— Сама ты воображаемая! — крикнула Курай.
— Девочки… — простонал Фэд. — Можно мне… хотя бы выпить воды… перед следующей атакой?
— Нет. — Мы хором.
И снова — подушки, поцелуи, хохот, пощипывания и это неповторимое ощущение: мы — целое. Мы стая. Со смехом, ласками, границами, оргазмами, истериками. Живые.
Словно каждая из нас впервые позволила себе быть неидеальной, несломанной — а просто счастливой.
— Так… — протянула я, когда все утихли, раскинувшаяся поперёк всех нас, запрокинув голову на живот Фэда и довольно мурлыча, — раз уж мы все проснулись, знаете, что надо сделать?
Курай лениво повернула голову, уткнувшись подбородком в её бедро. Кожа пахла солью, потом и ещё чем-то сладким — нашей ночью. Ногой я покачала в воздухе, едва касаясь ноги Нэти, и прищурилась.
— Что? — спросила сестра — Я почти уверенная, что это будет какая-то глупость… или гениальность. У тебя ведь не бывает середины.
Я выдохнула, решив проигнорировать шпильку, приподнялась на локтях и, изобразив из себя величайшего пророка, подняла палец к потолку.
— После утреннего секса надо… плотно закусить!
Мы замерли на долю секунды, а потом — в один момент — разразились смехом. Сначала Нэти, свернувшись, как кошка, за хохот схватилась за живот. Потом я, уткнувшись лбом в матрас, а следом — Фэд, закрыв лицо ладонью, и даже Лисса сама, самодовольно, но искренне.
— Великая истина, — простонала сестра, вытирая слезу. — Её бы в Библию дописать, в новый завет.
— А что? — пожала плечами, ухмыляясь. — Кто-то потом о нас расскажет: «Жили-были девственницы, которые после оргазма сразу ставили чайник».
— И жарили яйца! — хихикнула Нэти.
— У нас будут яйца? — оживился Фэд, всё ещё лежа рядом с подругой.
— У тебя уже были, — усмехнулась я. — Теперь пора жареных.
Разбираться из нашей кучи было сложно. Не только потому, что мы были переплетены руками, ногами, простынями… а потому что не хотелось. Кожа липла к коже, волосы — к щекам, следы ночи — ко всему телу. Но в этом и было что-то… настоящее. Никто не прикрывался. Никто не отворачивался. Мы уже всё друг другу показали. Телесно. Эмоционально. Душой.
Фэд поднялся первым. Его тело, подсвеченное утренним солнцем, казалось почти нереальным: длинное, рельефное, с расслабившимися, но всё ещё крепкими мышцами. Его член, уже спокойный, но ещё тяжёлый, свободно болтался между ног, и он даже не попытался прикрыться. Зевнул, почесал живот и потянулся.
— Я в ванную, — сказал он, направляясь туда. — Кто со мной?
— Все, — ответила Нэти. — В шеренгу. И без строевой.
Мы толпой ввалились в ванную. Узкая, тесная, с отпотевшим зеркалом и запахом зубной пасты. Но нас это не смутило. Я встала рядом с Курай, Фэд занял раковину, Нэти — с другой стороны. Четыре обнажённых тела в этом маленьком пространстве. Мы толкались локтями, смеялись, брызгались. Я налила воды сестре в ладони, она — мне. Щётки с пастой, запотевшие лица, капли на груди.
Нэти наклонилась за уроненной щёткой — и уткнулась прямо в бедро Фэда.
— Эй, — буркнул он, — там ещё кое-что просыпается.
— Ещё одно яйцо? — засмеялась она.
— Скорее, блинчик, — хмыкнула я. — Горячий и с корочкой.
— А я клубничного джема хочу, — сплюнула пасту Курай, — кто будет моим джемом?
— Я пас, — Курай уже полоскала рот, — я за сытным.
Когда мы закончили и начали вытирать лица полотенцами, Курай щёлкнула меня по ягодице. Я обернулась, прищурилась, но ничего не сказала. Просто улыбнулась. Я знала — у неё всегда есть ещё один щелчок в запасе.
На кухне было прохладно. Плитка под ногами чуть холодила, но это было приятно — особенно когда ты весь голый и с налётом послевкусия. Фэд двигался босиком, в одной руке — кружка, в другой — наш фартук, который он нашёл на гвоздике. Он нацепил его поверх голого тела, и, когда повернулся, из-под ткани показался его член — как вульгарный сюрприз.
Сестра, смеясь, залезла на столешницу, её ноги болтались, пальцы постукивали по кафелю. Нэти открыла холодильник.
— Так. У нас яйца, бекон, сыр, авокадо, молоко, варенье и… — она замерла. — Огурец.
Хор хихиканья с новой силой.
— Какой ещё огурец? — удивился Фэд, подходя. — Он тут ночью не участвовал!
— Гость программы, — сказала я, вырывая его из рук Нэти и целуя в кончик. — Вот теперь участвовал.
