Но Игоря рядом не было — а Йельшас ещё не привык обращать внимание на такие детали.
Рома вышел на кухню и машинально нажал кнопку на чайнике. День только начинался, но за окнами уже маячило вязкое тепло. Он потянулся, зевнул и почесал живот. Всё было тихо. Всё — в его распоряжении.
Он вернулся за компьютер, ткнул по иконке браузера, будто выполняя нечто рутинное, как чистка зубов или проверка лички в соцсетях. Несколько клавиш, пара переходов, и перед ним уже знакомый чёрный интерфейс — PornHub.
Пальцы Ромы лёгкими и привычными движениями побежали по клавиатуре. Он даже не раздумывал над запросом — сразу набрал в поисковой строке: «student fucks teacher at home». Взгляд окинул предложенную безвкусицу, после чего парень дописал в запрос ещё два слова: «brunette glasses».
Йельшас наблюдал со стороны, не пытаясь вселиться или как-то воздействовать на пространство. Он ощущал в парне какую-то странную дрожь — смесь нетерпения, предвкушения и чего-то почти священного. Аура вспыхивала и сжималась внизу живота, будто там притаился комок света, наэлектризованный изнутри. Мысли Ромы стали складываться в картинки. Воспоминания. Слова за ненадобностью выветрились — осталось только имя.
Виктория Николаевна. Преподаёт в вузе английский. Стройная, подтянутая, лет тридцати с небольшим. Длинные чёрные волосы, прямой пробор, сдержанный макияж. Очки в узкой металлической оправе. Брючный костюм, под которым угадывались узкие бёдра, тонкая талия и идеальная осанка.
Он вспомнил, как она говорила на парах — с музыкальной интонацией, не слишком быстрой и не слишком холодной. И именно это — не внешность, а тон — особенно крепко врезалось в память Ромы.
Её сексуальность не была прямолинейной. Она не флиртовала, не заигрывала. Но — двигалась, говорила, существовала — как женщина, за которой невозможно не наблюдать.
Йельшасу казалось странным, что образы могут быть так ясны. Он не просто видел лицо — он чувствовал отношение к нему, будто Рома держал эту женщину в ладонях, как мечту.
Парень выбрал видео, в котором актриса была похожа — не точь-в-точь, но достаточно, чтобы мозг совершил подмену. Те же очки. Фигура — в нужную сторону. Даже блузка похожа.
Сюжет на экране развивался неторопливо: студент входит в квартиру, мнётся, глаза бегают из стороны в сторону. Учительница приветствует его и приглашает на кухню. Затем они располагаются за столом, парень достаёт учебник и начинает что-то читать. Женщина строго смотрит, делает вид, что сердится. Потом улыбается.
Рома стянул шорты до колен, устроился поудобнее и впился взглядом в экран. Через минуту он уже не смотрел — он жил в этой сцене. Пальцы обхватили член, уже налитый и готовый к продолжению. Рука задвигалась быстро, в его любимом ритме. Перед глазами — она. Не пиксельная. Настоящая. Желанная.
Йельшас наблюдал за ним, пытаясь понять: что именно даёт наслаждение? Касание? Воображение? Признание? Или то, что она — опытна и внимательна, но закрыта и недоступна?
В ауре Ромы вспыхивали оттенки — медный, янтарный, лиловый — и всё сосредоточилось в нижней части живота, как сгусток света, напряжённый, пульсирующий. По спине пробежала дрожь, дыхание сбилось, пальцы ускорились — и в какой-то момент парень почти беззвучно выдохнул:
— Виктория… Николаевна…
Он кончил резко, отрывисто, с ощущением удара молнии по телу. Монитор продолжал играть — актриса только успела раздеться и пригласить актёра к своему телу, а Рома уже откинулся на спинку, прикрыл глаза, и лицо его залило… не удовлетворение, нет.
Холод. Стыд. Отвращение к себе. А затем — тоска. Даже взгляду кота, что появился в комнате и сел сбоку, Рома невольно придавал укоризненный, осуждающий оттенок.
Йельшас улавливал это состояние в человеке: смущение, самопоругание, чувство глупости и вины, которое возникало без причин, словно встроенная реакция. Он не понимал, почему. Никто не пострадал, никто не узнал, никто не ругался. Но Рома в этот момент чувствовал себя не тем, кем хотел быть. Вместо любимого, желанного и принятого он оставался ничтожным, одиноким и неуместным.
Он выключил видео, не досмотрев. Закрыл вкладку. Вытер руку и член салфеткой, после чего отправился на кухню. Кот семенил за ним в надежде, что «двуногий» соизволит наполнить его миску.
В груди парня саднила горькая тяжесть — не от того, что всё закончилось, а от того, что это никогда и не начиналось. Виктория Николаевна так и останется где-то на кафедре, вечно сдержанная и доброжелательная как преподаватель, но абсолютно недосягаемая как женщина. Он никогда не сможет ей признаться. Не сможет даже поговорить с ней о чём-то подобном. Ибо о таком вслух не говорят. Не в этой реальности.
