Прошло всего несколько минут, прежде чем Виктор вернулся — с двумя пластиковыми бокалами и самодовольной улыбкой.
— Миссия выполнена. Без единой жертвы.
Он ловко откупорил бутылку и разлил вино, протянул бокал Оле.
— За внезапные спасения, — сказал он. — И за то, что иногда опоздание — это лучшее, что может с нами случиться.
Оля чуть улыбнулась и сделала глоток. Вино было терпким, чуть фруктовым, с лёгкой сладостью, которая странно откликнулась где-то внутри. Почти сразу закружилась голова — сказывались нервы и пустой желудок. Пожалуй, впервые за несколько дней внутри разлилось не отчаяние, а что-то... тёплое.
— Знаете, Виктор, — сказала она, глядя в его глаза чуть дольше, чем следовало бы, — вы опасный человек. Со спасением, вином и такими речами.
— Я предупреждал, что это лекарство, — серьёзно кивнул он. — У него побочные эффекты: может вызывать неожиданное облегчение и приступы доверия.
Оля хихикнула. Барометр настроения сдвинулся с красной половины шкалы в зеленую сторону. И пусть сердце ещё болело — уже не так остро.
— Ладно, если уж вы такой доктор... то вот мои симптомы: меня бросили, я раздавлена, самооценка ушла в отпуск, а я боюсь, что больше не буду ни любить, ни доверять.
Она вдруг почувствовала, как её голос дрогнул. И тут же отвела взгляд.
— Знаете, — тихо сказал Виктор, — я не психотерапевт. Но кое-что знаю наверняка. Даже когда внутри пусто — туда всё равно может что-то войти. Снова. И необязательно боль.
Он говорил просто, не напыщенно. Но каждое слово почему-то попадало точно в цель. Оля посмотрела на него — внимательно, изучающе. У него были спокойные, чуть уставшие глаза. Не мальчик. Мужчина. И от этого внутри стало чуть... теплее. Даже опасно теплее.
— Вы всегда так с незнакомками в поездах? — прошептала она, делая ещё глоток.
— Только если незнакомка красивая, интересная и слегка растрёпанная жизнью, — подмигнул он. — И только если вижу, что она уже почти вспомнила, что жизнь может быть чуток вкуснее, чем кажется.
И Оля действительно начала вспоминать. Прямо сейчас. Тут, в этом поезде, в мерцающем электрическом свете, с бокалом вина и почти незнакомым мужчиной, который вдруг перестал быть просто случайным попутчиком.
В её взгляде промелькнуло что-то новое. Осторожное, тёплое — но уже не равнодушное.
— Вы знаете, доктор... возможно, у вашего лекарства действительно есть эффект.
— У меня ещё и музыка есть, — вдруг сказал Виктор. — Мелодия, которую я включаю в моменты, когда кажется, что всё потеряно. Хотите?
— Хочу, — прошептала она.
Он достал наушники, сел ближе, включил плеер на смартфоне. Один наушник — ей. Второй — себе. Их плечи почти касались, дыхание стало слышно. И даже осязаемо. Музыка была мягкой, чуть меланхоличной, с оттенком света. Что-то на французском. С ноткой грусти и надежды. И в какой-то момент Оля почувствовала, как её ладонь чуть дрогнула на сиденье. Через пару секунд — почувствовала его ладонь рядом.
И не убрала свою.
Они молча сидели рядом. Слишком близко, чтобы это казалось случайным. Музыка под стук колес поезда мягко струилась в уши, как будто растворяя границы между «сейчас» и «вчера». Оля не помнила, когда в последний раз просто сидела в таком тихом и спокойном состоянии — без ожиданий, без разговоров, просто слушала и… чувствовала.
Очередной глоток вина приятно обжигал горло. Но гораздо больше грело тело Виктора рядом. Его плечо почти касалось её, тепло тела передавалось сквозь ткань, и это странно будоражило. Она чувствовала легкий запах его парфюма и чувствовала легкое головокружение. От вина? От его близости? От его запаха? Или от всего вместе?
Она поймала себя на том, что хочет ещё ближе. Чуть-чуть. На сантиметр.
Наушник в ухе щекотал щёку, когда она слегка повернула голову. И тут встретилась с его взглядом. Он смотрел прямо в неё — не на неё, не мимо, а именно в неё. Как будто пытался понять, не ошибся ли, и в то же время — уже знал ответ.
Сердце сделало два глухих удара. Потом пропустило третий.
— Можно? — спросил он почти шёпотом. Но глаза не спрашивали. Они утверждали.
Она кивнула. Почти незаметно.
И в следующую секунду его губы коснулись её губ.
Не напористо. Не жадно. А как будто проверяя, не исчезнет ли всё это в дымке фантазии. Его поцелуй был тёплым, медленным, сдержанным, но в нём чувствовалась сила — та, от которой дрожит не тело, а внутри. И в ней будто разлился тёплый мед, плавно стекая от губ до кончиков пальцев.
Оля замерла. Не от страха — от неожиданности. Как будто всё, что происходило до этого — внезапное расставание, тяжёлый чемодан, запоздалый вагон, пустота внутри — привело её к этой точке.
На секунду она растерялась. Потом позволила себе ответить. Осторожно, неуверенно, как будто вспоминая, как это вообще — хотеть.
Рука Виктора легла на её щеку. Теплая, уверенная. Его пальцы скользнули по её коже — и где-то в животе у неё вспыхнула искра. Странная. Волнующая. Забытая.
Она закрыла глаза.
И в этот момент в голову пришла мысль:
"Что я делаю, мне же нельзя так… Это же предательство Саши".
Глаза широко открылись и увидели лицо Виктора.
"Саша сам предал наши отношения. Не нужно думать о нем", — вспыхнуло в мозгу Оли.
Она снова закрыла глаза, окончательно попрощавшись с прошлыми отношениями.
И в этот момент внутри словно что-то расплавилось.
Почти с облегчением она позволила себе расслабиться — впервые за долгие, выматывающие дни. Позволила себе почувствовать. Что-то ещё, кроме боли, грусти и печали.
Это не было похоже на утешение. И не было похоже на глупую пьяную слабость. Это было… что-то другое. Как будто её сердце после долгого перерыва решилось сделать вдох.
Оля ощущала, как мягкое давление его губ отзывается где-то глубоко внутри.
И тут…
Тук.
Пустой пластиковый бокал, подло выждав момент, оказался на пути локтя Виктора. Он упал на пол с мелким, но обидным стуком. Как пробка, вылетевшая из момента.
— Блин, — прошептал Виктор, отстраняясь. — Убил романтику одним ударом локтя.
Оля прыснула в голос.
— Прости, — добавил он, неловко отодвигая бокал носком. — Это, видимо, судьба. Или Вселенная напоминает, что я не Джеймс Бонд, а скорее... Джеймс Бокалопад.
Они оторвались друг от друга почти одновременно. Медленно, будто не хотелось.
Виктор посмотрел на неё — серьёзно, с какой-то мягкой грустью.
— Прости. Я…
— Не надо, — прошептала она, не отводя взгляда. — Всё хорошо.
И правда. Сейчас, в эту странную минуту, в поезде, мчащемся в никуда, под стук колёс, ей вдруг стало по-настоящему хорошо. Без «но», без «что будет дальше», без страхов.
Она коснулась губ пальцами, как будто проверяя — это точно было?
Было.
В животе плавилась карамель. В голове — лёгкое, кружевное напряжение. Внутри всё сильнее махали крылышками бабочки. А где-то под кожей — дрожала тонкая, хрупкая искра.
И она понимала: это только начало.
