
Раздалось треньканье и дрессировщик вытащил свой айфон.
– Привет, Дэйв… Да, привез блондинку и ту жопастую, покупку которой на прошлой неделе утвердили, – стал говорить он по-английски, иногда делая небольшие паузы. – Ага, в твоем стиле, самая жопастая за полгода наверно… Хех, ну ты нетерпеливый!… Ладно, только как попользуешь, запусти ее по всей процедуре, как положено… Оставляю ее тебе в холле… Хорошо, на связи…
Дрессировщик пристегнул Ясмин к металлическому кольцу в каменной стене, повернулся и пошел к выходу из холла в коридор. Обе девушки мало что поняли из его разговора, Ясмин растерянно захлопала глазами, оставшись привязанной в холле. Вика торопливо побежала за дрессировщиком на четвереньках, отталкиваясь от пола ладонями и ступнями, не отставая ни на шаг, чтобы уберечь свою нежную шею, ее грудь покачивалась в такт движениям. Навстречу прошло несколько стройных девичьих ног в изящных босоножках, выше колыхались короткие юбки, но Вика была слишком сосредоточена на следовании за поводком, чтобы рассматривать девушек.
Дрессировщик толкнул деревянную дверь и они оказались в помещении, выложенном невзрачной кафельной плиткой, с запахом дезинфекции. Вдоль одной стены были установлены писсуары, вдоль другой – раковины, а через широкий проем виднелись кабинки с унитазами. Некоторые из них были с дверьми, другие без, имелась также открытая душевая.
Мужчина объяснил Вике, что кабинки с дверьми являются мужскими – и ими пользоваться нельзя – но можно сходить в туалет в открытой женской кабинке. Плюс ей предстояло сделать клизму и принять душ, причем – ей для справки – душевые в туалетах и предназначены «для мытья девок после пользования». Там же есть биде со специальным шлангом для клизмы – оно нужно «для подготовки к аналу». Она также может попить воды, и на всё он дает десять минут. Поймав ее испуганный взгляд при слове ‘анал’, дрессировщик объяснил, что клизма нужна для медосмотра, а в попу ее трахать конечно будут, но не сейчас, и девушка немного успокоилась.
Мужчина сунул ей в зубы кронштейн на конце поводка, чтобы он не волочился по полу, и девушка быстро поскакала к биде, а мужчина пошел к писсуару. Блондинка нашла резиновый шланг, вставила его в себе в попу и осторожно открыла краник, а секунд через двадцать бросилась к унитазу. Еще через три минуты Вика встала в душе, испуганно выглядывая и ища дрессировщика глазами – она не была уверена, что можно выпрямляться во весь рост после приказа о четвереньках. Тот, идя к раковине, одобрительно кивнул, затем помыл руки и вышел из туалета. Блондинка намылилась, ополоснула лицо и тело холодной водой (горячая в душе не была предусмотрена), обтерлась бумажным полотенцем и метнулась к раковине попить воды, стараясь действовать максимально быстро. Вика пила из-под крана впервые в жизни, но теперь ее это совсем не смущало, девушка думала только о том, как бы не разозлить дрессировщика.
Вскоре она выползла из туалета в коридор, там стоял дрессировщик, снова разговаривая с кем-то по телефону по-английски. Вика тихо села на колени рядом, вопросительно взглянула на него вверх, но мужчина не обращал на нее внимания, и девушка осмотрелась.
Будучи в состоянии аффекта, она почти не запомнила холл, осталось лишь ощущение интерьера из дорогого темного камня и жесткого холодного пола под коленями. Но теперь девушка успокоилась и с интересом рассматривала широкий коридор, в котором они находились. Стены были выложены из кирпичей неряшливого красновато-белесого тона со светлыми полосами раствора между ними – это выглядело грубовато, но стильно. На полу лежал дорогой линолеум с натуралистичным рисунком под плохо отесанные деревянные доски, но в отличие от шершавого дерева коленкам на нем было комфортно. Высокий потолок также был отделан под дерево, на массивных балках висели яркие лампы с примитивными абажурами из черного металла. Слепящий свет от них падал вниз, и потолок казался довольно темным, установленные там камеры были видны, но не бросались в глаза.
