Мы медленно приходили в себя. Не торопясь. Не прикрываясь. Мартин сидел на большом, тёплом от солнца камне, брюки всё ещё спущены до колен, а голая задница, слегка запылённая, умостилась прямо на шершавой поверхности. Грудь у него поднималась тяжело, всё лицо было чуть покрасневшим — от жары, от усилия, от того, как яростно он только что меня брал.
Я лежала напротив, опершись одной рукой о скамейку, платье всё ещё задрано почти до пояса. Кожа на бёдрах светилась от пота и спермы. Я лениво провела пальцами по лобку, по тому самому следу, который он оставил на мне, и с улыбкой размазала остатки по коже. Горячая влага смешалась с потом, с моей влажностью — это было одновременно бесстыдно, сладко, и как-то по-своему нежно.
— Заправься, — наконец сказала я, прищурившись на его сидячую позу. — Ещё застудишь спину. Сам знаешь, твоё тело не любит холод.
Он хмыкнул, не двигаясь.
— А сама? — бросил в тон. — У тебя между ног сейчас такой "панорамный обзор", что любой случайный прохожий получит инфаркт от красоты.
Я повела рукой по внутренней стороне бедра, совсем не торопясь прикрыться.
— А я загораю, — фыркнула, при этом выставив ногу чуть в сторону. — Захотелось витаминчика D… и кое-чего другого на букву D.
Он откинул голову назад и рассмеялся. А потом посмотрел на меня и сощурился:
— Слышу знакомые нотки в голосе. Интересно, от кого они?
Я закатила глаза с улыбкой:
— Сам иногда копируешь Нэсса, ещё как. А вообще…
Я замерла, вспоминая, как стояла под душем вместе с Курай, и как та, ленивая, мыльная, с прищуром, сказала это мне на русском, а ту фразу что я сейчас пыталась перевести на эстонский.
— В ванной, когда мы мылись вместе, она сказала мне: "С кем поведёшься, так тебе и надо!" — Мои глаза затуманились, вспоминая тот и момент и свой визг когда эта вредина направила на меня поток холодной воды. — Так что, милый, мы оба жертвы. Нас развратили. Эти двое.
— И мы даже не сопротивлялись, — фыркнул он, начиная всё-таки поднимать джинсы.
Он натянул их, застёгивая молнию с лёгкой гримасой, и полез в карман. Из глубины вытащил упаковку презервативов — мятый блистер с двумя оставшимися.
Он повертел его в пальцах, посмотрел на меня.
— И зачем я их вообще взял?..
Я засмеялась, тоже поднимаясь и расправляя платье, приглаживая складки.
— Как сказала бы Кури: «Присутствие лучше отсутствия».
— А Нэсс бы добавил: «Никогда не знаешь, где тебе повезёт».
Мы посмотрели друг на друга. И не выдержали — рассмеялись. Так легко, так по-настоящему, с заливистым эхом, как будто весь лес смеялся с нами.
Смех растаял постепенно. Я шагнула ближе, провела пальцами по его щеке.
— Осталась последняя остановка. Дом. Вещи. И вокзал.
Он кивнул, развивая фантазию.
— И, возможно, ещё один акт. Где-то между багажной полкой и кнопкой «занято» в туалете Elron.
— Мммм… — мурлыкнула я. — Туда я и рассчитываю доехать на тебе.
И мы пошли — под солнцем, под тенью деревьев, под глупую любовь и нескромные воспоминания. Улыбаясь. Живые. Настоящие. Слишком молодые, чтобы тормозить. И слишком счастливые, чтобы думать о завтра.
Возвращение в квартиру Нэсса было тихим. Тела уставшие, но внутри — спокойствие, разлитое по венам, как мёд. Всё, что хотели, сказали, всё, что могли, сделали. Оставалось только собраться и отпустить этот город — не из памяти, но из повседневности.
Дверь квартиры заскрипела, как в первый день. Внутри пахло постельным бельём, солнечной пылью и немного — воспоминаниями, как будто стены сохранили звуки их вздохов.
Мы не разговаривали — просто сразу пошли в ванную. Тесная, квадратная, совсем не для двоих… а значит — идеальная. Мартин встал под струи первым, скинув одежду с усталостью на пол. Я, чуть позже, проскользнула за ним, прижимаясь к его спине, кладя руки на его живот. Вода бежала по плечам, грудям, бёдрам, между ног — смывая запах травы, солнца, пота и спермы.
Мы не занимались сексом. В этот момент нам было нужно другое — просто тепло друг друга. Касания. Губы у виска.
После душа я накинула одну из футболок Мартина и пошла на кухню, подогрела остатки макарон, порезала помидоры, выложила на две тарелки. Мартин принёс бутылку лимонада. Ели молча, иногда улыбаясь. Всё было — как "после".
Потом — чемоданы. Я складывала платье за платьем, бельё, расческу, бутылочки, свой блокнот. Он — аккуратно сворачивал футболки, джинсы, бережно прятал презервативы в отдельный карман. Всё было до автоматизма. Без слов.