Бог молчал. Даже мысленно озвучить что-то самому себе он не мог. Он чувствовал что-то новое — печаль, сострадание, призрачное желание обнять кого-то и не отпускать. И в то же время — отчуждение. Эта сторона людей была слишком болезненна, чтобы понять её с первого раза.
***
Игорь по-прежнему затруднялся чем-либо себя занять. Поход в магазин за продуктами занял всего полчаса, когда впереди был целый день. На компьютере было установлено больше сотни различных игр — но, глядя на ярлыки, он не почувствовал ни к одной игре нотки ностальгии и желания запустить. Обучающее видео по программированию приковало внимание всего на четыре минуты — а затем и оно отозвалось у Игоря мыслью: «Мне это сейчас незачем».
Он отправился на кухню, достал из холодильника только что купленный йогурт и съел его. Выбросил пустую баночку в мусорку и включил воду, чтобы помыть ложку. Попробовал заставить струю воды течь не вертикально вниз, а под углом. Не получилось. Он попытался вызвать в сознании какой-нибудь приятный, ласковый образ — но вспомнился только лес. Чириканье птиц на ветках. Лёгкий, живой ручеёк поблизости.
Вода отклонилась от своей траектории — немного, не слишком послушно, словно сопротивляясь воле человека.
«Чёрт. Нихрена я не умею отдыхать».
Игорь выключил воду, положил чистую ложку к её металлическим сёстрам и отправился обратно в комнату. Взгляд упал на рюкзак. Часть разума приказывала отправиться в лес и тренироваться. Другая часть — умоляла этого не делать. Третья искала компромисс: неужели нельзя поупражняться в магии дома?
«Нельзя! — строго обозначила первая. — Воду можно случайно отправить в розетку. Фаербол может спалить к херам всю квартиру. Лес для этого в разы безопаснее».
«Лес? Безопаснее? А разве не мы вчера чуть не подожгли этот лес?» — вопрошала вторая.
«Ну, нас никто не заставляет практиковать магию огня, — рассуждала третья. — Можем оттачивать воздух, можем попробовать подружиться с водой, можем придумать вообще что-то новое».
Игорю надоел этот внутренний спор. С неким раздражением в теле он оделся, закинул рюкзак на плечо и вышел из квартиры.
«Кстати, надо бы глянуть, на что я способен, когда Йельшаса рядом нет», — подумал он, стоя на лестничной площадке в ожидании лифта.
***
В автобусе он решил не забивать голову мыслями и отдать своё внимание музыке. В наушниках играла песня «Wahn!Sinn?» группы Diary of Dreams, которая всего лишь делала то, чего Игорь от неё хотел, и не подселяла какое-то особое настроение.
Напротив сидели два мужика в спецовках: ФторХимКомплекс. Они увлечённо болтали о чём-то своём. Один активно жестикулировал и явно держался на повышенных тонах. Другой лишь сдержанно усмехался и добавлял короткие комментарии. Игорь не слышал, о чём они говорили, пока музыка не совершила резкую остановку.
— …Ещё раз мне Кушнарёвский скажет выйти в субботу — и я нахуй уволюсь! — вскипел первый.
— Ну, уволишься. И куда со своим образованием пойдёшь? — ехидно спросил второй.
— Да хоть на стройку, мне уже настолько насрать! Ты бы знал! — выпалил первый. — Каждый грёбаный день одно и то же! Сначала «подменишь Колю», потом «ну ты же понимаешь, у нас люди заболели», а потом — «давай без скандалов, ты же надёжный». Да пошли они!
Он мотнул головой, почти ударившись о поручень.
— Я, блядь, и диплом свой получал не для того, чтобы быть вечно на подхвате. У них там в кабинетах кондиционеры дуют, а я, как дебил, вкалываю по 12 часов, да ещё и в субботу. На стройке хоть по-честному будет: отработал — получил. Никто не капает на мозги.
— А семью на что кормить будешь? На стройке нет таких зарплат, как у нас, — аргументировал второй.
Первый на секунду притих, но потом снова вспыхнул:
— Зарплаты? Да ты видел, что у меня в кошельке осталось? Вот с этими переработками! Ни здоровья, ни времени, а денег — кот наплакал. Может, ну его всё…
— Ну-ну, — пробурчал второй, но уже менее уверенно.
— …Я уже не знаю, что делать, — после недолгой паузы признался первый. В его голосе теперь слышалась не злость, а тяжёлая, выдохшаяся усталость.
Игорь чуть отвёл взгляд. Гнев и бессилие чужого мужика как-то странно пронзили. Хоть он и не работал на заводе, не растил детей, не держал кредиты, не уставал от жары в спецовке, но и без этого знал, как злость может накопиться. Просто… накопиться. Без шума. Без смысла. Без объяснений. А потом прорваться сквозь глотку в автобусе.