Роли распределились мгновенно. Фэд занялся яичницей. Стоял у плиты, обнажённый, в фартуке, из-под которого всё выглядывало. Он держал сковородку, как будто это был древний артефакт.
— Осторожно, не обожгись, — провела пальцем по его пояснице. — Мы ещё не доделали твоё посвящение.
— Близняшки-ведьмы, — проворчал он. — Вас бы в сказки.
— Мы и есть сказка, — я поджаривала хлеб с сыром, чувствуя, как от масла по кухне идёт этот невероятный аромат.
Курай занялась кофе. Потянулась за банкой на верхнюю полку, и я снова уставилась на её попку. Круглая, живая, чуть трясущаяся, когда она тянется. Я бы укусила. Но пока держусь. Нэти, облизывая пальцы, нарезала авокадо, смеясь и пихая кусочки мне в рот. Музыка играла с телефона. Кофе закипал. Сковорода шкворчала. Воздух наполнялся жаром, вкусом, телом.
И это было так… естественно.
Утро — наш незапланированный, но идеально подходящий хаос.
Мы были все — обнажённые, голые, откровенные. Но не было стыда. Ни в позах, ни в жестах, ни в словах. Ни в теле. Всё уже было сказано. И всё — было хорошо. Я посмотрела на сестру. Она сидела на табурете, чашка с кофе в руках, волосы разбросаны по плечам, колени обняла, подбородок опустила. Глазами провожала Фэда, который ловко переворачивал яйца.
— А ведь это и есть… счастье, — вдруг сказала она. — Не то, что у нас было. А то, что мы есть.
Подошла к ней, обняла сзади. Моя грудь коснулась её спины, губы — плеча.
— Мы есть, — прошептала я, и в этом было всё.
Мы были в этих запахах. В масле на сковороде. В шлёпках босых ног по полу. В капле варенья на щеке у Нэти. В смешинке, зарывшейся между словами. И мне не хотелось, чтобы это утро заканчивалось.
На кухне всё пахло: поджаренным хлебом, сладким маслом, каплями меда на столе, кофе, которому чуть дали убежать. Я стояла у плиты, в одной майке и трусах, пока Фэд взбивал яйца, Курай доставала тосты, а Нэти… Нэти уже в который раз натыкалась на что-то липкое на кухонной столешнице и каждый раз фыркала, но ничего не говорила.
Мы переглядывались и хихикали — как дети после проказ. Хотя утренняя проказа была, конечно, из другой лиги.
Я облизала палец, капнувший в мёде, и повернулась к остальным:
— Ну что, безумцы, какие планы на сегодня?
Курай устроилась на стуле, чашка с кофе в руках, глаза всё ещё полузакрыты:
— Выжить. Потом, может быть… жить.
— В идеале — ещё и квартиру привести в порядок, — вставила Нэти, протирая кофейные капли со стола. — Мама завтра возвращается. И если она увидит, что тут было...
Фэд вскинул брови:
— То ей, может, даже понравится. Дух свободы, энергия жизни…
— …запах спермы в шторах, — закончила я, закатывая глаза. — Да уж, дух как дух.
Мы все рассмеялись.
После завтрака, который больше походил на утреннюю вакханалию из остатков еды, мы переглянулись и синхронно вздохнули. Пора было действовать. Мама Нэти не отличалась легкостью характера — особенно когда дело касалось порядка в её доме. А мы, ну… чуть-чуть разнесли всё, как после сектантской оргии. Если быть честной — даже не чуть-чуть.
Мы начали с комнаты. Я первой наклонилась под диван и вытащила кружевной чёрный лифчик. Потрясла им, глядя на Курай:
— Твоё?
— Слишком мелкий. Наверное, твой.
— Ага. Конечно. У меня такие кружева только на фантазиях.
Мы рылись по углам, смеялись, то и дело сталкивались лбами, кривлялись и пугали друг друга:
— АААА! — завизжала Нэти, вытащив из-под кровати нечто красное и мокрое. — Это… это было у кого где?!
— Я не признаюсь, но это точно не носок, — парировал Фэд, и мы чуть не легли от смеха.
Бельё собиралось в кучу — кружево, хлопок, сетка, стринги и спортивные. Я смотрела на это разноцветное безумие и поняла, что если его просто выкинуть в машинку, получится коктейль под названием "После трёх не стирай".
Я нашла свои трусики на спинке стула. Фиолетовые, с узором. Они пахли... мной. Я улыбнулась и, недолго думая, сунула их в карман шорт.
Комната заиграла другими красками — одеяла поправлены, простыни сменены, пыль вытерта. Шторы мы тоже постирали, на всякий случай. Мало ли. Атмосфера оргии ушла, оставив после себя уют и парочку феромонных флэшбеков.
Следующей была кухня.
Тут всё оказалось не так просто. Стеклянная ваза с медом прилипла к столу. Серьёзно — приклеилась. Я пыталась оторвать её, пока Курай не подсунула под низ нож, и с мерзким чавкающим звуком мы её отклеили.
— Это не просто завтрак. Это была битва.