Когда чемоданы стояли у двери, они разошлись по квартире, я проверила, что нигде не забыла украшений и косметики. Мартин, по совету и наставлению Нэсса, прошёл по всем углам.
— Газ перекрыт, — отозвался он.
— Воду перекрыла.
— Электричество?
— Выключаю, — ответила, нажав главный тумблер у щитка.
Постояли в тишине. Квартира стала странно безжизненной. Уходя провела рукой по косяку.
— Грустно?
— Немного, — кивнул Март. — Но в правильную сторону.
Когда мы вышли, Мартин достал ключи, посмотрел на них пару секунд, и, как велел Нэсс, бросил в почтовый ящик с аккуратной наклейкой номера квартиры. Щелчок металла. Всё.
Снаружи было жарко, но не утомительно. Сели в вызванное такси и поехали к вокзалу. Мимо окон мелькали улочки, скамейки, магазины. Всё выглядело уже не "своим", а просто — частью хорошего сна, который хочется запомнить.
На вокзале купили два билета до Таллинна, прошли в зал ожидания и устроились на одном из диванов. Плечом к плечу. Колени едва соприкасались. Сумки у ног.
Я, помня про свое обещание разблокировала телефон и нашла альбом с фотографиями.
— Хочешь посмотреть? — прошептала немного боясь где то внутри себя. Правда чего именно не знала.
Мартин кивнул, и я стала начала показывать: фотографии из замка — моя фотосессия, где я разделась совершенно не подумав о камерах в углу и о том, как это выглядело со стороны. Он смеялся и комментировал:
— И где та скромная девочка, которая мрачно зыркала в первый день на остальных и молчала, когда с ней пытались разговаривать?
Я усмехалась, нажимала "вперёд". Потом пошли фото пляжа, с момента, когда Кури фоткала меня в магазине, момент прощания, где мы стоим рядом и улыбаемся. Я с испачканным спермой лицом, а он с влажными губами от нектара Курай, и, наконец, со вчерашнего вечера. Селфи после душа. Размытые кадры их ног на кровати. Слишком интимные, чтобы постить, слишком важные, чтобы удалить.
А затем — сегодняшний день.
— Ого, — только выдохнул он, когда увидел её снимки с скамейки, с крепости.
Она шептала к каждому фото:
— Тут ты входишь в меня сзади. Я притворялась, что смотрю на реку. А это… после. Я сделала вид, что просто поправляю платье. А вот тут ты сидишь на камне, а я… ну… ты сам знаешь, что я делаю.
Он смотрел, не моргая. Лёгкая улыбка на лице. И что-то очень тёплое в глазах. В этот момент раздался гудок. Дверь зала ожидания мягко щёлкнула, открываясь. Автоматический голос пригласил пассажиров на перрон.
Мы переглянулись. Не нужно было слов. Заблокировала телефон, и спрятала его в карман. Взяв чемоданы, поднялись, и, держась за руки, шагнули в лето дальше — туда, где поезд, дорога, и мы.
Устроились у окна, рядом, плечом к плечу, и поезд тронулся — мягко, почти незаметно. Легкое покачивание вагона, равномерное гудение под полом и редкие перекаты голосов по салону создавали ощущение безопасности, будто мир остался за дверью, а здесь только они и время, которое растянулось между станциями.
Я вновь достала телефон и открыла альбом. Листала медленно, с чуть иной интонацией, чем на вокзале. В этот раз — как будто просматривала части себя. Мартин тоже смотрел, но сейчас он был просто наблюдателем. И в какой-то момент я задержалась на одной фотографии.
На ней я стояла у стены крепости, платье чуть приспущено с плеча, волосы растрёпаны, глаза сияют, губы приоткрыты. Освещение подчеркивало скулы, ямочку на шее, изгиб талии. Поза была не откровенной… и всё же в ней было что-то явственно сексуальное. И — внезапно — это начало волновать.
Чуть увеличила кадр. Провела пальцами по экрану, сместила яркость, добавила резкости. Убрала пару теней. И снова посмотрела.
"Странно…" — Внутри что-то шевельнулось. Мягко, но с жаром. — "Я возбуждаюсь?… от себя?"
Нахмурилась смотря на фотографию. Не в осуждении, а скорее от удивления. Это было… неожиданно.
"Почему? Я же знаю, как выгляжу. Или это потому, что я сейчас вижу это со стороны? Или потому что сегодня я чувствую себя женщиной, как никогда раньше…"
Пришедшая мысль о виновнице этого вспыхнула резко но словно все объясняя. Курай. И та история, рассказанная под душем, когда Курай, склонившись к ней, мыльная и лениво честная, рассказывала про них с Лиссой. Про их шалости, эксперименты, зеркала, поцелуи. Как они проверяли, как выглядит возбуждение снаружи — на себе и друг на друге. Смеялись, и всё было так легко. Без вины. Без стыда.
"Но они хотя бы близнецы, — подумала в тот момент, — Это хоть как-то объясняет, что их возбуждала друг в друге не только форма, но и отражение себя самой в другом теле. Я, выходит… просто возбуждаюсь от своего же фото?"
Снова посмотрела на экран. На обнажённое плечо. На это выражение лица, лёгкое, хищное, женственное.
