Внизу, по тропинке, прошли люди. Кто-то говорил по-фински, кто-то смеялся.
Они совсем рядом.
Именно это ощущение подхлестнуло всё во мне. Страх — и возбуждение. Я больше не могла отличить одно от другого. Я чувствовала, как мои мышцы внутри сжимаются вокруг него, как его движения становятся жёстче, дыхание — резче.
— Я сейчас… — прошептал он.
— Да… да… ещё…
Он вонзился в меня до конца. Несколько коротких, глубоких толчков — и он застонал. Тело напряглось, руки крепче сжали мою талию. Я почувствовала, как он дрожит, как его живот прижимается к моим ягодицам, и он кончает, покрывая мою попку и бедра белесыми сгустками, уткнувшись в мою спину, тяжело дыша.
Я стояла, чуть подрагивая, обмякшая, дрожащая, но счастливая. Внутри — влажное послевкусие, наполняющее меня от головы до кончиков пальцев. Я не получила полноценного оргазма. Разве что мини разрядку, но даже этого было сейчас достаточно
Мартин просто стоял, обняв меня, прижавшись всем телом.
— Прости… не сдержался. Ты была слишком…
— Я знаю, — прошептала я. — Это было…
Слов не хватало. Я медленно выпрямилась, платье упало обратно, прикрывая бедра. Мы выглядели будто просто стояли, обнявшись, наслаждаясь видом.
— Никто нас не увидел, да?.. — с улыбкой спросил он.
Я обернулась, прищурившись.
— Увидел или завидовал — неважно.
Я снова почувствовала влагу между ног, каплю, скользнувшую по бедру, и усмехнулась:
— Главное — теперь крепость помнит, как ты завоевал её и меня по-настоящему.
Он рассмеялся, обнял меня сзади.
— Ну что… Вниз? К реке?
Я кивнула. И добавила, укусив его за ухо:
— Там я тебе кое-что должна. По старым долгам.
Я как раз опустила подол платья, осторожно поправляя его вокруг бёдер, чувствуя, как ткань липнет к влажной коже. Колени были ещё слегка подогнутыми, внутри ощущалась тяжёлая, медленная пульсация, и всё тело звенело — как струна после последнего аккорда. Мартин застёгивал молнию на джинсах, морщась от чувствительности, — движение грубое, почти болезненное, но, судя по улыбке на губах, приятная боль.
И именно в этот момент — будто по волшебной логике мира, где за наслаждение полагается моральный выговор — где-то за спиной раздались шаги.
Я резко обернулась.
На повороте лестницы, выныривая из тени стены, появился охранник. Тот самый. С крепкой фигурой, синим жилетом и цепким взглядом. В прошлый раз он поймал нас после фотосессии и выдал фразу с таким флегматичным одобрением, что мы потом долго вспоминали его взгляд.
Он узнал меня сразу.
Сначала глаза расширились, потом брови приподнялись, и, наконец — он медленно, театрально поднял указательный палец и погрозил им мне.
— Ай-яй-яй, — явно читалось на его лице.
Я прыснула смехом. Не могла сдержаться. Посмотрела на Мартина — тот замер, всё ещё в процессе застёгивания ремня, и смотрел на охранника как олень на фары.
— Прости! — прошептала я, приподняв руки, будто сдаваясь.
Потом быстро сбежала вниз по ступенькам, остановилась перед охранником, чмокнула его в щёку — быстро, весело, по-своему нагло, — и тут же побежала дальше, смеясь, как ребёнок, у которого отобрали леденец, но оставили мороженое.
— Маррртииин! — позвала я через плечо. — Ну что ты как замок на паузе! Беги!
Он, покрасневший, наконец застегнул всё, что надо, спустился следом — наполовину хмурый, наполовину ошарашенный, но уже с появляющейся на губах улыбкой. Прошел мимо стоящего и улыбающегося охранника и подошел ко мне, ожидающего его на выходе. Я схватила его за руку и потянула прочь из крепости, смеясь на каждом шагу.
Только когда мы оказались за пределами ворот, я, всё ещё отдышавшись от смеха, обернулась и посмотрела на него. Он смотрел на меня с притворным укором.
— Ну… — начала я, нарочито виновато. — Помнишь, когда мы с Курай в тот раз задержались а вы ушли пить пиво?
— Да, и?
— Этот охранник… ну… он нас тогда уже приметил. По камерам, про которые я не подумала. И все стер, получив копии той фотосессии о которой рассказывала Курай. А сейчас… он просто узнал. Меня.
Я состроила жалкую, щенячью мордочку:
— Только не сердись, ладно?
Он посмотрел на меня пару секунд, прищурился, потом фыркнул, и уголки его губ начали предательски ползти вверх.
— Нет, я не могу на тебя сердиться, девочка моя.
Он придвинулся ближе, обнял за талию, прошептал в ухо:
— Но я просто обязан теперь увидеть эти фотографии, раз они наделали столько шума, а я их даже не видел. Я тебе парень или кто?
Я рассмеялась, вжалась в его грудь, прижалась губами к шее и прошептала в ответ:
— Конечно, любимый. Они у меня все в альбоме. И даже пару гифок есть, дома обязательно покажу…
Он тихо застонал, но это был стон не недовольства, а желания.
