Лисса.
— Хорошо, — говорю я, поворачиваясь к открытому шкафу. — Нам нужно создать образ не просто близняшек, а … опасных близняшек.
— Ага, чтобы прохожие влюблялись, а у Нэти челюсть отвалилась? — слышу я голос Курай позади себя.
— Именно. Я выбираю чёрное.
Шкаф — наш маленький алтарь. В нём висят вешалки с одеждой, подобранной с таким вкусом, будто мы собираемся на показ мод. Я вытаскиваю кожаные короткие шорты и прижимаю их к бёдрам. Материал прохладный, гладкий и слегка блестящий.
— Я начну с них, — говорю я вслух. — И… вот эти гетры. С тёмными стрелками. До колен.
— Тогда мне — те, со шнуровкой, — отвечает Курай, доставая из ящика гетры, мягкие, плотные, но с чуть готическим узором. — Выше колена. Хочу создать эффект «я не старалась, но всё равно выгляжу лучше всех».
Я смеюсь и бросаю ей чёрные ажурные трусики. Они ловко летят через всю комнату и падают прямо на грудь Курай, как раз в тот момент, когда она снимает рубашку. Трусики повисают, зацепившись за сосок.
— Тебе под юбку. Всё равно пойдёшь без бюстгальтера.
— Не обсуждается, — отвечает она, чуть закусывая губу. — Но я хочу то платье. Чёрное, с вырезом на спине.
— Дерзко. А пальто?
— Тоже чёрное. С пуговицами. Лаконичное. Чтобы никто не понял, что под ним ничего, кроме воздуха.
— Мне нравится ход твоих мыслей.
Я уже надеваю трусики. Шёлк прохладный, но плотный, с усилением на промежности. Это приятное чувство — быть одновременно прикрытой и слегка обнажённой. Я чувствую, как ткань облегает тело, как гетры ложатся плотно поверх кожи. Когда я застёгиваю сапоги, каждый ремешок подчёркивает изгиб лодыжки.
— А верх? — спрашивает Курай.
— Чёрный топ. Короткий. И вот эта кружевная блузка сверху. Она почти прозрачная.
— Ох. Нэти точно взвоет.
— Шляпка, — добавляю я, беря её с полки. — С кожаным узким ремешком. Чёрная, немного французская.
— Почти как мы сами. N'est-ce pas, chérie? (Не так ли, дорогая?)
Курай кивает и выбирает свою: шляпу с широкими полями, окантовкой и лентой. Мы увидели эти шляпки в Париже, когда были там с родителями, и гуляли по Елисейским полям, которые оказались совсем не полями. Увидев их, мы пристали к папе с криками: «Купи!» С тех пор они появились в нашем гардеробе, хотя надевали их всего пару раз.
— Мы с тобой как… ночь и полночь, — говорит она, смотря в зеркало.
— Или как кофе и ликёр. Горькое и сладкое. — Я усмехаюсь. — Только мы обе умеем быть тем и другим.
Мы одеваемся с особым чувством, словно исполняя молчаливый обряд. Она начинает первой — поднимает руки и медленно надевает платье. Я вижу, как ткань нежно касается её кожи, скользя по груди и животу, оставляя на них лёгкий румянец. Она, как и обещала, не надевает бюстгальтер, и её соски мягко проступают под тканью, делая её образ особенно женственным.
Я застёгиваю ей пальто. Плотная ткань скрывает все её достоинства, но лишь усиливает моё воображение.
— К чёрту намёки, — шепчу я ей на ухо. — Ты слишком красиво скрываешь свои чувства.
— А ты — слишком откровенно демонстрируешь их, — отвечает она, поворачиваясь ко мне и застёгивая последний ремешок на сапожке. Затем проводит пальцами по гетре чуть выше колена.
— Эти шорты на тебе... почти опасны, — говорит она.
— Почти? — поднимаю я бровь. — Думаешь, я не смогу довести дело до конца?
Мы оба смеёмся, но во взгляде Курай я замечаю короткую, резкую искру. Она смотрит на меня с признанием, желанием и готовностью.
После этого мы быстро проходим по квартире, убирая остатки косметики, разбросанную одежду и выбрасывая мусор с кухни. Салфетки, упаковки и пару фруктов мы складываем в холодильник. Ставим чайник, но не пьём — просто чтобы был аромат. В гостиной расправляем плед и вытягиваем подушки, не оставляя на полу ни единого напоминания о наших утренних поцелуях.
Мы готовы. По-настоящему готовы.
У зеркала в коридоре я поправляю шляпку. Тонкая тень от полей падает на мои глаза, придавая лицу строгое, сдержанное выражение. Мне нравится видеть себя такой. В этой роли мы с ней — женщины. Не просто девочки с близким телом, а нечто большее.
— Готова? — спрашиваю я.
— Почти, — отвечает она, вытягивая губы и нанося прозрачный блеск. — Теперь — да.
Она берёт сумочку, а я — ключи. Подхожу к двери. Моё пальто лёгкое, незастёгнутое, и от него пахнет вечерней улицей и солнцем на ткани. Я чувствую лёгкое натяжение между ног от плотных трусиков, и это приятно. Как будто весь день уже обещает быть ярким.