На стенах висело несколько крупных пафосных картин размером порядка полутора метров, каждая из которых сопровождалась несколькими изображениями поменьше, причем совсем другого рода – скорее учебными иллюстрациями или плакатами в стиле реалистичных комиксов. На ближайшей большой картине был нарисован огромный фаллос, вокруг которого на коленях, как у алтаря, стояли несколько обнаженных девушек. Их глаза светились обожанием, руки сложены в молитвенном жесте, изогнутые тела с оттопыренными попами выражали подобострастие и покорность. На картине была выведена крупная надпись: ‘The center of your world – what you live for’ (‘Центр твоего мира – то, для чего ты живешь’) и Вика легко ее перевела, тем более, что посыл был очевиден. Рядом висело несколько учебных иллюстраций с простыми подписями на английском ‘Ты лижешь член’, ‘Ты целуешь член’, ‘Ты сосешь член’, ‘Ты дрочишь член’ и соответствующими сюжетами. Слово ‘jerk’ (‘дрочить’) Вика не знала, но теперь усвоила, – а значит плакаты работали, вдалбливая в голову нужный словарь с помощью визуального восприятия. Ее мысли закрутились вокруг члена, который она недавно сосала, соски вновь затвердели. «Я живу для члена?..», подумала она, и теперь в этой мысли было скорее удивление, чем отчаяние. Ее пальцы дотронулись до чувствительного соска, девушка не смогла удержаться и сжала его, по телу пробежала дрожь сладкой боли, киска наполнилась влагой, «Неужели я и правда такая?», пронеслось у нее в голове.
Картина подальше изображала голую девушку в положении ниц, благодарно целующую мужскую ногу, в то время как на ее попу, уже имеющую красные следы, обрушивался удар плетки. Надпись гласила: ‘Будь благодарна: наказание делает тебя лучше’, причем Вика догадалась о смысле, хотя слово ‘punishment’ (‘наказание’) было для нее новым. Ее попа еще чуть горела после недавнего шлепка, картина напомнила об этом, блондинка напряглась и взглянула вверх на дрессировщика, но тот по-прежнему был сосредоточен на разговоре, и Вика вновь расслабилась. Девушка вспомнила, что после шлепка по наитию поцеловала ногу дрессировщика, и теперь картина подтверждала, что это была не случайность. «Я и правда такая!..», вспыхнула в мозгу удивленная мысль. На учебных иллюстрациях около картины девушки целовали различные виды орудий для порки с соответствующими подписями, и Вика впервые узнала, что такое, ‘flogger’, ‘whip’ и ‘crop’. Новое знание ее расстроило, но укрепило в мысли, что надо быть послушной и по возможности избегать ситуаций, когда понимание этих терминов пригодится на практике.
Еще дальше на картине можно было разглядеть что-то вроде круговорота дней недели, в котором мужчины меняются, а девушка остается в неизменной позе покорности. Надпись на картине и окружающие иллюстрации Вика уже не могла разобрать, и снова взглянула вверх на мужчину, а тот как раз закончил разговор и стал засовывать айфон в карман.
По бокам коридора тянулся ряд деревянных дверей со старомодными ручками из черного металла. Вдруг одна из них распахнулась, раздался звонкий девичий смех, и оттуда выскочили две девушки – мулатка и белая средиземноморского типа. Они были одеты в очень короткие расклешенные юбки и небольшие топики с декольте, лямка которых была переброшена за шеей. Топики оставляли открытыми плечи и животики, они были завязаны узлом между полных грудей, с торчащими через тонкую ткань сосками. Красоту стройных ножек подчеркивали многочисленные бретельки босоножек, охватывающие нежные икры выше лодыжек. Мулатка имела точеную фигурку с тонкой талией и выпуклой попкой, пухлые щечки придавали личику детско-трогательную миловидность. Белая обладала соблазнительными бедрами и внушительным бюстом, ее большие выразительные глаза и нос с небольшой горбинкой добавляли облику породистую элегантность.