— Ладно. Ну что вниз?
Я кивнула.
— Ага!
И мы пошли — рука в руке, шаг в шаг, навстречу новым безумствам. А охранник наверняка смотрел нам вслед, качая головой, но с той самой мужской ухмылкой: Вот это — жизнь. Молодые. Беззаботные. Веселые. И без тормозов.
Солнце припекало мягко, уже по-летнему, но не так, чтобы утомлять. Мы шли по знакомым улицам, где прятались от дождя, где между столами уличного кафе струился пар от мокрого асфальта, и где, не желая скрывать правду рассказали Курай и Нэссу всё. Кто мы. Откуда. Что с нами. И как.
Прошли мимо тех же столиков. На одном сидела парочка, парень с цветами, девушка в розовом. Кто-то листал телефон, кто-то пил кофе из тонкой белой чашки. Официантка, кажется, была та же, и она мельком взглянула на меня, но в её лице не было узнавания — только беглое любопытство.
Мы остановились у киоска рядом, взяли по бутылке лимонада — у меня, как всегда, с лаймом, у него — апельсиновый. Лёгкое шипение пробок, холодный конденсат на пальцах. Я сделала глоток и посмотрела на Мартина. Он поймал мой взгляд и мягко улыбнулся. Молча, но с тем самым огоньком в уголках глаз, от которого внутри всё потеплело.
Дальше — шаги к парку. Вдоль дорожек, мимо клумб, мимо скрипучей лавочки, и — наконец — туда, где вчера мы прощались с Курай и Нэссом. Тот самый изгиб аллеи, кусты, запах травы, нагретой солнцем. Лавка — всё та же. Старая, деревянная, облупленная, но сейчас, в свете дня, почти уютная.
Я подошла и села на то место, где вчера сидела Курай. Провела ладонью по доске, ощутив, как дерево нагрелось, впитав утренний зной. Оно было шершавым, немного влажным от предрассветной росы, но уже тёплым, живым. Закрыла глаза на секунду — и увидела перед собой её взгляд, спокойный, внимательный, с иронией, но с безмерной глубиной. И рядом — Нэсса, с его полуулыбкой и той особенной манерой, когда он не смеётся, но ты чувствуешь, что он наслаждается каждым твоим словом.
— Их нет всего сутки, — сказала я, не открывая глаз. — А я уже скучаю.
Мартин стоял рядом, отпив лимонада. Потом немного склонил голову — так, как это делал Нэсс. Почти карикатурно, но получилось удивительно похоже.
— Сильно? — спросил он, и я услышала ту мягкую, чуть насмешливую интонацию, от которой на губах вспыхнула улыбка.
Я открыла глаза, посмотрела на него и покачала головой.
— Не настолько. И не надо ревновать к Нэссу. Моя любовь — это ты. — Я сделала паузу, прислушалась к себе. — И вообще, я же не делаю сцен из-за того, что твоей первой женщиной была Курай.
Он на секунду отвёл взгляд. Присел рядом, положил руку мне на колено.
— Я не ревную, Анн… Просто… — он вздохнул. — Просто до сих пор не могу всё это уложить в голове. Нэсс, Курай, ты, ее сестра-близнец, которую я и ты даже не видели… Всё это — слишком много. Быстро. Странно. Иногда даже страшно.
Я медленно провела пальцами по его руке, чуть сжала.
— Думаешь, мне не страшно, Март?
Он прищурился, и в его голосе появился тот самый хищный тон, который он подхватил у Нэсса, и который всегда пробуждал во мне что-то ниже пояса.
— Не похоже, — сказал он с усмешкой. — Ты выглядишь так, будто в этом мире не осталось ни одного страха.
Я на миг замерла. От обиды — нет. От возбуждения, от того странного, взрывного коктейля, который появился во мне ещё вчера и не отпускал ни на минуту. Я рассмеялась — полувозмущённо, полуразгорячённо. Поставила лимонад на лавку, встала, подошла к нему.
— Раз так, сударь… — сказала я, медленно расстёгивая пуговицу на его джинсах. — То заткнись и получай удовольствие.
— Что ты…
— Тссс.
Я опустилась на колени перед ним, прямо здесь, среди зелени, в тени деревьев, на том же самом месте, где вчера стояла Курай, провожая нас взглядом. А теперь — я, с руками на его поясе, с пылающей кожей, с головой, полной безумия и желания.
Мои пальцы уверенно прошли по молнии, спустили её. Я обвела языком губы, глядя на него снизу вверх. Он был уже твёрдым — не полностью, но достаточно, чтобы понять: его тело отзывалось на мои слова даже раньше, чем мозг.
— Здесь?.. — прохрипел он.
Я приложила палец к его губам.
— Здесь. Где и должны происходить лучшие вещи.
Я опустилась на колени в траву, чувствуя, как влажные стебли касаются коленей, как прохладно щекочут бедра сквозь ткань платья. Лавка сзади бросала лёгкую тень, вокруг шелестели листья, где-то вдалеке слышались голоса, шорох шагов по гравийной дорожке. Кто-то проходил. Кто-то мог бы свернуть. Кто-то мог бы нас услышать. От этой мысли по спине пробежала волна — не страха, а… восторга. Яркого, сладкого, почти наглого.
