— Память на века! — произнесла я, не скрывая торжества и гордости в голосе, сохраняя видео и наслаждаясь потрясёнными, удивлёнными лицами моих милых участников сцены.
Они оба резко повернули головы, Марк выглядел потрясённым и немного смущённым, а Кури, встретившись со мной взглядом, неожиданно хихикнула, чуть прикусив губу и смущённо отвернувшись. Я улыбнулась ещё шире, помахала им телефоном и весело подмигнула.
— Лисса! — Только и смогла выдавить из себя сестра.
— Ну что? Ты прекрасна, Кири. А выражение лица Марка... Бесценно! Не благодарите, — бросила я шутливо, прижимая телефон к груди, словно самое ценное сокровище. — Через много лет будем пересматривать и вспоминать этот день!
Я не смогла сдержать смех, отступая назад и закрывая за собой дверь, оставляя их наедине с остатками смущения и моим звонким смехом, который эхом разнёсся по ванной комнате.
Мне стало легко и радостно от того, что всё прошло именно так. В этот день было столько красоты, страсти и нежности, что теперь они навсегда останутся с нами.
Вернувшись в комнату, я с улыбкой посмотрела на телефон и опустилась на диван, чувствуя полное удовлетворение от произошедшего.
Да, это было незабываемо.
Я всё ещё смеялась, прижимая телефон к груди, когда дверь ванной внезапно распахнулась, и в комнату величественно вошла Курай. Я подняла голову и сразу же расплылась в улыбке. Богиня. Моя маленькая, дерзкая, абсолютно непредсказуемая богиня.
На ней не было ничего, кроме влажных волос, в которых застряли редкие пузырьки пены, капель воды, блестящих на коже, и белоснежных следов пены на груди, животе и лобке — хрупкое прикрытие, которое только подчёркивало её наготу. Кожа поблёскивала от воды, грудь слегка вздымалась с каждым вдохом, а взгляд — этот взгляд! — был полон озорства, лукавства и той самой нежности, от которой я всегда теряла равновесие.
Курай подошла ко мне без слов и, прежде чем я успела что-то сказать, схватила меня за руку и потянула за собой.
— Эй! — воскликнула я, смеясь. — Куда?
— Мыться, вредина, — ответила она с невинной улыбкой, которая, как всегда, означала нечто противоположное.
Я позволила утащить себя, всё ещё смеясь и слегка сопротивляясь, больше для вида, чем по-настоящему. Мы прошли в ванную, и я сразу заметила, что наша «купальня» — глубокая часть ванны — была наполнена до краёв. Вода поднималась почти до самых краёв, по поверхности плавала пена, а вокруг висела полупрозрачная штора, отделяя нас от остального мира и создавая уютную интимную атмосферу тепла и пара.
Марк стоял у края ванны, уже чистый, с влажными волосами, слегка смущённый, но довольный. Увидев нас, он слегка покраснел, но кивнул с лёгкой улыбкой:
— Я закончил. Купальня готова принять божеств.
— Умничка, — протянула Курай, склонив голову. Я подмигнула Марку, благодарно улыбнувшись, и он с лёгким поклоном отступил, оставляя нас одних.
— Пойдём, сестричка, — прошептала Курай, уже забираясь в тёплую воду. Я не стала медлить и вошла следом.
О, как же это было приятно! Горячая вода мягко окутала нас, а пена — пушистая и ароматная — ласкала кожу, скользя по плечам и бёдрам. Мы устроились напротив друг друга, наши ноги соприкасались под водой, руки скользили по бортикам, а спины прижимались к прохладному кафелю. Сначала мы просто наслаждались тишиной и теплом, но потом, конечно же, начались игры.
Сначала Курай, хихикнув, запустила мне в лицо ладонь, покрытую пеной. Я отфыркнулась, но тут же ответила, бросив ей в грудь целый ком пены.
Началась весёлая, почти детская игра: мы брызгались, обливали друг друга, покрывали пеной плечи, щёки, грудь. Курай вдруг попыталась окунуть мою голову в пену, назвав меня «пенной принцессой», а я её — «Королевой пузырей». Мы смеялись, плескались, обнимались, скользили в воде, чувствуя, как между нами вновь возникает тёплая, уютная связь.
А потом всё стихло. Марка больше не было — он оставил нас наедине. Вода стала спокойнее, пар — мягче. Мы разлеглись по обе стороны купальни, лениво развалившись в горячей воде, голова у меня лежала на краю, а ноги касались Курай под водой.
— Знаешь… — тихо произнесла я, не открывая глаз. — Этот день был… какой-то нереальный.
— М-м… — только и выдохнула Курай. — Словно сон. Только… слишком чувственный для сна.
— Или слишком честный.
— Тоже правда.
Мы замолчали. Только лёгкое бульканье воды, тихое дыхание и капли, стекающие по стенкам ванны.
— Помнишь, как мы сегодня нарядились для прогулки? Как люди оборачивались?
— Да, — усмехнулась Курай. — Ты видела того мужчину у метро, который чуть не врезался в столб?
— Видела? Я чуть не расхохоталась ему в лицо.