— Всё, — говорю я. — Пошли покорять город, сестра.
— Или разрушать его?
— Посмотрим, кто первый попадётся под каблук.
Я поворачиваю ключ, замок щёлкает, и мы выходим в подъезд.
За дверью — ещё только начало дня, но внутри нас уже вечер.
Мы шагнули в подъезд — две тени, два силуэта, синхронно скользящие по ступеням вниз, как будто репетировали это движение заранее. Наш каблук стучал с одинаковым ритмом, словно метроном для тех, кто пытался бы уследить за нами. Внизу старая стеклянная дверь пропускала полосы солнечного света, и когда мы прошли сквозь них, я невольно заметила: мы сияем.
На улице всё ещё прохладно. Осеннее солнце ещё не успело нагреть асфальт, и лёгкий ветерок приятно ласкает бёдра. Я чувствую, как край моих шорт нежно касается кожи при каждом шаге, а гетры мягко облегают ноги, придавая моей походке особую грациозность.
Курай идёт рядом, её спина прямая, пальто чуть распахнуто, и ткань играет на ветру, словно занавес в спектакле. Мы — главные роли в этом представлении.
Мы не спешим. До встречи с Нэти ещё почти час, и в этом — вся прелесть. Впереди не цель, а процесс. Улицы под нашими ногами кажутся чуть тише, чем обычно. Или это мы просто выходим за рамки обыденности.
— Смотри, — шепчет Курай, слегка кивнув на мужчину лет сорока, который остановился у витрины, но его взгляд, кажется, прикован к нашим бёдрам.
— У нас теперь фан-клуб? — улыбаюсь я.
— У нас теперь секта, — отвечает она. — Чёрная, с привкусом сливочного мороженого и лёгкой развратности.
— И немного французского шика, — добавляю я, поправляя шляпку.
Мы идём, не таясь. Наше равновесие — в том, что мы ничего не скрываем. Люди оборачиваются. Кто-то — украдкой, кто-то — смелее. Женщины щурятся, мужчины теряются. Молодые парни провожают нас взглядом так, будто мы материализовались из их снов. Кто-то улыбается, кто-то открывает рот, кто-то хватает подругу за руку. Мы проходим сквозь эту волну восхищённой тишины, не замечая ни одной лишней детали, кроме тех, что льстят нам.
— Как думаешь, заметят ли, что под платьем у тебя нет белья? — спрашиваю я, наклоняясь к уху Курай, чтобы прохожие не услышали.
— Ты хочешь проверить?
— Нет. Я хочу, чтобы они гадали.
Курай слегка кусает губу и идёт дальше, прижав пальто к бокам. Это её тонкий вызов. Мы умеем так играть.
Когда мы наконец выходим к торговому центру, в воздухе уже заметно теплее. Людей стало больше, но мы словно плывём сквозь них, не задевая никого, но оставляя за собой шлейф. Две девушки в чёрном. Синхронные шаги. Одинаковая посадка плеч, движения головы, ритм дыхания. Нам даже не нужно говорить — мы чувствуем, куда свернуть, когда остановиться, когда замедлить. Мы — двойная версия желания, разлитого по улицам.
У входа в ТЦ — кафе с летней пристройкой, ещё не убранной после сезона. Столы стоят, но часть из них — в полутени, без скатертей. Официант скучает у двери. Мы подходим, берём по мороженому — я беру клубничное, Курай — ванильное — и устраиваемся за одним из столиков в тени. Садимся бок о бок, будто репетировали позу. Подол её юбки ложится на край стула, мои шорты чуть натягиваются при движении ноги. Прохладный воздух касается колготок. От мороженого — холод и липкость на языке.
— Нам надо так ходить почаще, — говорю я, глядя, как прохожие замедляют шаги.
— Это почти как спектакль. Только без сцены. Только мы — и публика.
— Думаешь, они заметили, что мы полностью одинаково одеты?
— Думаю, они заметили слишком много. И теперь не могут это развидеть.
Мы смеёмся. Тихо, чувственно. Люди за соседним столиком явно стараются не пялиться, но у одного из парней ложка зависла в воздухе уже пару секунд. Его подруга раздражённо шепчет что-то, а он виновато смотрит в сторону. Это весело. Это приятно. Это возбуждает. Не столько их реакция, сколько то, как мы отражаемся друг в друге.
Я чувствую, как капелька мороженого касается уголка губ. Слизываю её медленно. Замечаю, как Курай делает то же самое. Синхронно. Мы глядим друг на друга и не можем не улыбаться.
В этот момент, среди людей, шума, города, мы — как пузырь. Нас никто не касается. И всё же все нас замечают.
Мы просто сидим. Но это не просто. Это мы.
***
Мороженое почти растаяло, но настроение только улучшалось. Я уже в третий раз вытирала уголок губ пальцем, наблюдая, как прохожие задерживают взгляд на наших юбках, колготках и гетре, которую Курай будто бы нарочно натянула чуть выше колена. А может, и правда нарочно? Зная нас, скорее всего, да.
Вибрация в телефоне прервала этот флирт. Экран загорелся коротким, но очень в стиле Нэти сообщением: «Вы где?»