— А потом Нэти…
Я открыла глаза и посмотрела на сестру. Её лицо было наполовину скрыто пеной и волосами, но глаза сияли.
— Она была такой красивой, когда ты её ласкала, — сказала я, не скрывая восхищения. — Ты была… невероятная.
Курай покраснела. Настоящий, глубокий, алый румянец покрыл её щёки. Я улыбнулась, проведя ногой по её икре под водой.
— Ты знаешь… Я хотела, чтобы ты пришла домой, и я бы тебе помогла, — призналась я. — А ты… не выдержала прямо у двери.
— Прости, — прошептала она, опустив взгляд. — Я просто… не смогла сдержаться.
— Ничего не прощу, — усмехнулась я. — Мне это безумно понравилось.
Снова тишина. Блаженная, наполненная. Тела расслабленные, мысли — медленные, мягкие, как тёплый пар, как пальцы в пене. Мы лежали, лениво болтая ногами, едва касаясь друг друга, и не нужно было больше ни слов, ни действий.
Был только этот вечер. Только мы. Только шум воды, свет от настенного светильника, который танцевал на плитке, и ощущение, что мы — две части одного целого. Очищенные. Умытые. Уставшие. Счастливые.
Полежав ещё немного мы поднялись и включили душ.
Горячая вода смывала последние следы пены с наших тел, и я чувствовала, как с ней уходит остаточное напряжение. Курай молчала, только иногда тихо вздыхала, как кошка, которую гладят под струёй тёплого дождя. Мы просто стояли рядом, плечом к плечу, позволяя воде ласкать нас, стекать вниз по изгибам, по груди, по бедрам, нежно целуя колени и лодыжки, забирая с собой всё, что осталось от нашей дневной дерзости. Оставляя после себя только чистоту, тепло и ощущение завершённости.
Когда всё было смыто — пена, пот, соль, жар — мы вышли из душа и, не торопясь, вытерлись полотенцами. На коже осталась только приятная прохлада, чистота и немного лени. Мы переглянулись и синхронно усмехнулись — всё ещё обнажённые, но уже не с оттенком страсти, а с той естественной лёгкостью, которая приходит после настоящей близости.
Мы прошли по коридору, босыми ногами мягко ступая по полу, и направились на кухню. Я была уверена, что там нас ждёт тишина и темнота, но приоткрыв дверь, едва не рассмеялась.
Марк уже сидел за столом, вполне собранный, в одёжке и даже… хозяйственный. Его волосы были чуть влажные, но аккуратно приглаженные, а на лице — немного смущённое, но довольное выражение. Видимо, пока мы баловались, он не терял времени даром. Кухня сияла чистотой. Посуда на месте, раковина пуста, а на столе…
На столе стоял чайник, из которого поднимался тонкий аромат фруктового чая. Пара чашек — мои любимые, с золотыми краями — были аккуратно расставлены. Рядом ваза с печеньем, сахарница, ложки — всё, как будто он не только всё знал, но и готовился нас приятно удивить. Я перевела взгляд на Курай и прищурилась.
— Ты ему дала инструкции?
Она хитро улыбнулась и кивнула:
— Ну, кое-что подсказала. Он справился.
Я подавила смешок. Честно? Я была впечатлена. Как ни странно, после всего, что сегодня произошло, увидеть его вот так, в роли заботливого мальчика с чаем — было даже мило.
Но мы с Кури решили: на сегодня игр хватит. Мы всё-таки девушки воспитанные… иногда.
— Думаешь, он уже всё переварил? — прошептала я, склоняясь к уху сестры.
— Или наоборот — переварить не может, — так же тихо ответила она, и мы обе прыснули от смеха.
Не говоря ни слова, мы мягко развернулись и прошли в нашу комнату. Накинув на себя любимые ночнушки — я выбрала чёрную, полупрозрачную, с тонкими бретельками и кружевом вдоль груди, Курай — сливочную с маленькими вышитыми цветами и струящейся юбкой — мы переглянулись и синхронно кивнули: да, теперь можно.
И уже в них, немного успокоенные, в уюте и мягкости ткани, мы вернулись на кухню. На этот раз — просто быть. Пить чай. Наслаждаться вечером. И друг другом.
Марк поднял глаза, увидел нас — и облегчённо выдохнул. Возможно, он боялся, что мы опять явимся нагишом и всё начнётся заново. Но мы были милы, домашни, почти невинны — настолько, насколько это вообще возможно после такого дня.
Мы сели рядом, почти одновременно, как и всегда. И чай оказался именно тем, что было нужно. В нём не было страсти. Не было игры. Был только уют, тепло чашки в ладонях и лёгкий аромат малины с яблоком.
Тишина на кухне была тихой не от неловкости, а от покоя.
И это было прекрасно.
Мы сидели втроём, окутанные паром после душа, теплом чашек и какой-то особенной, тихой, почти сказочной атмосферой. В комнате царило странное чувство завершённости — как будто мы прожили не просто день, а целую главу жизни, насыщенную, чувственную, немного безумную, но при этом удивительно настоящую.
